Вы здесь

Ступени молитвы

Лествица

Молитва — матерь и царица всех добродетелей. Но почему она матерь всех добродетелей? Ведь великий апостол Павел говорит: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1 Кор. 13: 13). Значит, согласно ему, самая великая добродетель не молитва, а любовь. Так почему же все-таки святые отцы сказали, что молитва — матерь всех добродетелей? Потому что она вводит в нашу душу и любовь. Любовь к Богу и любовь к ближнему входят в нашу душу не иначе, как путем молитвы!

Например, ты, скажем, огорчил кого-нибудь или тебя кто-нибудь огорчил, но если ты начинаешь поминать его в молитве, то вскоре замечаешь, что с какого-то времени злоба начинает исчезать. Молитвой пресекается вражда, и ты тотчас приобретаешь этого человека, и вы приходите к согласию, единству. Поэтому святой Максим говорит: «Когда ты увидишь, что кто-нибудь тебя ненавидит, будь по справедливости или не по справедливости, начни поминать его в молитве»[1].

Но не поминай его, чтобы на него пришло какое-нибудь зло, ибо тогда оно падет на тебя. Говори так: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешного, и брата моего (имя), ибо по моим грехам он рассердился на меня. Потому что брат мой — мое зеркало: он видит мои недостатки».

Так говорит и святой Иоанн Лествичник: «Не обвиняй брата, когда молишься за него, и не проси для него наказания», — как некоторые записывают таких людей в своих помянниках как врагов! Нельзя! Даже если вы записываете некоторых во враги, Церковь знаете, как молится? Церковь молится о врагах, чтобы Бог умудрил их, простил им грехи, привел их к познанию истины, сделал кроткими и благополучно обратил их.

Так молится Церковь. Никогда и никому Церковь не желает причинить зла. Ибо «Бог хочет, чтобы все люди спаслись»(ср.: 1 Тим. 2: 4). А мы, когда огорчены, нам кажется, что такой-то человек нас ненавидит. А Церковь — нет! Она не делает различий. Она молится равно обо всех, чтобы все были хорошими.

Потому, говоря о святой молитве, я и сказал вам, что она называется матерью всех добродетелей, ибо она вводит в душу нашу самую великую добродетель — любовь к Богу и любовь к ближнему.

Послушай, что говорит божественный отец Максим Исповедник — эта «вершина богословия» и «итог православного богословия» VI века — в «Добротолюбии» и в книге, называемой «Амбиква», в которой его мысль превосходит порой даже святого Дионисия Ареопагита, именуемого «птицей небесной». «Все добродетели помогают человеку стяжать любовь Божию, но ни одна не сильна сделать это так, как молитва»[2]. Ибо молитва потому и называется матерью добродетелей, что она достигает самой великой добродетели — любви.

Все добродетели приближают человека к Богу, а молитва их объединяет. Это как если бы ты мастерил дверь из нескольких частей или шкаф и видишь, что детали, выстроганные фуганком, подогнаны друг к другу, но не держатся, пока ты не поставишь их на клей. А когда поставишь их на клей, они кажутся сделанными из цельного куска дерева. Такова и молитва.

Молитва не только приближает человека к Богу, но и прилепляет его к Богу и делает его одним духом с Ним. Это то, о чем говорит великий апостол Павел: «Прилепляющийся к блуднице становится одно тело с нею… а прилепляющийся к Господу есть один дух с Господом» (ср.: 1 Кор. 6: 16–17). Эта духовная спайка — чтобы человек соединился с Богом — совершается на пути молитвы.

Но когда мы слышим о молитве, не будем думать, что всякая наша молитва есть молитва. Если я языком произношу молитву или устами, а ум мой витает по горам, по долам, я обманываю себя, когда молюсь. Ибо Бог во время молитвы требует не только уст и языка, но и ума и сердца.

И молитва, которую мы совершаем устами, тоже хороша в какой-то мере, ибо также имеет основание в Священном Писании. Когда слышишь апостола Павла, что он говорит так: «Приносите Богу плод уст ваших» (ср.: Евр. 13: 15), то он указывает на устную молитву, которую мы произносим вслух; или когда услышишь в Псалтири, что говорится: «Гласом моим ко Господу воззвах, гласом моим ко Господу помолихся»(Пс. 141: 1), то это относится к молитве, произносимой языком и в голос. Когда слышишь пророка, что он говорит: «И я превознес Его языком моим» (Пс. 65: 17), то он тоже о молитве устной говорит; или: «Господи, услыши молитву мою, и вопль мой к Тебе да придет» (Пс. 101: 2), тоже о молитве устной говорит. Или: «Вонми, Боже, молитву мою и не презри моления моего» (Пс. 54: 2), то опять же о молитве устной говорит и здесь Священное Писание.

