Наказание свободой

Если назвать историю «духовным рельефом» мира, то Великая Французская революция одна из самых крайних точек, только вот что, — вершина или впадина, до сих пор нет единого мнения.

Каждая революция считает, что существующее к моменту ее начала общество как бы не имеет права на дальнейшую жизнь. Его пороки страшно преувеличиваются, оно подлежит отрицанию (преступна влада и т.д.). Это необходимо для обоснования острейшей необходимости создания нового общества. Но новое общество существует только в головах революционеров, а это значит, что в принципе вся жизнь подвергается сомнению. Именно отсюда берется утверждение, что старое общество безнадежно плохо и старые люди уже никуда не годятся.

Плоды просвещения

Революция подобна вулкану, но перед извержением из жерла вулкана идет дым. В вулкане Французской революции таким «дымом» был Дух Просвещения. Монтескье, Вольтер, Дидро, д’Аламбер, Гельвеций, Гольбах, Руссо, другие олицетворяли это идейное движение.

Пока приверженцы теории «естественного права», рассуждали о правах человека, официально признанная и освященная многолетней традицией концепция абсолютистского государства во всех своих принципиальных моментах оставалась неизменной. В то же время и сам монарх и его монархия становились все менее абсолютными. Абсолютизм подразумевает определенное единомыслие подданных короля, Франция же конца старого порядка представляла собой общество раздробленное, идейно разобщенное. Абсолютизм превратился в фикцию, жизненность которой поддерживалась тем, что продолжал существовать мощный бюрократический аппарат. Но и сам аппарат был подвержен эрозии. К тому же его глава, король Франции Людовик XVI, не обладал ни волей, ни умом, необходимыми для решительного реформирования государства. Людовик XVI жаждал популярности, но добивался ее лишь уступками.

Разразился кризис между королевской властью и высшими слоями дворянства.

Непосредственной причиной революции стало банкротство государства, оказавшегося не способным расплатиться с чудовищными долгами без отказа от системы архаичных привилегий, основанной на знатности, родовых связях. Безуспешные попытки королевской власти реформировать эту систему усугубили недовольство дворян падением их влияния и посягательствами на их исконные привилегии.

Неурожай повлек за собой голод. В стране поднимались крестьянские восстания, выступления плебейства в городах. Королевская власть пошла на некоторые уступки: в 1787 году были созваны Генеральные штаты — совещательный орган из представителей феодалов и городских верхов, избиравшихся непосредственно сословиями (и не созывавшиеся с 1614 года). Открылись заседания Генеральных штатов 5 мая 1789 года. А 17 июня собрание депутатов третьего сословия (буржуазии) провозгласило себя Национальным собранием, 9 июля — Учредительным собранием.

Однако королевская власть открыто готовилась к разгону Учредительного собрания, к Парижу стягивались войска. 20 тыс. было размещено под столицей. Это были, в основном, немецкие и швейцарские наемники. 11 июля последовали отставка и высылка из страны Неккера, первого министра, считавшегося сторонником реформ и защитником интересов третьего сословия.

12 июля в столице узнали об отставке Неккера, и это стало искрой, вызвавшей взрыв. К вечеру город был охвачен восстанием. 14 июля восставшие заставили капитулировать гарнизон Бастилии, где на тот момент томилось семь узников.

Именно после 14 июля все, что было прежде, стали называть старым режимом. И через 4-5 дней об этой победе знала вся Франция. В городах свергались старые власти. В деревнях восстали крестьяне. Поджигали и грабили замки; уничтожали списки феодальных повинностей. После той бури Франция стала бедной. Лучшие сокровища христианского искусства были повреждены или уничтожены.

Король вынужден был признать революцию. Уже 17 июля он принял трехцветную кокарду, ставшую революционным символом. И хотя формально власть продолжала принадлежать ему, реально она принадлежала теперь Национальному собранию. И в Париже, и в провинциальных городах буржуазия формировала свою вооруженную силу — Национальную гвардию. Отражением огромного революционного подъема стало принятие Учредительным собранием 26 августа 1789 года Декларации прав человека и гражданина.

Упуская все перипетии классовой и партийной борьбы того смутного периода, отметим лишь, что в июне 1790 года король Людовик XVI пытался бежать за границу. Казалось бы, народ победил, монархия свергнута, крупная буржуазия отстранена от власти.

