Противоречат ли вечные муки Божией любви, или Соблазны оригенизма в наши дни
[1] [2]
Нельзя не согласиться, что осознание подобных истин несет с собой в душу тревогу, ведь мы не знаем собственной будущей участи. Поэтому важно понять, что Церковь изобличала оригенизм не для того, чтобы радоваться о будущем вечном возмездии грешникам, а для того, чтобы мы вовремя увидели истинное положение вещей, начали ценить отведенное нам Богом время. Правда оказывается суровой, но она лучше заманчивой и льстивой лжи. Святитель Иоанн Златоуст предостерегал: «Диавол для того и убеждает некоторых думать, что нет геенны, чтобы ввергнуть в геенну. Напротив, Бог угрожает геенной и ее приготовил, чтобы мы, зная о ней, так жили, чтобы не впасть в геенну» (Полное собрание творений св. Иоанна Златоуста. Т. 8. Кн. 2. М., 2002. С. 786). Этот же Святой Отец говорил об аде, что «заключенные там вечно горят в огне и претерпевают такое мучение, которого и описать невозможно. Если никакое слово не может выразить и тех лютых страданий, какие терпят люди, сжигаемые здесь, то тем более неизобразимы страдания мучимых там. Здесь, по крайней мере, все страдание оканчивается в несколько минут, а там палимый грешник вечно горит, но не сгорает» (Полное собрание творений св. Иоанна Златоуста. Т. 7. Кн. 1. М., 2000. С. 458).
Иногда от людей, которые стараются наиболее ясно раскрыть евангельское благовестие, можно услышать, что сущность Божия есть любовь. С богословских позиций это не совсем точно, потому что сущность Божия непостижима и невыразима, она не может быть определена пусть и самым прекрасным человеческим словом. Тем не менее, можно сказать, что любовь есть самое возвышенное свойство Божие. И из того, что можно на человеческом языке сказать о Боге наиболее проникновенно, есть известная фраза апостола Иоанна: Бог есть любовь (1 Ин. 4: 16).
Бог есть любовь не в смысле сентиментальной жалости к падшему мирозданию. Бог есть Любовь и не в смысле безграничного снисхождения к любым нашим проступкам — Никому не заповедал Он поступать нечестиво, и никому не дал позволения грешить (Сир. 15: 20). Но Бог есть Любовь в том смысле, что дарует нам возможность принять участие в Его вечной Божественной жизни, для чего по любви к человеку пострадал во плоти за наши грехи — Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою (1 Ин. 3: 16).
Удивительные оттенки обретает эта мысль в полном контексте Писания: Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1 Ин. 4: 16). Создатель подает нам возможность, активную силу, способную нас возвести к Нему. Этой возможностью является, как искренний отклик души, наша личная любовь к Нему (и пребывающий в любви пребывает в Боге), которая, если действительно обымает душу, становится активной силой, препобеждающей грех.
В этой связи задумаемся над следующей истиной. Вечное Царство Божие есть Царство Любви, ибо Сам Бог есть Любовь. И потому в Его Царстве жить смогут лишь те, кто Его действительно любят — Любовь до того совершенства достигает в нас, что мы имеем дерзновение в день суда, потому что поступаем в мире сем, как Он (1 Ин. 4: 17) — кто ради любви к Нему отреклись от греховных соблазнов, победили в себе пороки и страсти, которые все основаны на ложной любви к себе и болезненной привязанности к тленным, эфемерным благам мира земного. Любовь выражается в верности, и кто говорит, что любит, но каждый день изменяет, тот лжет. Порочный человек любит собственные страсти больше, чем Бога — как такой сможет созерцать в Раю святость Божию? Любовь к Богу выражается в верности Его заповедям, а заповеди предполагают труд над собой, преодоление в себе того, что мешает нам быть с Богом. Наши грехи и страсти подобны тлеющим уголькам, способным разгореться в адское пламя, нестерпимо жгущее душу в вечности.
Итак, суть вечных мучений не в том, что грешников наказали по нелюбви к ним, а потому, что они сами оказались неспособны к любви. Не в гневном отвержении оступившихся суть мучений, а в их личном отвержении Бога и обращенной к ним Его любви. Действительно, как находиться в Раю тому, кто не любит Бога и ничего не сделал для того, чтобы явить эту любовь в собственной жизни? Это станет настоящим мучением, адом. Вот в этом и заключается суть загробных страданий.
