Вы здесь

Таинство Святой Евхаристии

Проблема правильного понимания смысла и значения Святого Таинства Евхаристии является одной из сложнейших проблем, вызывающая многие споры. При множестве разных названий, толкований, интерпретации Таинства, является ли все это лишь второстепенным? Каким должно быть отношение к священным обрядам Церкви? Эти и многие другие вопросы затронул в своей лекции епископ Афанасий (Евтич).

Что касается божественной Евхаристии, прежде всего, нужно объяснить, что для нас, славян, она является Литургией. В греческом языке слово «литургия» имеет несколько значений: служба, функция, служение. То есть у греков слово «литургия» обозначает не только богослужение, но и исполнительную функцию или активность, например, государственного организма. Это слово используется не в узкоограниченной сфере, в сфере церковного служения, а в любой сфере деятельности. Поэтому греки для обозначения мистагогического служения Церкви употребляют словосочетание «Святая Евхаристия», которое имеет значение того, что мы называем Литургией. Использование термина «Евхаристия» выделяет это Божественное служение. Поэтому, несмотря на то, что наш народ привык к использованию слова «литургия», по своему значению и смыслу Евхаристия и Литургия являются синонимами.

Евхаристия происходит от слова «благодарение» и отражает первый главный момент канона Литургии, то есть Анафору, начинающуюся с момента благодарения Богу. Господь Иисус Христос является первым настоящим благодарением Отцу, поскольку Он от имени всей созданной твари и человека, как венца сотворения мира, благодарил Бога Отца. Такое благодарение ожидалось и от первого созданного человека — Адама. Если бы он исполнял заповедь благодарения, то он никогда не согрешил бы. «Твоя от твоих Тебе приносящее от всех и за вся», — читаем в молитве Евхаристического канона, в знак благодарения за то, что сделал, делает и будет делать Господь для нас.

Святая Литургия является, прежде всего, тайной. Однако эта тайна не имеет значение секрета, то есть таинственности. Это величающее и спасоносное событие. Мистическое и глубокое событие, которое не исчерпывается своей видимой феноменологией. При этом нужно отметить, что эта феноменология не является церемонией. Многие сегодня считают, что это Божественное Таинство можно просто сыграть, как театральное представление. Однако это событие мистическое, обладающее таинственными и неосознаваемыми глубинами. Поэтому лучше всего сказать, что Евхаристия святотаинственное событие, которое спасает и на нас применяет и осуществляет совокупное дело Господа нашего Иисуса Христа.

Святая Литургия, по словам святого Иринея «прагматия Христова», имеющая значение творения, создания, а также результата и делания, т. е. деятельности является делом Божьим и в то же время исполняет дело Божье, которое Бог хотел создать для нас. Присоединив человеческую природу к Себе, Он является этим Даром, который мы приносим на Литургии. Поэтому Господь является и Агнцем и вечным Архиереем, Первосвященником, который приносит Себе и принимает эту жертву вместе с Отцом. Это единственное чудо, тайна Христова, как называет ее апостол Павел. Это тайна концентрируется, проявляется, осуществляется в Святой Евхаристии. Это лучше всего показывает апостол Павел в своем послании Коринфской Церкви в 10 главе (16 и 17 стих): «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело, ибо все причащаемся от одного тела». Это и есть реализм, настоящий православный реализм, прагматическое учение святого Игнатия.

Для ясного и правильного понимания, смысла и значения, которые имеет Литургия, нужно, прежде всего, осветить несколько важных моментов. Символизм в Православии через многовековую историю являлся весьма актуальным явлением. Поэтому символическое понимание и интерпретация Литургии было широко распространено. Однако символические принципы в толковании богослужения не всегда оставались в рамках дозволенного. Довольно часто символика способствовала утрате настоящего смысла богослужения.