Но как считал французский мыслитель Мишель Фуше, — богатый, никогда не может быть настоящим революционером, не может быть настоящим, искренним республиканцем, что, следовательно, всякая собственно буржуазная революция, сохраняющая разницу состояний, должна неизбежно выродиться в новую тиранию, «ибо богачи всегда считали бы себя особой породой людей».

Время жатвы

Итак, мы подошли к краю мрачной бездны, к которой давно стремительно двигались все события; теперь они низвергаются оттуда, с головокружительной высоты, в беспорядочном падении, вперемешку, все ниже и ниже, пока санкюлотизм не уничтожит сам себя. И в этой удивительной Французской революции, как в день Страшного суда, целый мир будет если не создан вновь, то разрушен и низвергнут в пропасть. Террор долго был ужасен, но самим деятелям теперь стало ясно, что принятый ими путь — путь террора, и они говорят: «Да будет террор в порядке дня!» Сколько веков подряд накапливалась, растущая от столетия к столетию масса злобы, обмана, притеснения человека человеком! Пока наконец не скопилось столько шарлатанства, что, образно говоря, им стали тяготиться и земля и небо.

Жатва на ниве, вспаханной долгими столетиями, в последнее время желтела и созревала все быстрее, и вот она созрела и снимается так быстро, будто всю ее хотят убрать за один день.

В ночь с 16 на 17 мая 1793 года Народное Собрание голосует за жизнь или смерть Людовика XVI. Голосующих (именно не тайным голосованием) 721 человек. Среди них 361 говорит «Да» гильотине, а 360 — «Нет». Один единственный голос решил о конце монархии и короля.

Кто-то, попытался поближе присмотреться к тому, что произошло с 361 человеком, голосовавшим за гильотину для «гражданина Луиса Капета». 74 из них умерли жестокой смертью — через отсечение головы. А о революции известно, что она пожирает своих собственных детей. Многие умерли по другим причинам, но те, которые остались в живых, а их было 121, — пытались найти хорошие посты в империи Наполеона.

В дальнейшем власть переходила от жирондистов к монтаньярам, установившим режим якобинской диктатуры.

Комитет общественного спасения разослал своих представителей по всем департаментам, наделив их чрезвычайными полномочиями. Начав с тех, кто надеялся воскресить старый порядок или просто напоминал о нем, якобинский террор не пощадил и таких знаменитых революционеров, как Ж. Ж. Дантон и К.Демулен. Сосредоточение власти в руках Робеспьера сопровождалось полной изоляцией, вызванной массовыми казнями.

При подавлении восстания в Вандее, после великой баталии, во время которой ликвидировали мужественных, но плохо вооруженных крестьян «католической» армии, борющихся под знаменем Пресвятого Сердца, на котором был крест, генерал якобинцев Вестерман написал в Париж торжественным тоном в Комиссию Общественного Здоровья, почитающую богиню Ума, богиню Свободы и богиню Человечества: «Граждане республиканцы, Вандея уже не существует! Благодаря нашей свободной сабле она умерла вместе со своими женщинами и детьми. Я уже прекратил хоронить весь город в лесах и болотах Савенай. Используя данные мне привилегии, детей растоптал конями, вырезал женщин, чтобы не продолжали плодить бандитов. Я не жалел ни одного заключенного. Я уничтожил всех». Из Парижа ответили, одобряя стремительность в «очищении свободной земли от этой злой расы».

Этими самыми методами пользовались нацисты. Все то, что в практике использовали СС, прежде уже было использовано «демократами», посланными из Парижа: из выделанной кожи жителей Вандеи производилась обувь для чиновников, из нежной кожи женщин производились перчатки. Были сварены сотни трупов, чтобы получить из них жир и мыло. В Вандее впервые было использовано химическое оружие, использовались отравляющие газы и отравляли воду. Газовой камерой тех времен служили корабли, загруженные крестьянами и священниками, выведенные на середину реки и потопленные.

Вообще выносившиеся трибуналом приговоры не подлежали ни апелляции, ни кассации. 17 сентября 1793 г. вышел декрет, который предписывал немедленный арест всех лиц, объявленных «подозрительными». Тюрьмы наполнились людьми, многие из которых не совершили никакого преступления и были арестованы за инакомыслие, за родство с эмигрантом или по подозрению в неблагонадежности. Презумпции невиновности более не существовало.

Но колесо революционной Фортуны переменчиво и вот уже переворот 27–28 июля 1794 в свою очередь отправил Робеспьера и его ближайших сподвижников под нож гильотины.

