Вы здесь

Архиерейское совещание 1948 года и современные мифы о нем

[1]  [2] 

Когда эти два отказа стали непреодолимыми, и начало меняться отношение Патриархии к экуменическим перспективам в негативную сторону.

Однако вновь хочу процитировать документ. В начале 1946 года Патриарх Алексий направляет Карпову доклад, тезисы которого таковы:

1. Экуменическое движение и участие в нем Русской Првославной Церкви представляется главным фактором воссоединения зарубежных русских православных епархий.

2. Вселенский Патриарх признается потерявшим авторитет в православном мире, а прочие Восточные Патриархи не способны к восприятию этого авторитета, и способность к такому восприятию только у Русской Православной Церкви.

3. Необходимо войти в сношения с лидерами экуменического движения для показа своего интереса. Организовать объединение восточноевропейских православных Церквей для выступлений на предстоящих экуменических конференциях, для чего обратиться ко всем православным Церквям с предложением высказать свое мнение по экуменическому движению. На торжествах, "посвященных тысячелетию преподобного Иоанна Рыльского, в Болгарии в мае 1946 года принять единое для восточноевропейских Церквей решение по экуменическому вопросу.

4. Направить патриаршую комиссию в Англию для знакомства с лидерами и документами экуменического движения. Решению комиссии подлежат следующие вопросы:

A) Пересмотр и аннулирование мандатов, выданных якобы от РПЦ митрополитом Евлогием (Георгиевским) профессорам Парижского богословского института Алексееву, Вышеславцеву, Федорову, Зеньковскому, Зандеру и др.;

Б) Склонение Варшавского митрополита Дионисия и Финского архиепископа Германа к необходимости воссоединения их епархий с РПЦ;

B) Убеждение через митрополита Фиотирского Германа или Болгарского митрополита Стефана Константинопольского Патриарха Вениамина в необходимости прекратить его дальнейшую политику по отношению к РПЦ и отказаться от дальнейшего окормления Польской и Финляндской Церквей;

Г) Вопрос об изоляции митрополита Анастасия (Грибановского) (глава Зарубежной Церкви) в его возможных попытках получить покровительство от какого-либо Восточного Патриархата. Направить представителя по экуменическим вопросам в Англию, считать преждевременными какие-либо диспуты по вопросам вероучения. В случае вступления в экуменическое движение в первую очередь выдвинуть предложение о создании Всемирной Ассамблеи Мира.

Такого рода документы можно приводить еще, и из них будет явствовать, что первоначально наша Церковь была за включение в экуменический диалог, но с условием достижения определенных целей, в том числе политических, и с гарантией, что ее голос будет весьма и весьма весомым.

Затем, однако же, произошел ряд политических перемен, и уже к концу 1947 года становится понятно, что наша Церковь на этих условиях не сможет участвовать в экуменическом движении. Опять же становится понятным, что Константинопольский Патриархат не примет в этом участия, и Восточные Церкви будут действовать самостоятельно.

И тогда принимается решение: вместо собора в Москве будет созвано совещание. 3 июля 1947 года Иерусалимский Патриарх Тимофей пишет в Москву: «Мы не готовы к участию в предложенном совещании. Надо отсрочить собор, и его отсрочка есть дело важное и полезное для единения Православной Церкви». Еще ранее, 16 июня 1947 года, Александрийский Патриарх Христофор отказывается принимать участие в Московском соборе, поясняя, что соборы может созывать только Константинопольский Патриарх. В ответ наш Патриарх Алексий пишет Патриарху Александрийскому весьма справедливые вещи: «Ваше Блаженство подробно доказывает, что всеправославный собор не может быть созван в Москве помимо желания трех древних Патриархий. Полагаю, тут имеется большое недоразумение. Мы поставили вопрос о созыве не Вселенского Собора, а лишь совещания предстоятелей Церквей, каковое совещание по своему составу и компетенции существенно отличается от собора».