Святой Ириней Лионский писал: «Всем, соблюдающим любовь к Нему, Он дает Свое общение. Общение же с Богом есть жизнь и свет и наслаждение всеми благами, какие есть у Него. А тех, которые по своему произволению отступают от Него, Он подвергает отлучению от Себя, которое сами они избрали. Разлучение с Богом есть смерть, и удаление от света есть тьма, и отчуждение от Бога есть лишение всех благ, какие есть у Него. Посему те, которые чрез отступничество свое утратили вышеупомянутое, как лишенные всех благ, находятся во всяческом мучении, не потому, чтобы Бог Сам по Себе наперед подвергал их наказанию, но наказание постигает их вследствие их лишений всех благ. Но блага Божии вечны и без конца, поэтому и лишение их вечно и без конца, подобно тому, как относительно неизмеримого света сами себя ослепившие или ослепленные другими всегда лишены сладости света не потому, чтобы свет причинял им мучение слепоты, но самая слепота доставляет им несчастие» (Ириней Лионский, св. Творения. М., 1996. С. 505).
Рассказывают, что во время Второй мировой войны одна семья оказалась в подземных помещениях под завалом, в полной темноте. Выбраться наружу не представлялось возможным, но поскольку в этих подвалах находился продуктовый склад, то все время пребывания в мрачном подземелье люди не испытывали в чем-либо недостатка. Трудно сказать, сколько месяцев провели они в вынужденном заключении, но несчастные настолько привыкли к своему положению, что свободно общались, не смотря на полное отсутствие света. Наступил момент, когда их неожиданно открыли. И что же? С первым же явлением света солнца семья моментально ослепла, и та темнота, к которой они привыкли во время своего затвора, теперь стала их постоянным достоянием.
В наши дни нередко излагается мнение, что расставшись с телом, душа непременно увидит Христа в аду и, если захочет, примет Его уже там (такова идея вневременного, а не единократного сошествия Христа во ад). Также высказывается мысль, что во время Второго пришествия, с явлением Христа — Солнца правды на Страшном Суде, люди всех вер и безверья, как только увидят Его, так сразу же примут Его и спасутся, поскольку не смогут со всей очевидностью не признать Его как истинного Спасителя. В этой связи приведем слова преподобного Симеона Нового Богослова: «Подобно тому, как слепцы, не видящие сияющего солнца, хотя и всецело, со всех сторон бывают освещаемы им, однако являются вне света, будучи удалены от него чувством и зрением; так и Божественный свет Троицы есть во „всём“, но грешники, заключённые во тьме, и среди него не увидят его и совершенно не имеют божественного познания и чувства, но опаляемые и осуждаемые своею собственною совестью, они будут иметь неизреченное мучение и невыразимую скорбь во веки» (Симеон Новый Богослов, прп. Творения. Св.-ТСЛ., 1993. T. 3. С. 123). Иными словами, та духовная темнота, которая стала внутренней сутью безбожных людей, при явлении истинного Света никуда не исчезнет, а только обернется вечным мучением, которое тем мучительнее, что противоположно бескрайнему Свету.
Несомненно, что при Втором пришествии Христа, когда Он явится во всей Своей славе и величии, Его вынуждены будут признать Богом и Вседержителем даже самые упорные в неверии, закоренелые грешники. Но запоздалое раскаяние уже не принесет пользы, не оправдает их на Страшном Суде. Второе пришествие явит Христа как Судью и Владыку. Признание Его таковым станет лишь обнаружением очевидного факта, а не итогом личного свободного принятия Его как Спасителя. Святой Ириней Лионский, описывая веру древней Церкви, свидетельствует о грядущем Суде: «Пред Христом Иисусом, Господом нашим и Богом, Спасом и Царем, по благоволению Отца невидимого, преклонится всякое колено небесных и земных и преисподних, и всякий язык исповедает Ему (Флп. 2: 10 — 11)», то есть да, пред Ним в день Суда все преклонятся, но дальше святой Ириней продолжает: «И да сотворит Он праведный суд о всех: духов злобы и ангелов, согрешивших и отпадших, а также и нечестивых, неправедных, беззаконных и богохульных людей Он пошлет в огонь вечный, напротив праведным и святым, соблюдавшим заповеди Его и пребывшим в любви к Нему от начала или по раскаянии, дарует жизнь, подаст нетление и сотворит вечную славу» (Ириней Лионский, св. Творения. М., 1996. С. 50).
