Вы здесь

Противоречат ли вечные муки Божией любви, или Соблазны оригенизма в наши дни

[1]  [2] 

Адские муки. Мозаика в Палермо
Адские муки. Мозаика в Палермо

Есть в христианском учении один вопрос, который всегда обсуждался с особенной остротой и болью. Это вопрос о том, как любовь Божия согласуется с вечными муками грешников. Если Бог есть Любовь (1 Ин. 4: 8), если Он милосерд и хочет спасения грешников (Иез. 33: 11), то неужели Он допустит не просто страдания, а вечные, безысходные муки Своих созданий, бесконечное наказание за грехи, совершенные в короткий период земной жизни? Небольшие оплошности на земле — и такое жестокое воздаяние! Какой смысл в творении, если оно, допустив ошибку в свободном выборе, обрекается на бессмысленные истязания, уже никогда не оборачивающиеся для страдающего хоть малой отрадой? Может быть, сами загробные муки — всего лишь педагогический прием, устрашающий любителей греха, и временно наказывающий тех, кто грешил слишком много?

Вопрос этот представляет собой крест для человеческой мысли. Разве найдется среди нас хоть один человек, который хотел бы мучиться вечно? В душе живет неистребимое желание — не исчезнуть, не погибнуть, иметь полноту благ и радости. Дело в том, что естество человека ориентировано на вечное бытие, и не просто вечное, а такое, в котором мы приобщались бы благам Небесного Царства. Потому что наше изначальное призвание и предназначение — вечное счастье в приобщении Богу. Иными словами, с чисто человеческой позиции, принять вечные муки не хочется, поскольку не хочется вечно мучиться. Если же эту душевную потребность вечного блаженства перевести в область философской, рациональной мысли, велик соблазн придумать систему, в которой проблема вечных мучений легко снимается, и такой человек дальше живет, не обременяясь мыслью о вечных последствиях за собственные поступки.

В XX веке в трудах некоторых богословов и церковных писателей стала высказываться мысль о том, что адские муки вовсе не обязательно вечны. Согласно этой идее, придет момент, когда «вечные» истязания прекратятся, и человечество вновь вернется к состоянию первозданного блаженства, оправдывая тем самым изначальную цель своего бытия. Аргументация этой идеи очень проста: любовь Божия превышает все наши грехи, и подобно тому, как обильно текущий родник гасит пламя костра, так и Божественное милосердие преизобильно покроет грехи человечества и остудит безжалостное пламя гееннского огня. Да и собственно сам адский огонь, согласно таким представлениям, для того и создан, чтобы переплавлять людей грешных в святых, очищать их от примеси страстей и грехов, подобно как земной огонь очищает золото от посторонних примесей. Высказывается также мысль, что во время Второго пришествия Христова и Страшного Суда люди всех времен и народов, всех верований и безверья, едва увидят грядущего во славе Господа, как несомненно преклонятся пред Ним, примут Его своими душами и навеки спасутся.

Имена проповедников этой идеи мы не считаем нужным называть. Как нам кажется, рассмотрению и обсуждению должны подвергаться не отдельные личности, а их учение (замечено, что оглашение имен всегда влечет за собой особую страстность в дискуссии). Впрочем, нам придется упомянуть, пожалуй, ключевое в высказанной парадигме имя (хотя жил человек этот в III веке, влияние его остается по сей день), принадлежащее одному из наиболее интеллектуальнейших, эрудировеннейших и аскетически настроенных в истории христианства людей — это имя Оригена Александрийского († 254).

Прозванный за свою интеллектуальную прочность Адамантием (что значит адамантовый, крепкий как алмаз), Ориген написал богословских произведений столько, что по объему они превосходили всю предшествующую ему церковную письменность. Его ученость и миссионерское усердие были таковы, что беседы с ним на религиозные темы искала мать императора Александра Севера (222 — 235) Юлия Мамея, а правитель Аравии приглашал его для беседы об истинной мудрости. Из среды его учеников вышли талантливые иерархи, миссионеры и пастыри; и даже святые учители Церкви, такие как Василий Великий и Григорий Богослов, в своих богословских трудах опирались на некоторые разработки Оригена — они собрали лучшие высказывания Оригена в особый сборник под названием «Добротолюбие» (которое, конечно, не надо путать с современным сборником святоотеческих творений).

