Вы здесь

Почему Господь Иисус Христос
не называл себя Богом

[1]  [2] 

Иисус ХристосТакой вопрос нужно разрешить нам, сынам маловерующей современности, в виду частных возражений против Божества Христова, основанных на том, будто Сам Спаситель никогда не называл Себя Богом. Особенно искусно разработаны эти возражения магометанами, которые, к стыду нашему, оказываются нередко лучшими знатоками нашей Библии, чем мы сами.

Те из нас, христиан, которые читали Евангелие, спешат приводить изречения, по которым видно, что Господь требовал веры в Себя, одобрял исповедание Себя Сыном Божиим, Сам Себя так именовал и говорил о Своем единосущии со Отцем. Однако возражатели мало убеждаются этими изречениями Евангелия: магометане находят в них лишь указание на сверхчеловеческое достоинство Иисуса Христа, но не на Божественное, а рационалисты понимают их в пантеистическом смысле, в коем эти изречение применимы, по их мнению, ко всякому человеку, повинующемуся воле Божией. Опровергнуть этих последних легче, нежели магометан; достаточно им прочитать те слова Христовы, в которых Он открывает Свое исключительное отношение к Отцу, несвойственное прочим людям, и затем раскрыть совершенную несродность пантеистических представлений вероучению библейскому — ветхозаветному и Христову, всецело проникнутым личными отношениями между Богом и человеком.

Гораздо труднее удовлетворить требованиям магометан, которых семитическая культура научила довольно близко усваивать некоторые евангельские истины, но в тоже время и внесла в последние весьма последовательно проведенное искажение. Магометанство учить, будто Иисус, зачатый чрезвычайным образом от праведной жены, богатый Духом Божиим, даже Сам бывший Духом Божиим, и святейшим человеком, принес на землю учение небесное; но после его вознесения на небо (в которое магометане веруют, отвергая, однако, и воскресение Христово, и распятие, и смерть), ученики Его, особенно же, ненавистный для них апостол Павел, исказили Иисусово учение, а история Его жизни, изложенная в святой книге — Евангелии, после неоднократного будто бы искажения этой книги, представляется людьми в весьма ложном свете.

Подобным представлением дела лукавые руководители магометан достигают сразу двух целей. Они не препятствуют своим последователям одобрять пленительные истины евангельского учение и таким образом не понуждают их идти против явной истины, но с другой стороны заграждают им путь к решительному следованию ей, через присоединение себя к христианскому обществу, объявляя подлинное учение Иисуса-Пророка утраченным христианами, но восстановленным и усовершенным от Бога через Магомета.

Так как христиане, споря с последователями Магомета о преимуществе Своего Учителя перед последним, ссылаются на Божественное достоинство Христа, то магометане и стараются дать нам решительный отпор и в этой истине, и в самом убеждении нашем о неповрежденности Христова учения, — указывая на то, что Сам Иисус никогда Себя не называл Богом, а что догмат этот вымышлен Его учениками. Возражение это интересно опровергнуть не только для тех из нас, которым приходится встречаться с магометанами, но и для всех сознательно верующих христиан, потому что нечестивые слова тех обрезанных, увы часто произносятся и крещенными, но неверующими или маловерующими сынами европейской культуры. Эти последние без всяких оснований любят выделить евангелие из всей цельности Нового Завета, хотя весь Новый Завет написан также апостолами. Истинной причиной такого разделения служит, конечно, невежество. Евангелие мы кое-как помним по школьным урокам и по чтениям на литургии, а Апостола большинство никогда не читало и в церкви не слушает, потому что не понимает. Поэтому изречения Деяний, Посланий и Апокалипсиса для большинства современных полухристиан являются совершенно новыми и чуждыми их духовного строя словами. Но и это не всё еще. Протестантский характер нашего семейного и школьного воспитания приучил современного интеллигента выделять личность Иисуса Христа не только из жизни Его Церкви, не только из Посланий Его учеников, но даже из самых Евангельских сказаний, так что вышеприведенная магометанская точка зрения на христианство, нашим интеллигентам так же не чужда, как и выработанное в учении Л. Толстого отделение речей Христовых от описания событий Его жизни евангелистами. Таким образом, вопрос поставленный нами в заглавии статьи, встречает почти одинаковое к себе отношение и у магометан и у толстовцев. Не очень многим разнится отношение к нему и прочей европейской интеллигентной толпы.

Соблазнительный характер этого вопроса усиливается в современном сознании, опять-таки благодаря влиянию западных учений на наше школьное обучение вере. И вот, с разрушения этих-то западных взглядов на христианство и должно начать разрешение указанного недоумения о Божестве Христовом. Конечно, бесспорно, что истина эта есть одна из драгоценнейших и святейших истин христианства, которое перестало бы быть христианством, если бы утратило спасительную веру в эту истину. Но, с другой стороны протестантское учение о спасающей вере, именно о спасающей вере в Божество Иисуса Христа, при беспечном отношении к Его заповедям, освещает историю евангельскую весьма односторонне. Если всё наше спасение, принесенное на землю Иисусом Христом, сводится к тому, чтобы только уверовать в Его Божество, то, конечно, эта последняя истина и должна бы быть главным предметом Его проповеди. И, действительно, все протестантские истолковательные руководства по Евангелию и переводы с этих руководств, служащие учебниками в наших духовных школах, направляют к этой истине изъяснение всех речей Спасителя, не обращая обыкновенно внимания на их прямой нравственный смысл. Выходит, что Господь Иисус Христос в каждом слове Своем должен был указывать на Свое Божество, — в этом заключалась вся цель Его проповеди; этою истиною исчерпывается всё христианство.