Некоторые полагают, что в основе отвержения Бога лежит только незнание: люди не знали, какое счастье они обретут, если обратятся к Богу, а во время Второго Пришествия (да и вообще, в самых адских страданиях) узнают и потому обратятся. Но дело в том, что во многих случаях не было и произволения к знанию. Святитель Григорий Двоеслов верно сказал: «Нечестивые потому имели конец грехов, что имели конец жизни. Они желали бы, если бы могли, жить без конца, чтобы иметь возможность грешить без конца» (Григорий Двоеслов, свт. Творения. М., 1999. С. 688). Эти люди подобны богачу из известной евангельской притчи, который просил нищего Лазаря доставить ему прохладу хотя бы на миг, но сам так и не вспомнил про Бога — его беспокоили душевные страдания, а не лишение Бога. Свыкшиеся со грехом мучиться не хотят, но и Небесный Отец им не нужен. Таковым хочется, чтобы им просто было всегда хорошо, и при чем здесь Создатель? Они не хотят усилий для общения с Господом, но и не видят реальных последствий жизни без Бога. Их внутренний мир ориентирован на комфорт и усладу, только вот эти сладости и покой кардинально иного порядка, чем блага Божии, обретаемые в Его вечном Царстве. Тем не менее, бытие создано Богом с определенными законами. Есть законы физического порядка, а есть законы порядка нравственного и духовного. Согласно последним, не может вечное счастье быть подано беззаконию, ставшему второй природой, натурой грешника. Не в возмездии здесь дело, а в духовно-нравственном достоинстве человека. Наша реальная жизнь, качества нашей души преломляются в вечности в то состояние, которое окажется для нее вполне своим и естественным-либо благим, либо мучительным.
Симпатия к взглядам Оригена особенно понятна в наши дни, когда хочется пожить здесь в свое удовольствие, но и там, за гробом, не лишиться блаженства. Сластолюбивый мечтает о наслаждении. И собственно Рай он представляет как полноту телесной сладости. Если же мы признаем, что Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим. 14: 17), то ясно, что причастниками Царства могут стать только те, кто стяжали Духа Святого, в ком воцарились праведность, мир и радость, которая рождается в душе от общения с Богом (также как тоска и уныние — от утраты общения с Господом). Кто сим служит Христу, тот угоден Богу и достоин одобрения от людей (Рим. 14: 18). Потому что в приобщении Богу как высочайшему Благу уже содержатся все прочие блага и подлинное наслаждение, и в этом объективная причина для переживания душой райского блаженства.
Мы все знакомы с притчей о десяти девах и знаем ее многообразные толкования. Особенно проникновенным является смысл, найденный в притче преподобным Серафимом Саровским. Не всякие по виду добрые дела являются елеем Господу, но только те, которые приносят нам благодать Духа Святого. Ведь человек может делать видимое добро из тщеславия, забывая о Боге и основываясь исключительно на собственном снисхождении к ближним. Елей же мудрых дев есть обретаемая чрез истинно богоугодные дела благодать Божия, которая преображает внутренний мир человек. Соответственно, пред нерадивыми людьми двери затворятся не по жестокосердию к ним, а потому, что не стяжав благодати, души их окажутся неспособны к восприятию благ Небесного Царства.