Однако многие стороны учения Оригена были осуждены Церковью в VI веке. В частности, неприемлемой для православной веры стала мысль о будущем всеобщем восстановлении (апокатастасис). Согласно этой мысли, все осужденные на муку грешники и даже падшие ангелы когда-нибудь безусловно будут избавлены от гееннского огня. Тем самым все предопределяются ко спасению независимо от настоящего расположения воли, а вечность мучений ставится под сомнение. Ориген понимал строгость Евангельского суждения лишь как педагогическую меру, а слово «вечность», происходящее от слова «век», объяснял лишь как период значительной продолжительности.

Ориген, как может многим показаться заманчивым, называл Бога Врачом, исцеляющим посредством адского пламени наши греховные недуги. В своем произведении «О началах» он писал: «Если для выздоровления тела от тех болезней, какие мы приобрели через пищу и питье, мы иногда считаем необходимым лечение при помощи более или менее сурового и жестокого средства, а иногда — если этого потребует качество болезни — нуждаемся в мучительном применении железа и в болезненном отсечении членов, если же мера болезни превзойдет даже эти средства, то до крайности развившуюся болезнь выжигает даже огонь, то тем более, должно думать, и Бог, этот Врач наш, желая истребить болезни наших душ, полученные ими вследствие различных грехов и преступлений, пользуется подобными же карательными средствами и, сверх того, даже прибегает к наказанию огнем для тех, кто потерял здоровье души. Образы таких наказаний находятся также и в Священном Писании... Наказание посредством огня тоже нужно понимать в смысле врачебного средства» (Ориген. О началах. Кн. 2. Гл. 10: 6).

Ад в концепции Оригена превращается в исправительное учреждение наподобие католического чистилища. Прошедшие это чистилище безусловно спасаются, а попадают в него все, кто не сподобился Рая. То есть сама идея вечности адских мук снимается в принципе. Есть лишь этапы бытия человека разной продолжительности и разного духовно-нравственного содержания, неуклонно ведущие его к вечным благам. Стремишься ли ты вверх или катишься вниз, все равно когда-нибудь будешь принят на Небо. Вследствие своего пребывания в аду люди становятся святыми — благой Бог посредством огненного наказания истребляет грехи и тем самым одерживает победу над злом в душе человека.

На наш взгляд, одной из предпосылок подобного заблуждения являлось восприятие некоторых дохристианских философских идей, серьезное изучение которых Ориген предпринял в зрелом возрасте ради более успешного преподавания людям, воспитанным в традициях философии. Для античного философа (допустим, платоника) история не представляла абсолютной ценности, для него важно лишь то, что вечно. И Ориген утверждал, что мир разумных существ от вечности сотворен Богом, уже тогда были созданы все представители человечества как чистые духи, пребывающие в созерцании Бога. Охладев в любви к своему Творцу, они превратились в души (смысл термина «душа» Ориген возводил к греческому глаголу «охладевать», то есть «душа» есть «охладевшая») и в наказание были облечены телами, рождаясь на земле каждый в положенный ему срок. К прежнему созерцанию Бога они возвращаются посредством духовного подвига, кто же не явил в земной жизни духовных усилий, вернется к созерцанию чрез очистительное действие гееннского огня. Таким образом совершится цикл мировой истории, возвращаясь к исходной точке чистого бытия. А затем, по мысли Оригена, последует точно такой же цикл, ибо до нашего мира были и после него еще будут другие миры.

Можно вспомнить, что еще стоики учили о цикличном повторении бытия мира. Некогда появившись, мир должен сгореть и затем вновь возродиться во всех своих формах. Возвращение к исходному состоянию — принцип языческой космологии. В христианстве же состояние первозданного мира понимается лишь как отправная точка, с которой начинается путь самоопределения разумных тварей, одни из которых обретут еще больше, чем им было дано, другие же потеряют и то, что имелось в начале. Всякому имеющему дастся и преумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет (Мф. 25: 29). Очищая мир от последствий зла, Создатель дарует сохранившим Ему верность куда большее, нежели имели первозданные люди. И Я завещаваю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство, да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем (Лк. 22: 29—30) — с момента Боговоплощения христианам открыто обожение, как путь теснейшего единения с Богом.