И вдруг нам говорят, что прямо и ясно Господь нигде Себя Богом не называет; однажды Он говорил, что Отец болий Его, а в другой раз называет Отца Своим Богом и Богом Своих последователей. Если учение о Божестве Христовом есть единственная цель Его проповеди, то чем объяснить, что Он прямо не высказал того, что составляет всю сущность Его дела на земле? Теперь нам понятна и острота этого недоумения и нужда в его разъяснении.

Свойственен ли православным учителям такой взгляд на евангельское учение, как на распространение одного лишь догмата о Божестве Христовом? Конечно, св. Отцы наши не упускали случая указывать эту истину во всех изречениях Христовых, в коих она содержалась, тем более, что лучшие толкователи Евангелия боролись против отрицателей этого спасительного догмата — ариан. Но, в противовес современному протестантскому толкованию, наша церковная экзегетика свидетельствует не о том, будто Господь старался всем слушателям Своих речей внушить веру в Свое Божество, но напротив, что Он Свое Божество скрывал. Так в нескольких стихирах Праздничной Минеи и Цветной Триоди Христос называется Богом таящимся, то есть скрывающимся. Свое Божество, по толкованию св. Отцев, Господь скрыл до Своего воскресения не только от людей, но и от диавола, который потому только и довел иудеев до осуждения Его, что не знал Его Божества и его разрушительной силы над адским царством.

Согласуется ли такое воззрение Отцев с самой историй евангельской? Конечно, согласуется; как это мы сейчас покажем. А когда мы докажем, что Иисус Христос, будучи истинным Богом, имел намерение скрывать Свое Божество от неподготовленных к приятию сей истины людей, если поймем и те побуждения, которыми при этом руководствовался Господь наш и Учитель, то, надеюсь, поймем, почему Он Себя прямо и буквально не называл Богом, хотя и был Им, хотя и учил Своих апостолов вере в Себя, как Бога.

Об этой вере скажем несколько слов, прежде чем обратиться к евангельской истории. Спаситель открывал ее и святым апостолам, и даже неверным иудеям, когда они прямо спрашивали Его: кто же ты? «Из начала Сущий, как Я и говорил вам», — отвечает Господь. «Прежде даже Авраам не бысть, Аз есмь» (Ин. 8, 58); Аз и Отец едино есмы (Ин. 10, 29). В этих изречениях Господь открыл Свое предвечное бытие и единосущие с Отцем. Когда фарисеи выражали сомнение в учительских полномочиях Спасителя, то Он прямо заявил Свое Божественное право прощать грехи. «Да увесте, яко власть имать Сын Человеческий на земли отпущати грехи» и пр. (Мк. 2, 10). Эту власть, эту славу Господь имел «прежде мир не бысть» (Ин. 17, 5). Он исповедует Себя всеведущим и вездесущим: «якоже знает Мя Отец, и Аз знаю Отца (Ин. 10, 15); никтоже знает Сына, токмо Отец, ни Отца кто знает, токмо Сын (Мф. 11, 27); никтоже взыде на небо, токмо сшедый с небесе, Сын Человеческий, Сын на небеси» (Ин. 3, 13). Нужно ли толковать о том, что здесь Спаситель говорил лично о Себе, а не о том перевоплощении отвлеченного безличного мирового духа, какого здесь разумеет гр. Толстой? Не мировую эволюцию мирового духа, а Свою личную жизнь определяет Он в заключительной беседе Своей с учениками: «ныне веруете, яко от Бога изыдох. Изыдох от Отца и приидох в мир и паки оставляю мир и иду ко Отцу» (Ин. 16, 28).

Много еще можно найти в Евангелии Христовых слов, из коих видно, что Он исповедал Себя Богом, хотя и не говорил прямо? Я Бог. Ясно, что этими вышеприведенными словами Господь удостоверяет вопрошающих, что Он есть Существо вечное, лично и сознательно жившее до Своего плотского рождения и предназначенное к возвращению к прежней славе, равной с Богом. Из этих изречений видно, что, хотя Господь Иисус Христос ни разу не называл Себя Богом, но что сей догмат со всею определенностью и ясностью содержится в Его речах.

Нельзя, однако же, не заметить т того обстоятельства, что эти речи были сказаны среди учеников Христовых или, так сказать, вынуждены настойчивыми вопросами иудеев. Таким образом сохраняется во всей силе и та мысль церковного учения, что Господь, сколько возможно было, таил Свое Божество. Теперь и обратимся для проверки этой мысли к евангельской истории, как мы обещали.