В отношении апокатастасиса преподобный Иоанн Лествичник ясно писал: «Все, а в особенности падшие, должны беречься, чтобы не допустить в сердце свое недуг безбожного Оригена; ибо скверное его учение, внушая о Божием человеколюбии, весьма приятно людям сластолюбивым» (Лествица. Сл. 5: 41). Это значит, что люди, не желающие трудиться над преображением своей души, принимают мысль о будущем непременном прощении как оправдание собственных греховных слабостей. Ум, снабженный лукавой идеей, перестает контролировать чувства, которые льстиво склоняют душу к заманчивому наслаждению. Более того, человек, грешащий без страха о последствиях, лишает себя возможности покаяния. Он теряет благоговение, соответственно, перестает тепло и усердно молиться, ведь ему уже всё равно суждено конечное спасение. Это подобно анестезии, принимаемой для того, чтобы насладиться собственным кровопусканием. Каждый потерянный для спасения день становится очередной ступенькой в ад, по которой пятится сторонник апокатастасиса, наивно всматриваясь в удаляемое от него бескрайнее небо как в гарантированную ему обитель.
В Православном исповедании Кафолической и Апостольской Церкви Восточной, составленном в противовес распространявшимся протестантским заблуждениям и принятом как вероучительная книга Православными Восточными Церквами в XVII веке, одним из грехов против Духа Святого называется «чрезмерное и безрассудное упование на благодать Божию» (наряду с такими грехами, как отчаяние в милосердии Божием, противление ясной истине и отвержение православной веры). В Исповедании далее объясняется: «Чрезмерное упование есть излишняя надеянность на милосердие Божие, когда кто-нибудь, продолжая сам грешить, надеется, что Бог не заключит от него благодати Своей, и не накажет его, а таким образом почитает за ничто Божественное правосудие. Те, которые впали в таковое заблуждение, пусть послушают Апостола, который научает их и говорит: Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Божия ведёт тебя к покаянию? Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога (Рим. 2: 4—5). Таковы суть те, которые осмеливаются дерзновенно говорить: „если угодно Богу, спасусь; если не угодно, погибну“, а по сему самому вовсе не пекутся об исправлении себя, и, как маловажное, презирают спасение души своей» (Догматические послания православных иерархов XVII—XIX веков о православной вере. Св.-ТСЛ, 1995. С. 122).
Среди религиозных мыслителей встречались такие, которые объясняли вечность мучений не в смысле бесконечной продолжительности, а в смысле необъятной полноты переживания мук. Глубина адских страданий такова, утверждали они, что переживание их душой оказывается бесконечным, вечным в самом их восприятии (тогда как сами муки будут иметь конец). Проиллюстрировать это можно сказанием о некоем страдальце, который согласился взамен года земных страданий провести в аду всего три часа, но пребывание это показалось ему таким продолжительным и безгранично мучительным, что не было никаких сил терпеть, словно прошли столетия, и когда его извлекли оттуда, оказалось, что он провел там всего один час. Но все дело в том, что необъятная полнота переживания мук не отменяет их вечную продолжительность — в этом весь ужас геенны! В упомянутой же концепции мы видим созвучие учению Шлейермахера о том, что сама религия есть переживание бесконечного в конечном. В итоге, в подобной философской системе собственно нет и Бога, а есть лишь глубокое чувство человеческого сердца, переживающего гармонию бытия, его неповторимость и глубину. Если так объяснять вечность мук грешников, то как объяснить вечность блаженства праведников? Никто, ни Сам Христос, ни святые отцы не говорили, что вечность мук означает всего лишь навсего глубину их переживания при том, что сама эта вечность должна окончиться.
Святитель Феофан Затворник писал: «Вы забываете, что там будет вечность, а не время; стало быть, и всё там будет вечно, а не временно. Вы считаете мучения сотнями, тысячами и миллионами лет, а там ведь начнется первая минута, да и конца ей не будет, ибо будет вечная минута. Счет-то дальше и не пойдет, а станет на первой минуте, да и будет стоять так» (Феофан Затворник, свт. Созерцание и размышление. М., 1998. С. 32). Таким образом, дело не только в невозможности механически изменить свободно-разумное существо, но и в особом свойстве мира духовного. Душа человека, покидая бренное тело, переходит в вечность, где просто нет времени, а значит, нет и кардинальных изменений, возможных в нашем переменчивом мире (до Страшного суда бытие невидимого мира еще созвучно и симметрично нашему времени, но после Суда, по слову Писания, времени уже не будет (Откр. 10: 6). Поэтому, согласно однозначному свидетельству святых отцов, когда душа расстается с телом, покаяние уже невозможно. В вечности есть лишь раскрытие личного духовного самоопределения, ставшего явным за пусть и короткое время жизни земной. И потому одни души предстанут в свете благодати Божией, к которой они всем сердцем стремились, а другие — во тьме грехов, поглотившей, словно мутное болото, внутренний мир человека.