Маятник истории

Наполеон во время переворота 18 брюмера (9 ноября 1799 г.) счел нужным заявить во всеуслышание о своей приверженности свободе. Выступая в Совете старейшин, он сказал: «Мы желаем республики, основанной на истинной свободе, на гражданской свободе и на национальном представительстве, мы будем иметь ее, я клянусь в этом, я клянусь в этом от моего собственного имени и от имени моих товарищей по оружию!»

5 октября 1795 республиканские войска Наполеона Бонапарта подавили роялистский мятеж в Париже. Однако в политике сменявшихся у власти группировок (термидорианцы, директория) все больший размах приобретала борьба с народными массами. Были подавлены народные восстания в Париже 1 апреля и 20-23 мая 1795г. Широкомасштабная внешняя агрессия (Наполеоновские войны в Италии, Египте) защищала термидорианскую Францию и от угрозы реставрации старого порядка, и от нового подъема революционного движения. Революция завершилась 9 ноября 1799 г. установлением «твердой власти» диктатуры Наполеона.

В смертном приговоре Людовика XVI парижане усматривали конец всех привилегий, Божьиих прав, неравенства и власти, которые не происходили от народа. Итак, они убили короля, может быть, немного глупого, но добродушного, а спустя несколько лет начали служить кровожадному императору, который требовал, чтобы быть коронованным Папой.

Население Франции к моменту революции составляло порядка 25 миллионов человек, при этом число жертв революции составило около 4 миллионов человек. То есть каждый шестой. В результате чего Франция потерпела совершенно катастрофический демографический урон. До революции она была самым многолюдным европейским государством и самым сильным, что доказала наполеоновская армия, захватившая почти всю Европу и только в России потерпевшая крах. Население основных стран Европы выросло в течение XIX века в 2,5-3 раза, а во Франции за век только на 40% так как имел место громадный дефицит мужчин.

В 1814 году, когда наступила Реставрация и на трон возвратили Бурбона, родного брата казненного в 1792 году короля Людовика XVI, то тоже начали отрицать все, что было во время революции. Маятник истории качнулся в одну сторону, его надо вернуть в другую. Так было во Франции — в 1814 году происходит Реставрация, возвращается король, возвращаются к власти крупнейшие церковные и светские феодалы, и, наконец, что особенно ярко, избирается Национальное собрание Франции и 87% его депутатов, избранных, кстати, голосованием, оказались ультрароялистами, то есть, более монархистами, чем сам монарх. И он был вынужден даже иногда их ограничивать.

Идол свободы

Но что скрывалось за внешней событийной стороной: революция — это еще и противоборство духовных сил.

Вожди Французской революции мечтали о свободе. Но о какой свободе может мечтать человек, моральный облик которого оставляет желать лучшего.

Правое крыло — граф Мирабо, который за разврат и порнографию сидел в одной тюрьме с маркизом де Садом. Левое крыло — Робеспьер, вождь террора. Кстати, большинство вождей этой революции были членами неких тайных обществ, которые сами себя называют гуманистами. Таким гуманистом был и изобретатель гильотины доктор Гильотен, который потом сам попал под гильотину.

Как сказал Верньо, «революция, подобно Сатурну, пожирает своих собственных детей». Только сострадание все переживает.

В конечном итоге идея свободы переросла в кровожадное божество.

Один из революционных лозунгов гласил просто: «Свобода или смерть — выбирайте!»

Французских революционеров подстерегало трудноразрешимое противоречие: в принципе они считали свободу естественным правом каждого человека, но на практике они не были готовы признать это право за своим противником.

В этих условиях аллегория свободы стала официальным символом Французской республики. Выступая в Национальном конвенте с докладом о государственной печати, аббат Грегуар предложил изобразить на ней женщину-свободу.

Портрет женщины с фригийским колпаком появился на государственной печати и на монетах.

Свойственное участникам революции ощущение разрыва с прошлым проявилось в распространившемся в 1792 г. обычае датировать официальные бумаги «четвертым годом Свободы». 1789 г., год начала революции, стал, таким образом, первым годом новой эры Свободы.

Этот образ богини из революционного Пантеона неразрывно связан с эстетическими канонами французского классицизма, в традициях которого художники революции изображали стилизованные в античном духе позы, жесты, одежды и атрибуты Свободы. Ее сопровождали и некоторые масонские символы, такие, как всевидящее око и треугольник с отвесом.