Итак, уже из этих слов Патриарха Алексия понятно, что никакого собора в Москве в 1948 году уже не планировалось, а планировалось именно совещание. Кроме того, Русская Церковь не вступала в ВСЦ (совещание предполагалось в Москве в июле 1948 года, а учредительный съезд ВСЦ планировался в Амстердаме на август того же года). Так вот, уже в феврале 1948 года было известно, что Совет по делам Русской Православной Церкви принял решение о невступлении нашей Церкви в эту структуру. Соответственно, все резолюции совещания — из архивных дел и протоколов это видно — были подготовлены заранее. И в ходе совещания, когда оно началось, шла не выработка мнений, не достижение некоего консенсуса, а шло реальное давление, работа по убеждению всех участников поддержать заранее подготовленную резолюцию.

Вот у меня в руках один из двух томов деяний этого совещания. По экуменическому вопросу: открываются прения докладом представителя Румынской Православной Церкви профессора Комана. Доклад очень серьезный, обстоятельный. Он, скорее, склоняет к тому, что Православные Церкви должны активно участвовать в экуменическом диалоге.

Следующий доклад главы Болгарской Православной Церкви Экзарха Стефана. Его доклад в том же духе.

И лишь третий доклад, отца Григория Разумовского, — резко против. Так что же произошло? Почему и Румынская Церковь, и Болгарская подписались под точкой зрения отца Григория Разумовского, отказавшись от своих прежних слов?

Что касается Румынии, точно не скажу. А вот о перемене в позиции болгарского митрополита мы сегодня уже можем узнать из отчета, который Карпов направил Сталину по итогам этого совещания: «…Попытки Константинопольского Экзарха Германа склонить митрополита Стефана к защите экуменизма не имели успеха. Решающим моментом, определившим поведение Экзарха Стефана, была телеграмма министра иностранных дел Болгарии товарища Коларова, подтвердившего принципиальное согласие болгарского правительства на установление патриаршества в Болгарии». Цена вопроса оказалась очень высокой. В Болгарской Церкви до этой поры не было патриаршества. Она управлялась митрополитами, которых, вдобавок, не признавал Константинопольский престол. И вот как раз на этом совещании удалось добиться, при посредничестве Русской Церкви, согласия Константинополя на снятие анафемы с болгарской схизмы, и, соответственно, встал вопрос об избрании законного Патриарха. Этот вопрос перед своим правительством Болгарская Церковь ставила и раньше, но получала отказ. Теперь взамен на поддержку Русской Церкви в экуменическом вопросе болгарское правительство, вполне про-советское, дало свое согласие на утверждение патриаршества в Болгарии.

Надо сказать, что в резолюции совещания нет никакого осуждения экуменических контактов и экуменизма как такового. Резолюция составлена очень грамотно, там подчеркивается, например: «…Принимая во внимание, что целеустремление экуменического движения, выразившегося в образовании ВСЦ, в современном понимании не соответствует задачам Церкви Христовой, как их понимает Православная Церковь».

В каждом пункте есть это уточнение: «в современном понимании». Здесь мы видим не отказ от диалога как такового, от попыток соединения, а отказ от излишней политизации в ту или иную сторону.

Парадокс состоит в том, что, обвиняя экуменистов в политизации, сама наша Церковь действовала под крайним давлением именно политических сил.

Что же касается собственно экуменизма, то здесь есть очень интересное выражение: «…вместе с собственно Православием тому же влиянию подвергаются армяно-григорианская, сиро-яковитская, абиссинская, сиро-халдейская церкви, а также и старокатолические церкви, столь родственные Православию».

Кстати, и вне этого совещания в нашей Церкви раздавались голоса, не враждебные экуменизму. Когда святитель Лука Войно-Ясенецкий прочитал антиватиканский доклад архиепископа Гермогена Казанского, он направил в Патриархию следующее письмо: «Взяло меня раздумье об экуменическом движении, и хотелось бы написать статью в журнал Московской Патриархии, но для этого надо было бы иметь энциклику Константинопольского Патриарха и отчет об Амстердамской конференции. Не сможете ли прислать их мне? Пользуюсь случаем, чтобы высказать Вам, как редактору журнала, свою глубокую скорбь по поводу статей и докладов на совещании летнем архиепископа Гермогена. Зачем ему нужно было собрать все самое грязное, самое отрицательное о Римской Церкви? Неужели нет в ней и светлого и положительного, нет чудес и святых? Разве Церковь католическая только папа и кардиналы, только Ватикан, к политике которого мы все относимся отрицательно? Разве Церковь католическая не состоит из миллионов простых людей с чистыми и благочестивыми сердцами? Зачем же отравлять их статьями Гермогена, ставящими злые и тяжко греховные преграды между христианами? Зачем, зачем, зачем тяжелый грех на радость врагам Церкви?» (Письмо от 8 декабря 1948 года).