Непосредственно у Оригена восприятие нехристианской мысли наблюдалось в том, что он учил о предсуществовании душ — подобным образом в Александрии уже учил выдающийся иудейский учитель, современник Христа, Филон Александрийский. Филон также полагал, что Писание богодухновенно в каждой букве и раскрыть его подлинный смысл можно лишь с помощью аллегорического метода толкования, чему способствует знакомство с античной философией. Влияние эллинизма пропитало религиозную мысль Филона. В эллинской философии предсуществование душ признавал Платон (правда, Платон говорил о многократных воплощениях — реинкарнациях во многие тела, включая неразумные формы жизни, а Филон учил о единократном ниспадении чистых духов в грубо материальные тела), о возвращении мира к прежнему состоянию, как мы уже сказали, учили стоики. Здесь-то и покоятся вероятные предпосылки для заблуждений Оригена, который, будучи ученым александрийцем, несомненно знакомился с мировоззрением своих идейных предшественников. Учитывая подобные мысли о предсуществовании душ и мнение об апокатастасисе, становится понятным, почему отцы Трулльского собора (691 г.) назвали Оригена и его последователей людьми, «возобновившими эллинские басни» (1 правило).

Ориген часто упоминается в современных богословских дискуссиях. В зависимости от личного отношения к предложенным им идеям, высказываются самые разные версии об отношении Церкви к Оригену. Некоторые утверждают, что сам Ориген был вполне православен и высказал свои мнения лишь из миссионерских целей, чтобы быть лучше понятым эллинской средой, высказал лишь как гипотезу, соответственно, Церковь осудила только ложные идеи-предположения, но не самого Оригена. К сожалению, это не так. Церковь осудила не просто отдельные мысли Оригена, как это было, например, на Пятом Вселенском соборе с блаженным Феодоритом Кирским, писавшим одно время против борца с несторианством святителя Кирилла Александрийского, или с Ивой Эдесским, написавшим письмо в защиту Нестория. Данные произведения были Церковью отвергнуты, сами же отцы, написавшие их, были оправданы. С Оригеном ситуация оказалась иной — Церковь осудила как его сочинения, так и его самого. Такому решению предшествовал эдикт святого императора Юстиниана, легший в основу определения поместного Константинопольского собора 543 года. В частности, на этом соборе было провозглашено: «Кто говорит или думает, что наказание демонов и нечестивых людей временно и что после некоторого времени оно будет иметь конец, или что будет после восстановление демонов и нечестивых людей, — да будет анафема» (9-й анафематизм).

В 553 году осуждение Оригена подтвердили отцы Пятого Вселенского собора. 11-й анафематизм звучит буквально так: «Если кто не анафематствует Ария, Евномия, Македония, Аполлинария, Нестория, Евтихия и Оригена, с нечестивыми их сочинениями, и всех прочих еретиков, которые были осуждены и анафематствованы святою кафолическою и апостольскою Церковию и святыми четырьмя помянутыми соборами, и тех, которые мудрствовали или мудрствуют подобно вышесказанным еретикам, и пребыли в своем нечестии до смерти, тот да будет анафема». Иными словами, Церковь анафематствует тех, которые сами не анафематствуют Оригена, то есть не признают его учение противоречащим Православию, в приведенном анафематизме сам Ориген поставляется в ряду прочих известных еретиков.

Многих подкупает ученость Оригена и его миссионерские заслуги. Когда к преподобному Симеону Юродивому (VI в.) пришли два монаха с подобным вопросом, святой разрешил их сомнения следующим образным выражением: «Ориген... зашел в море, не мог из него выйти и потонул в глубине» (Житие святого Симеона Юродивого — 21 июл./3 авг.). Глубина учености способна не только утолить жажду, но и утопить. Трагедия Оригена заключалась в том, что его личный гений обрел слишком многих беззаветных поклонников, которые вслед за научными достижениями приняли догматические ошибки Оригена и развили их еще больше (что наиболее остро проявилось в первой половине VI века и завершилось церковным осуждением оригенизма). Что же касается самого по себе миссионерства или аскетизма, то известно, что талантливыми проповедниками и аскетами были не только святые, но и еретики, например Арий и Несторий.

Вообще, под именем оригенизма понимается совокупность заблуждений, выраженных и развитых Оригеном: учение об ограниченности могущества Божия, предсуществование душ, посланных в тела для наказания за грехопадение, существование многих миров, одни из которых предшествовали нашему миру, а другие будут после него, мнение об одушевленности и разумности небесных светил, учение о сферичности первозданных разумных существ и т. д. Однако, как нам кажется, в наше время наиболее актуальным является оригенизм в его эсхатологическом ключе, то есть в отношении последних судеб мира и конечной участи человека.