В годы республики в Париже были установлены две статуи Свободы. Одна из них находилась на площади Революции. Свобода предстала перед парижанами в полный рост, опираясь на пику. На ее голове красовался фригийский колпак.

Другая статуя появилась на площади Пик, на месте памятника Людовику XIV.

Статуи Свободы были и в главных городах департаментов: в Нанте, Монпелье, Эксе, Лионе, Труа. В деревнях обычно ограничивались тем, что сажали «деревья свободы». Правда, кое-где были установлены и памятники в камне.

Статуи и бюсты Свободы украшали залы заседаний в различных государственных учреждениях, клубах и народных обществах. Сохранились сведения о том, что в городе Родезе департамента Авейрон, в одном из таких залов в качестве изображения Свободы решили использовать статую Пресвятой Девы. Люди, которым пришла в голову подобная идея, объяснили, что ведь Свобода — это «единственное божество, которое вскоре будет почитаться на земле».

Итак, свободе поклонялись, как божеству, ради нее клялись пожертвовать жизнью.

Причудливые формы приобрел культ Свободы осенью 1793 г., когда в стране развернулось так называемое дехристианизаторское движение. В нарушение свободы вероисповеданий закрывались церкви и были предприняты попытки насильственно упразднить католический культ, заменив его культом Разума.

Кафедральный собор Парижской богоматери в это время перестал действовать как католический храм. Коммуна Парижа решила провести в его здании торжество в честь Свободы. В ходе подготовки праздника, который состоялся 10 ноября 1793 г., преобразовали в «Триумф Разума», Церемония получилась пышной, театральной и насыщенной различными аллегориями.

В алтаре собора соорудили гору, символизировавшую якобинизм. Ее украшал маленький храм, посвященный — как указывала надпись — философии. У входа в него стояли бюсты философов. Девушки в белых одеяниях, в лавровых венках и с факелами в руках двумя рядами спустились с горы и вновь поднялись на нее. В этот момент из храма вышла сама Свобода, которую изображала красивая актриса. Она села на утопающий в зелени трон и стала принимать поздравления от участников праздника. На церемонии присутствовали депутаты Конвента. Был исполнен написанный специально к празднику «Гимн Свободе».

Впоследствии Конвент постановил преобразовать собор Парижской богоматери в храм Разума. За несколько дней по Парижу прокатилась волна подобных празднеств. Все церкви столицы были превращены в храмы Разума. Праздники с участием живых «богинь» Свободы, разума и прочих гражданских добродетелей проходили по всей стране.

Инициаторы движения дехристианизации желали заменить католицизм новой, гражданской религией, святынями которой стали бы абстрактные понятия разума, истины и свободы. Они противопоставляли богиню Свободы центральному женскому образу католического культа — Деве Марии.

Этот, созданный просвещенной элитой сложный образ, получил неожиданное переосмысление в народной среде. На проводившихся повсюду праздниках Разума богиня Свободы обычно напоминала традиционную королеву карнавала. Как и в былые времена, жители выбирали королевой, а теперь Свободой, на один день самую красивую женщину своей округи, деревни или городка. Впрочем, на роль Свободы могли приглашать и актрис, как это было на первом празднике Разума в Париже. Зимой 1793 г — весной 1794 г. в стране состоялось множество дехристианизаторских, а по сути неоязыческих карнавалов.

Многие французские крестьяне взбунтовались против ликвидации христианства. Они вырывали «деревья свободы» и разрушали статуи.

В разгар дехристианизации, с закрытием церквей на время было запрещено совершение католических обрядов.

Отправляя новый культ, его приверженцы прославляли республику, причащались делу свободы и крепили свою революционную веру. При этом обряды в честь «мучеников свободы», погибших революционеров, совершались с религиозной пышностью, с торжественными кортежами и участием хоров. В церквах, ставших храмами Разума, изображения католических святых сменились бюстами революционной троицы Марата, Лепелетье и Шалье.

В это время появился обычай давать детям «революционные» имена в честь античных и современных героев, дней и месяцев республиканского календаря, гражданских добродетелей. Так Свобода (Либерте) стала именем, которое давали не только девочкам, но и мальчикам.