Наконец, надо сказать, что московское собрание 1948 года не было признаваемо обязательным для его участников.

Московская Патриархия, собирая это совещание, как повод для него предложила празднование 500-летия автокефалии нашей Церкви. На это все православные Церкви откликнулись и приехали. Но с самого начала Константинопольская и Греческая Церкви заявили: мы приехали только на праздник, никакого собора и совещания мы не признаём. Они даже не появились в зале заседаний. Более того: глава константинопольской делегации владыка Герман, митрополит Фиатирский, был одним из соучредителей ВСЦ. С ним в Москве никто эту тему не обсуждал, его мнения никто особо не спрашивал. Из тех Церквей, представители которых были и подписали эти документы, Антиохийская впоследствии отказалась от подписи. И уже в августе делегация Антиохийской Церкви участвовала в Амстердамском экуменическом саммите. Другие же Восточные Церкви: Константинопольская, Александрийская, Иерусалимская, Элладская, Кипрская также участвовали в Амстердамской ассамблее.

То есть, по сути, решения совещания были признаны и до времени реализовывались только Балканскими Церквями, включая Румынскую, — теми Церквями, где был не духовный, а чисто светский авторитет, политическое давление в поддержку решений московского совещания 1948 года.

Еще раз подчеркну парадокс: наша Церковь, находясь под громаднейшим политическим давлением, преследуя политические цели, обвиняла в политизации, тем не менее, западных экуменистов.

Не мене парадоксально и то, что, хотя в резолюции совещания было сказано, что экуменическое движение ушло от обсуждения вероисповедных тем и вместо этого занимается социальной благотворительностью и т. д., позже именно на этом базисе наша Церковь вошла в ВСЦ. То есть мы сами перестали на этой трибуне обсуждать богословские вопросы и сказали: давайте лучше окажем помощь угнетенным классам и народам, это и есть истинно христианское делание, и на этой почве давайте будем работать вместе. Надо сказать, что и до сих пор это один из главных пластов, уровней межрелигиозного и межхристианского сотрудничества. Так что этот путь оказался совсем не таким уж тупиковым.

Выводы: никакого вселенского собора и вообще собора в 1948 году не было. Не было там великого молитвенника и чудотворца митрополита гор Ливанских Илии Карама. То есть он там был, но великим чудотворцем не был. Если, согласно сказке, распространяемой «Русским вестником» и подобными изданиями, в 1948 году митрополит Илья, прибыв на совещание, облобызался со Сталиным, то это очень плохо согласуется с реальными фактами.

А факты следующие. Именно в 1948 году Сталин возобновил гонения на Православную Церковь. С 1948-го по 1953 год, год смерти Сталина, ни одного православного храма в СССР не было открыто. Более того: половина монастырей, открытых в период с 1944-го по 1948 год, была закрыта к 1953 году.

Возобновляется политика репрессий, и связано это с тем, что Сталин разочаровался в Московской Патриархии именно как в рычаге политической работы. Бывший семинарист, он прекрасно понимал, что никакие московские решения без санкции Вселенского Патриархата не будут иметь надлежащего отзвука в православной среде. И Советская власть теряет интерес к Московской Патриархии, политический интерес, внешнеполитический, — до той поры, когда на новом витке противостояния начнется борьба за разрядку. И тогда снова проявится этот интерес у советских структур, и тогда снова наша Церковь получит шанс выйти на арену международной дипломатии, которым она с успехом и к своей пользе реально воспользовалась. За что ее сейчас некоторые и обвиняют.

Вывод: реальное знание церковной истории — это хорошее средство для того, чтобы не пугаться нынешних миражей и призраков и все-таки оставаться в Церкви, понимая, что и ее история, и ее современность всегда были проблемны и сложны.

[1]  [2] 

Выступление на 2-х Бердянских чтениях
diak-kuraev.livejournal.com