Конечно, участь расставшихся с телом и попавших в темницы ада христиан до Страшного суда еще может меняться — по молитвам Церкви и в связи с милостыней родных и близких с поминанием души почившего. Но речь здесь идет уже не о покаянном делании находящейся в аду души, а только о ходатайстве Церкви, восполняющей недостающее почившему христианину. Изменяется участь человека, имевшего в земной жизни веру во Христа, молившегося, боровшегося с грехом, но не явившего должной высоты добродетелей. Человек же, сказавший при жизни Богу и Церкви однозначное «нет», не явивший и малого внутреннего стремления к Спасителю, не может быть механически избавлен от состояния богоотчуждения.
Если душа привыкла только к плотским страстным чувствам, к примитивной наживе и самолюбию, то как она будет принята в Рай, куда входят лишь те, кто еще на земле обучился чувствам духовным? Как-то одного старца спросили: «Если Бог такой милосердный, почему Он всех людей — и праведных и грешных — в Рай не пропустит?» Старец на это ответил: «Ад и есть милость для нераскаянных грешников. Ибо если их в Рай вместе с праведниками поместить, будет для них последнее худшим наказанием: святые на пир брачный придут в белых одеждах святости, а они — в темных и смрадных одеяниях греха. Одни будут славословить Христа, своего Спасителя, а другие, которые всю жизнь грабили или убивали, лихоимничали, серебро копили и чревоугодничали — начнут скрежетать зубами, потому что всю жизнь гнали Христа и в своей душе Его распинали». Душа, которая всю жизнь приучала себя только к плотским наслаждениям, которая закостенела в гордости, злобе и зависти, окажется неспособной к благам вечной Небесной жизни, эти блага будут непонятны для нее и чужды, а она совсем непригодна для Рая.
По завершении земного пути, когда душа переходит из времени в вечность, обнаруживается истинное лицо каждого человека. И если на земле еще возможно скрывать свою подлинную натуру внешней лицемерной завесой добропорядочности или общественной ролью, то в мире духовном каждый обнаруживается тем, кем он является по своей сути. Потому что всё, что мы делаем, говорим или думаем, не исчезает просто так, хотя бы мы уже и не помнили этого, а записывается на сокровенных страницах нашей души, формируя наш подлинный лик, созидая наше истинное внутреннее содержание. Вступая в вечность, душа и обретает то, чего она достойна по своему внутреннему содержанию. На Страшном Суде, как пишется в церковных песнопениях, «книги совестные разгнутся», и станет само собой понятно, что воспринять в вечности способна эта душа. Вот почему преподобный Ефрем Сирин сказал: «Бог не нам, но диаволу и ангелам его назначил мучения, мы же сами великими своими пороками делаем себя наследниками страшных сих мук, и что угрожало лютому змею, то будем добровольно терпеть мы, человеки» (Ефрем Сирин, прп. Творения. Т. 3. М., 1994. С. 81).
Господь Бог так устраивает жизненный путь человека, что его совесть часто оказывается перед выбором между добром и злом. Небесный Отец нам подсказывает, что избрание добра принесет благо, а избрание зла — страдание. При этом, Сам Господь не принуждает нашу свободную волю, но часто дает ясное свидетельство нашей душе, что же есть истинное благо, и одновременно Он содействует доброму изволению человека. В конечном итоге, именно самоопределение личности становится решающим в спасении или гибели нашей души. Поэтому и муки людей слишком часто — не наказание свыше, а следствие собственного неразумия, греховных страстей и пороков, которые не могут не мучить, подобно тому, как не может не жечь огонь. Ведь своими грехами душа отторгается от Источника блаженства и счастья — Бога, оттого и страдает.
Да сподобит нас Господь приобщиться Его любви и благам Небесного Царства еще здесь и сейчас, дабы с очищенной душой, с сердцем, верным Спасителю, вступить в вечность, в которой не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2: 9—10).
[1] [2]
Опубликовано: 07/02/2011