Итак, культ свободы сохранялся. Но гражданские, политические и экономические свободы были фактически сведены на нет. Свобода уничтожалась... во имя свободы. Французские революционеры не сомневались, что в борьбе за нее можно не останавливаться перед применением самых крайних средств. Так, г-жа Манон Ролан, предводительница жирондистов, вскоре оказавшихся в числе первых жертв организованного террора, в письме от 1 июля 1791 г. провозглашала: «Нам необходимо прийти к этой свободе, хотя бы через море крови». Позднее, в ноябре 1793 г., поднимаясь на эшафот, она горестно воскликнет: «О свобода, сколько преступлений совершается твоим именем!

Любого политического противника они склонны были объявлять врагом свободы и защитником тирании.

«Свобода, Равенство, Братство или смерть» так поначалу звучала известная фраза, но вскоре показалось, что она звучит слишком зловеще, и последнее слово убрали.

А идол, опустошив Францию, перекочевал в Америку, теперь он там подрос, религия свободы требует поклонения, и жертв по всему миру. К чему только не прикоснется своим факелом, всюду сеет рознь и разрушения. Зловещее четвертое слово, словно тень следует за тремя первыми, высвечивая, истинного автора этой формулы.

Путь к истинной свободе

Для французов той эпохи было очевидно — люди рождаются свободными и равными, так как это является требованием ума, и к тому же люди сами этого желают и провозглашают себя братьями, но без Отца. Декларация о свободе, равенстве, братстве мотивируется только «умом» и не происходит от Того, чье право выше человека.

Сам Иисус не говорит о правах, но напротив положительным героем Его Притчей является слуга, абсолютно верный своему хозяину. Одну из самых высших похвал получает сотник из Капернаума, который олицетворяет образ, построенный на послушании, что обозначает исполнение обязанностей, а не требование прав: «...Ибо я подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: «пойди», — и идет; и другому: «приди» — и приходит; и слуге моему: «сделай то», — и делает. Услышав сие Иисус удивился...» (Мф. 8,9–10).

По мнению Павла, на самом деле, согласно порядку, представленному в Библии, жена имеет обязанности перед мужем, раб перед Господином, верующий перед Церковью, молодой перед старым. Все имеют обязанности один перед другим, и все — перед Богом.

Церковь не является собственником, но сторожем и слугою Послания.

В похожей ситуации как христианин нашелся Александр Солженицын, который в своем обращении, зачитанном в Гарварде в 1978 году, ввел в сомнение свое прежнее доверие к западной интеллигенции, умоляя всех людей, чтобы они «не пользовались принадлежащими им правами» и призвал их к «добровольно принятому самоограничению». И потом он продолжил следующим образом: «Для Запада пришло время, чтобы начать признавать более обязанности, чем права». И еще: «Не вижу другого спасения для человечества, как только через самоограничение прав каждой личности и каждого народа». Солженицын умолял «мир, который думает только о своих правах», чтобы он «вновь открыл духа пожертвования и чести служения другим».

Права человека основаны только на слабой и зыбкой почве доброй воли человека.

Права человека являются важными там, где уважается Божие право. Если хочется придти к компромиссу, забывая о последнем, вытесняя его на край, то компромисс станет иллюзорным, недостаточным и непрочным.

Там, где не принимается Бог и Его право, человек не в состоянии справиться с тем, чтобы были приняты права человека. Нужно отдать Богу то, что Божие, и только таким образом можно будет дать человеку, что человеческое.

Уповая только на человека, все «права человека» остаются только в силе человека и будут безнаказанно подвергаться насилию и исключениям, в зависимости от политической обстановки.

Крик бунтующего человека — не хочу знать своих обязанностей, а только требую свои права, является криком сатаны, который сопротивляется Богу.

Декларация прав человека 1789 года говорит в третьей статье: «Начало всякой власти происходит от людей. Никакая плоть, никакая личность не может властвовать, если не исходит от народа». А в статье 6: «Право является выражением общей воли». Общая Декларация Прав человека объединенных народов 1948 г. четко констатирует в статье 21: «Воля народа является основой общественной власти. Так же воля выражается в честных выборах, которые должны происходить через некоторое время и одинаково охватывать всех в тайном голосовании».

Две Декларации являются почти Библией новой религии — религии человека, которую все обязаны, или хотя бы должны, принимать.

Цитированные статьи в своем фундаментальном высказывании отбрасывают какую-либо власть, которая не была избрана на пути решительных всеобщих циклических выборов. Итак, нужно сопротивляться всему, что в свете этого не является демократическим.