Разные названия, толкования, интерпретации Литургии, как например, символ, икона, священнодействие, являются только вспомогательными средствами, точно также как существуют и вспомогательные средства для выражения других святых Таинств. В частности, общеизвестно, что Церковь воспринимается и понимается как тело. Однако как Церковь не является просто телом, а нечто большим, чем тело, единством верующих, в которой Христос является и сердцем и главой этого единства, а Дух святой его душой (поскольку Он является животворящим принципом, действом, Живодавцем), так и Литургия не является просто символом или иконой, а чем-то гораздо глубже и выше, чем просто символ. Весь этот символизм существует только для того, чтобы выразить и описать отдельные элементы церковной жизни. Им ни в коем случае нельзя полностью определить смысл и значение. Каждое определение, слово, знак ограничивают, но поскольку Литургия не подлежит никакому ограничению, то и ее значение и понимание невозможно выразить символом либо определением. В тексте евхаристических молитв мы читаем: «…все и вся исполняя неописанный», — то есть то, что невозможно не только описать, но также изречь, ибо оно является неограниченным, недосягаемым, бескрайним. И именно таким образом нам представляется Святое Таинство.

Литургия также не является просто одним из числа Таинств Церкви. Крещение есть одно из весьма важных Таинств — Таинство экзистенции, которым, по словам Николая Кавасили, мы становимся Христовыми, лучше сказать, после крещения мы уже принадлежим Христу. В Таинстве Елеосвящения мы приобретаем те животворящие дары, которые даются Духом Святым. Однако духовная пища, которой мы питаемся, Евхаристия, является синтезом всех святых таинств.

Человек ежедневно ощущает потребность не только в духовной, но также и в телесной пищи, поскольку он не состоит только из бессмертного. Поэтому не имеет никого смысла говорить, о бессмертности души вне этого контекста. Если она сама по себе бессмертна, зачем нам тогда Бог? В Литургии мы становимся сопричастниками Царствия Небесного. Она отражает то, что будет нашей вечной реальностью. В ней совершается весь домострой спасения, и поэтому все остальные Таинства, не могут существовать без Литургии.

Точно такое же отношение должно быть и к священным обрядам Церкви. Например, отпевание должно совершаться с Литургией, то есть она должна «проводить» покойника. А не то, что делается в современной практике: сначала Литургия, а потом отпевание. С Литургией мы должны проводить покойников в Царствие Небесное, ибо в молитвах мы выражаем желание, чтобы они оказались с Богом. Если Святая Евхаристия является отражением Небесного Царствия, где начинается вечная жизнь, то чин отпевания должен стоять в тесной связи с Литургией. Из этого следует отметить, что Евхаристия является общей объединяющей реальностью для всей Церкви.

Когда Литургия называется иконой, это обозначает, что она не является еще полнотой Царствия Небесного, как присутствие полной реальности. Она является аналогичной иконой, то есть иконой, которая возводит нас к Царствию Божьему. Поэтому Евхаристия, как икона, имеет аналогичный мистагогический характер.

Во время иконоборческого периода происходило сильное злоупотребление этим термином. Для иконоборцев единственной, подлинной иконой Христа было только его тело (Евхаристия). Святыми отцами не было принято такое понимание иконы. Поэтому в постановлениях VII Вселенского собора мы имеем точную формулировку: «Никогда и никто, от святых апостолов и от святых отцов, не называл бескровную Жертву, в память страдания и совокупного Домостроительства Христова, иконой тела Его».

Сам Христос не говорил: «…возьмите, это икона тела моего», — а сказал: — «…примите, сие есть тело Мое и сия есть кровь Моя». Поэтому по сравнению с иконоборческими представлениями значение Литургии как иконы в Православии имеет противоположное значение. Она ни в коем случае не теряет свою иконичность, аналогичность, которая вводит нас к полноту. Греческое слово «типос» весьма похоже на икону. Это — образец, отпечаток. Поэтому в Евхаристических молитвах мы просим, чтобы еще приснее, еще полнее причащаться с Тобой в Царствии Небесном. Это является настоящей истиной, реальностью, полнотой, к которой мы стремимся, как говорит апостол Павел: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло…»

Однако этим не порицается реальное существование того, что мы принимаем в Таинстве Святой Евхаристии, а просто Оно нас возводит к высшей полноте. И только в этом смысле можно сказать, что Литургия — икона.