В наши дни эсхатологический оригенизм проявляется в той же самой идее — загробные муки конечны. В подобных представлениях эсхатология сводится к двум этапам посмертного бытия — на первом этапе душа получает воздаяние по собственным заслугам, соответственно одни идут в Рай, другие — в ад; на втором этапе, с наступлением после Второго пришествия Христа благодатного вечного Царства, грешники, прошедшие гееннское очищение, изымаются из адского огня, и таким образом будет Бог всё во всем (1 Кор. 15: 28).

Надо сказать, что в идее апокатастасиса (всеобщего восстановления) есть свое рациональное зерно. Как мы знаем, начало мира — в благости Божией, и завершиться бытие мира должно также Божественной благостью — окончательной победой над злом, вечным торжеством Царства Божия. Ведь для благого и всемогущего Бога не бывает неизлечимых болезней, почему сотворенный мир должен вступать в вечность ущербным? Исходя из благости Божией, сторонники апокатастасиса делают скоропалительный вывод — всё должно стать таким же благим, каким оно было когда-то. Но все дело в том, что благость Божия не есть циничное уравнивание добра и зла, благость Господа не отменяет нашу ответственность за личный жизненный выбор, благость Создателя не перемалывает личное свободное самоопределение Его создания — человека.

Вечное спасение есть та духовная точка, в которой встречаются и пересекаются два взаимонаправленных вектора — Божие милосердие к человеку и человеческое усердие в стремлении к Богу. Одних только сил человеческих недостаточно, потому что никто из людей сам собой не взойдет на Небо, но и Божие милосердие само по себе не спасет человека, если он не будет стремиться к этому.

Когда мы говорим о земном, то признаем банальную истину: подлинная любовь уважает свободу другого, и потому истинно любящий не будет овладевать предметом своей любви помимо его желания. Почему же мы думаем, что в мире духовном должен игнорироваться этот важнейший закон, когда одним из проявлений образа Божия в человеке является как раз его свобода, реализующаяся в личном выборе. Вот, я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло (Втор. 30: 15), — возвестил пророк Моисей от лица Божия. Пред человеком жизнь и смерть, и чего он пожелает, то и дастся ему (Сир. 15: 17). Бог сотворил не робота, бездушно исполняющего команды мастера, а живое разумное существо, способное принимать в глубинах своего сердца свободные, личные, ни от кого не зависящие (в том числе и от Бога) решения. В этом был риск, потому что свободный выбор предполагает возможность двух противоположных отношений к Богу и соответственно двух противоположных состояний в вечности. Всевышний создал, как сказано в известном парадоксе, «тот камень, который Сам не сможет поднять» — если конечно «камень» не хочет этого. Окаменение грешника в его личном безбожном выборе не позволяет (употребим категоричное выражение) Богу согреть и одухотворить его душу любовью, хотя эта любовь окружает его так же, как воздух окружает переставшего дышать.

В системе Оригена имеется много логических неувязок, непродуманности, на что указывали многие исследователи (допустим, безусловное очищение всякого грешника не гарантирует его дальнейшей добровольной праведности, и Ориген так и считал, что очищенные души затем вновь будут падать и вновь посылаться в тела, опять возникнет такой же мир и всё пойдет заново — смысл тварного мира теряется в круговращениях вокруг падений разумных существ). Но здесь важно понять, что дело совсем не в отсутствии системной логичности. Ведь если подходить только с точки зрения «рацио», придраться можно и к системе православной догматики. Однако вспомним, что святые отцы и великие христианские богословы, чьи мысли наполняют систему православной догматики, основывались не только на человеческой логике и продуманности богословской системы с позиции земных наук, а прежде всего на Божественном Откровении. И там мы совершенно определенно читаем:

И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную (Мф. 25: 46) — подобно как блаженство праведников будет вечным, так же вечными будут и муки нераскаянных грешников.

Лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает (Мк. 9: 43—44) — вечность понимается как бесконечность, непрекращаемость.

Не познавшие Бога и не покоряющиеся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа... подвергнутся наказанию, вечной погибели (2 Фес. 1: 8, 9) — они подвергнутся не очистительному огню, а вечной погибели.

Таким образом, вечность мук — истина, ясно открытая нам в Новом Завете (есть множество и других цитат помимо приведенных нами). Даже в Ветхом Завете излагалась та же самая истина, например у пророка Даниила в описании будущего всеобщего Воскресения: И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление (Дан. 12: 2).

[1]  [2]