Но, однако, в любом человеческом обществе существует «естественная» власть, которая не исходит от выборов: например, семья, в которой родители не были избраны детьми, но однако, держат над ними обоснованную власть. Школа, в которой учитель имеет власть, не исходящую от учеников, даже само отечество не является плодом свободных выборов, но «предназначением» (кто-то родился здесь, а не там). Поэтому, даже самая, наиболее современная конституция признает ту власть, которая настолько сильная, что защищая ее можно даже пожертвовать жизнью. К сожалению, начиная с 1789 года, а с 1948 г. еще с большей силой, логика «демократизации» всего и за любую цену вторглась и в те области, возмущая поведение против авторитета семьи, школы, отечества, которые не имеют в своей основе происхождения общего голосования.

К «недемократическим» учреждениям, прежде всего, принадлежала и принадлежит Церковь со своей фундаментальной основой, согласно которой власть не происходит от «избирающей массы», но сверху, что означает, Божие происхождение, объявленное в Теле и в Слове, которым является Христос. Дошло даже до того, что спустя лишь год после провозглашения «прав человека», Революция на основе Гражданской Конституции Духовенства 1790 года реорганизовала Церковь, следуя единым юридическим и демократическим принципам. Она добивалась ликвидации орденов, выборов настоятелей и епископов только голосованием, и таким образом не из среды католиков, а даже атеистов. А когда французские войска заняли Рим, они сразу ликвидировали Папство, которое было «самовольной властью, так как не было установлено через общие выборы».

Очевидно, что ни одна религия не является «демократической», не голосуется за то, существует ли Бог или нет; и за то, какие должны быть обязанности и права, так как, следуя вере, Он возлагает это на людей. Еще менее «демократичным» является христианство, согласно которому человек был создан способом, не подлежащим дискуссии, по воле Божьией.

Иисус не был избран народом, но наоборот, «мир через Него начал быть и мир Его не познал, пришел к своим, и свои Его не приняли». (Ин. 1,10–11). Пилат предложил Его представителям народа и вождям, представлявшим что-то вроде демократического референдума. Большинство решило освободить разбойника Варавву.

Даже ученики сильно противились пути Христа, — Петр, выражая свое мнение от имени всех, был подвергнут строгим упрекам, потому что думал «не о том, что Божие, а о том, что человеческое» (Мф. 16,23). Христианской «конституцией» является «Нагорная проповедь», в которой никто не спрашивает воли народа, но наоборот она вводит в замешательство, вообще предлагая убедительные принципы, в одностороннем порядке. Структура Церкви тоже недемократическая, так как не зависит от избирателей, но опирается на Апостолов, которым сказано: «Не вы Меня избрали, но Я избрал вас» (Ин.15,16). Именно это идет вопреки принципам выборов власти провозглашенных во всех современных декларациях прав человека.

Есть три высших принципа Божественного происхождения — Вера, Надежда, Любовь и Любовь из них больше. Вне их и без них ничего истинного не утверждается. Без них не возможны ни истинная Свобода, ни Равенство ни Братство. Долог путь и тесны врата — непосильным трудом души нужно получить первое, а второе приложится само собой.

Какое же счастье, что Бог есть, и что Бог — не струйка дыма, что тает вмиг в сиянье дня, что Иисус не требует молиться: «Пусть будет только воля Твоя, а не моя, которая всегда не совпадает с Твоей!» Иисус только Сам молится именно так: «не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22, 42). От всех других этого не просит, а ведь именно у всех других воля не совпадает с волей Отца и в мелком, и в крупном. Иисус же, даже когда просит о том, чтобы смерть Его миновала, разве идёт вразрез с волей Отца? Можно подумать, что Отец хочет смерти Сына.

Как грехопадение людей — не по воле Отца, а вопреки ей, так и спасение человечества через Крест — из-за нашей воли, а не Божией. Каждый день продолжается это несовпадение, каждый день воля человеческая насилует, наваливается, надавливает на других, потому, что воля оторвалась от любви и утверждает себя через обладание, а не любовь. Каждый день есть история миллиардов карликовых царств, полагающих смысл жизни в расширении себя за счёт сужения другого, и каждый день это преодолевается одним — молитвой о том, чтобы наше царство не было уничтожено Божиим, но вернулось в Божие, чтобы моя воля не была уничтожена Божьей волей, но вернулась к Богу и там стала моей волей не как сейчас, когда моя воля марионетка у бесчеловечности, а стала вполне моей как сам я вполне человек только в объятьях Бога.

«Русь Триединая»