Подобная ситуация происходила и с термином «единосущный». Одно значение оно имело в учении Павла Самосатского, и другое — в постановлениях Никейского собора, то есть в никейском Символе веры. В этом контексте можно рассматривать и понимание слова символ. Символ в христианстве содержит гораздо более глубокий смысл, чем в Ветхом Завете и в философии Платона. Само слово происходит от греческого глагола, который обозначает соприсутствие одного в другом. Такое понимание символов очень четко выражается в трудах Дионисия Ареопагита. Именно мистическое, анангогическое, мистагогическое значение и интерпретация символизма является приемлемым для православных.

Церковь, как тело Христово, присутствует в святой Евхаристии. Тело присутствует в своих удах, в точности так, как это красиво описывает святой Нил Кавасила: «Из корней питается вся лоза». Поэтому в Таинстве Причастия мы принимаем Тело Христово, собирающее и объединяющее всех, кто причащается. Мы пытаемся и черпаем спасение из этого животворящего Источника. Не мы превращаем Его в свое тело, а Он нас превращает в свое Тело. Когда принимаем Божественные Дары, тогда Господь нас включает в Тело Христово, а не мы его включаем как неотъемлемую часть нашего тела.

Говоря о Таинстве Евхаристии, хотелось бы обратить внимание и на некоторые вопросы в современной богослужебной практике. Многие даже сегодня, после двух тысяч лет существования христианства, не имеют ясного представления о причастии. Для принятия Евхаристии очень важно достойное приготовление. Учитывая значение Литургии, человек должен достойно приготовить себя: постом, молитвой, подвигами. Но гораздо более глубокий смысл состоит в том, что причастие — это не только принятие Святыни в себя, а событие, благодаря которому человек включается в единство Тела Христова.

Выражение святителя Афанасия о том, что «Евхаристия есть лекарство от бессмертия», обозначает, что в Литургии мы принадлежим единству Тела Христова и что среди нас смерти больше нет. Поэтому он говорил: «Кто не принимает участия в Евхаристии и кто не пребывает в молитвенном общении с епископом, тот не принадлежит Церкви».

Согласно канонам Православной Церкви, человек, не причащающийся две или три недели, подлежит епитимии и церковному наказанию. К сожалению, сегодня многие этого не понимают. Смысл Литургии стал приобретать понимание, распространенное в Римо-Католической Церкви. Поэтому очень часто можно слышать такие вопросы: сколько раз причащаться, сколько дней поститься, каким образом готовиться? Как будто вся важность состоит в количестве.

Конечно, это не означает, что не надо достойно готовиться к Литургии. Как я уже отметил, эта глубокая тайна, открывающая нам двери Царствия Небесного, требует добросовестного и достойного приготовления. Но кто достоин? Кто действительно может сказать, что достойно дерзает приступить к Телу и Крови Спасителя? Кто и когда? Поэтому в молитвах перед святым причастием читаем: «… и сподоби мя Господи не осуждено причаститися… да не будет мне в суд или осуждение причастие». И как священник может сказать, что он достоин, а мы недостойны? Священник, как носитель таинства священства, несомненно, имеет Благодать Божью и энергию, данную от Духа Святого, для совершения священнодействий, но это его не спасает от греха, поскольку и ему дана свобода воли, то есть свободный разум, который дает возможность ему решиться на хорошее или плохое дело.