Толкователи, склонные видеть во всех событиях и словах евангельских проповедь Христову о Своем Божестве, прежде всего указывают на Его чудеса, как на действия, совершаемые в целях такой именно проповеди. Несомненно, что чудеса Христовы были одним из важнейших побуждений для Его учеников веровать в Его сверхчеловеческое достоинство. Однако, смотрите, всегда ли Господь желал пользоваться распространением такой веры? В первое время Своей проповеди Спаситель воспрещает распространять весть о чудесных исцелениях, испытанных разными страдальцами. Так Он воспрещает разглашать чудеса исцелений прокаженных (Мк. 1), бесноватых (Мк. 3; Лк. 4, 41); скрывает Свое чудо на браке в Кане Галилейской (Ин. 2); не велит говорить апостолам о чудесном Своем преображении; воскрешение дочери Иаира показывает только пятерым. Но ведь в других случаях Спаситель Сам приказывал проповедовать о чудесах Своих, например, гадаринскому бесноватому, ученикам Иоанновым, сомневавшимся в Его посланничестве; наконец, множество чудес совершено Им перед многотысячной толпой народа, как например насыщение пятью, а потом семью, хлебами, воскрешение сына вдовы Наинской, воскрешение Лазаря и прочее.

И это противопоставление совершенно справедливо, скажем мы в ответ, и оно окажет нам прекрасную помощь для разрешения поставленного вопроса. Господь иногда открывал Свою чудодейственную силу, а иногда скрывал ее; чем же Он руководился в таких случаях?

Думается, что всего легче дать ответ через противоположный вопрос: что было бы, если бы Господь начал проповедь Свою с откровения о Своем Божестве, если бы, совершая чудеса исцелений, заключал их исповеданием той истины, что Он есть Бог, воплотившийся, но не престающий быть Богом, равным Отцу? Было бы то, что люди от ужаса и изумления умирали бы (Исх. 33, 20). Душа наша не может перенести ясного и неприкровенного обнаружения бесконечного Существа Божия перед собой. Никто да не помыслит, будто в таких словах есть преувеличение. В тех немногих случаях, когда Спаситель открывал не всю истину Божества Своего, а только малую часть Его славы, люди лишались чувств от ужаса: так было и с друзьями Его и с врагами. «Выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный», — говорил Петр после чудесного лова рыбы, а во время Преображения Христа на горе учеников Его объял такой страх, что они упали ниц на землю и лежали так до тех пор, пока не окончилось видение славы Господней, и Он, подойдя к ним в смиренном Своем виде, сказал: «Это я, не бойтесь». Но в другой раз подобные же слова Его: «Это Я», соединенные как бы с внутренним утверждением Своего Божества и сказанные перед целым полчищем врагов его, произвели то, что они «идоша вспять и падоша на земли».

Правда, эти исповедания Своего Божества Христос Спасителем не были единственные: часто они возбуждали то злобу, то насмешки иудеев, но такое равнодушное отношение к подобным откровениям потому только и возможно было, что те люди затемнили ум свой страстями или суетой до такой степени, что или не верили, или не понимали слов Христовых; когда же до ума их доходила мысль хотя бы о некоторой вероятности того, что учитель Иисус есть не простой пророк, а от Бога сошедший на землю, то они приходили в ужас и изумление и никак не смели коснуться Его (Лк. 4, 30; Ин. 7, 30; 8, 59; 10, 39; Лк. 11, 19). Судите же теперь, могли ли бы люди переносить совершенно ясно выраженную и подтвержденную чудесами мысль, что постоянно обращающийся с ними учитель есть Бог? Ведь не только обыкновенные грешники, но и богопросвещенные пророки и апостолы обмирали от страха, когда им являлся лишь ангел. А видения Бога не могут переносить даже ангелы, архангелы, херувимы и серафимы, со страхом закрывающие лица свои перед Его славой и не могущие ни на одно мгновение успокоить дух свой от трепетно восторженного славословия, как-то открыто было пророку Исаии (гл. 6).

Господь учил людей истине Своего Божества, но истину эту Он высказывал частями, дабы они убеждались в ней постепенно. Уму человеческому столь не сродно допустить, чтобы обращающийся с ним был небожителем и тем более Богом, что, по свидетельству евангелистов, даже апостолы принимали подобные глаголы, как нечто просто загадочное, а сознательно усвоили только по воскресении Христовом (Ин. 2, 22). Самое предсказание Господа о Своем воскресении они не усваивали (Мк. 9, 10), а во время предания Его забыли окончательно это предсказание, подтвержденное им от Учителя за один час до предания (Мф. 26, 32), забыли так глухо, что не дали никакой веры никакой веры мироносицам, когда те возвестили им явление воскресшего Господа (Мк. 16, 13), и даже своим собственным глазам не верили, видя Его перед собой, пока не осязали Его руками и не дали Ему пищи для принятия в снедь.

И вот только тогда, когда сомневавшийся Фома осязал Его раны, уста человека впервые со всей ясностью исповедали Христа истинным Богом: «Господь мой и Бог мой», и Христос одобрил это исповедание.

[1]  [2]