Григорий Богослов говорил, что он и себе приносит на жертву. Он является тем, который священнодействует, жертвой, которая приносится, ее результатом, то есть он и себя освящает этим. Он полноценно включен в это событие, и через него Бог Дух Святой действует в человеке. Отсюда становится понятным, что разделение мирян и священнослужителей в Таинстве Евхаристии является неправильным.

Более всего разделению способствовало появление высоких иконостасов. Они просто завуалировали и спрятали все то, что должно приноситься «от всех и за вся». Люди в храме слышат только возгласы и окончания молитв. Полноценно молиться должны все принимающие участие в Литургии. Поэтому в молитвах мы встречаем: «Господи, молимтися за грехи наши и незнания наша».

Святая Евхаристия — это целостность, соборность, кафоличность. Это то, что сказал Хомяков: «Кто знает Литургию, тот знает, что такое Церковь». Это не только одно из таинств, одна ступенька к Царствию Небесному, это соборное дело, во главе с епископами, прошедшее многовековую историю и сохраняется и наши дни. Появление приходов в конце III века сопровождалось установлением тесных связей с епископским управлением. Епископ, стоявший во главе прихода, во главе общины, совершавшей Литургию, играл и поныне играет важную роль. Если бы священник служил Литургию без поминовения епископа, несмотря на выполнение всех форм и произнесения всех молитв, это не была бы Литургия. Святая Евхаристия включает в себя экклезиолигические масштабы, и поэтому только Церковь имеет право совершать Святую Евхаристию.

Одно из самых главных названий Литургии, дающих возможность правильно понять ее смысл как животворящего таинства, — это участие. Христос присутствует Духом Святым, а самое дело, участие, прагматия, является Евхаристией. Всякая тварь участвует в ней. Она, прежде всего, выражается как народное дело, в котором участвует весь народ Божий. Христос является членом этого народа, как дьякон, священник, епископ, фундамент и Глава Церкви и Вождь нашего спасения. Поэтому христологическая тайна Церкви отождествляется с тайной Литургии, являющейся идентитетом Церкви.

Когда одного русского епископа, впервые выехавшего на Запад после падения коммунизма, спросили западные христиане (протестанты и римокатолики): «Что Русская Православная Церковь делает для решения социальных вопросов?» — епископ смиренно ответил: «Мы служим святую Литургию». Удивленные его ответом, они не поняли владыку. Не поняли по одной простой причине: они не понимают Церковь и не знают, что значит служить Божественную Литургию. Это был самый лучший ответ, поскольку Литургия — вход в Царствие Небесное, вход в эту вечную реальность, которая не нуждается ни в каких социальных служениях. Царствие Небесное будет как вечная трапеза, состоящая не только из благодарения Богу, но из активного дела всех, праксиса, движения, участия.

Литургия — целостное дело и мирян, и священнослужителей. Она нас возводит к Царствию Небесному, и в ней присутствует Боговоплощенный Христос, который с нами до скончания века. Без этого мы были бы просто абстракция. Речь Божья действует через Таинства. Поэтому таинства включают в нас свет, а представители света являются хлеб и вино. Святой Ириней говорил: «…поэтому наша вера согласна с Евхаристией, ибо все, во что мы верим, Святая Евхаристия подтверждает».

То, что сегодня хоры исключают возможность для активного участия мирян в богослужении, тоже плохо. Народу должны вернуть то, что является основным и, по сути, принадлежит ему: «Аминь», «Господи, помилуй», «Тебе, Господи», «И Духови Твоему». В древних богослужебных текстах мы имеем указания, предназначенные для исполнения народом, хором и чтецами. Активное участие в Евхаристии — это то, что от нас ожидает сам Господь.

Для заключения можно привести богомудрые слова святых Иоанна Дамаскина и Феодора Студита: «Святая Литургия есть повторение совокупного человеческого домостроительства спасения». И это лучше всего выражается в конце Литургии святителя Василия Великого: «…исполнися и совершися елико по нашей силе, Христе Боже наш, твоего смотрения таинство».

www.bogoslov.ru