Но знай, что молитва уст, по учению божественного отца Григория Нисского, великого философа и брата великого Василия, есть самая дальняя граница молитвы, или, лучше сказать, чтобы вы лучше поняли, она — самая нижняя планка (ступенька) лестницы молитвы. Ты знаешь, что, начиная подниматься по лестнице, ты ставишь ногу на самую нижнюю ступеньку. А сколько тебе еще предстоит подниматься вверх!

Между тем, лестница молитвы в своем восхождении не имеет конца. Молитва в возрастании своем не имеет краев, потому что она соединяется с Богом. И как Бог, будучи безграничен в святости по высоте Своих свойств, не имеет конца в благости и святости, так и молитва возносится в своем духовном возрастании и пределов не имеет!

И бескрайня не только молитва, но и все добродетели, рождающиеся от Бога, бескрайни; именно потому, что рождаются от Бога бескрайнего. Вера, или надежда, или любовь, или милость — все они бескрайни, потому что рождаются от единого Бога, не имеющего пределов в благости.

Итак, когда мы молимся устами, знай, что мы делаем хорошо, ибо так человек начинает учиться молиться. Устами мы начинаем заучивать сперва начальные молитвы: «Царю Небесный», «Святый Боже», «Пресвятая Троице», «Отче наш», «Верую», псалом 50… и будет хорошо, если мы выучим их наизусть по молитвеннику, Часослову и Псалтири.

Мы произносим молитвы устами и так заучиваем их, как если бы мы были в первом классе. Человек начинает с этой устной молитвы и поднимается в молитве до того уровня, где больше нет молитвы, — пока не войдет в духовное видение. Теперь, говоря о молитве, скажем о ступенях молитвы, как нас учат об этом святые отцы.

Когда мы молимся языком и устами, мы стоим на самой нижней ступени молитвы. Нам надо переходить в нашей молитве от языка и уст к уму, потому что у души нашей есть две владычествующие части, как показывает это святой Иоанн Дамаскин в «Догматике», — ум и сердце.

Ум постоянно источает помыслы. Мозг — это инструмент разума, а сердце — инструмент чувств, ощущений духовных. Ибо где ты сначала чувствуешь радость, скорбь, страх? Не в сердце ли? Видишь, что чувство души находится в сердце?

Итак, хочу сказать вам одну вещь. Когда мы молимся устами, мы стоим в начале молитвы. А если я произношу устами молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!», или «Отче наш», «Богородице Дево» или любую другую молитву и к тому же понимаю ее умом, тогда она уже не называется устной молитвой, а переходит на другую ступень, а именно — на ступень молитвы ума.

А если эту молитву, которую я произношу устами и понимаю умом, я доведу до чувства сердца — чтобы я чувствовал ее и сердцем тоже, — то она становится тогда молитвой сердца — это другая ступень, более высокая. Итак, послушай, что говорит святой апостол Павел: «Хочу лучше сказать пять слов умом моим в церкви, нежели тьму слов на языке» (ср.: 1 Кор. 14: 19). Вы слышали, насколько выше молитва ума, чем молитва языка? Ибо апостол предпочитает скорее сказать пять слов умом в церкви, чем тьму слов языком; потому что молиться умом — это молитва намного более высокая, чем молитва языком.

А молитва ума — совершенна? Нет! Умная молитва также не совершенна. Молитву ума божественные отцы называют лишь половиной молитвы, или птицей с одним крылом, или одноногой молитвой, ибо и молитва ума тоже несовершенна. Ей нужно еще кое-что. Эту молитву нужно от понимания умом довести до чувствования сердцем.

Когда мы произносим молитву языком, и понимаем ее умом, и чувствуем сердцем, она становится сферической, круглой в движении души нашей. Эта молитва намного совершеннее, и она называется молитвой сердца.

Но вы меня спросите: а молитва сердца самая высокая? Нет! Есть молитвы еще выше, чем молитва сердца. Однако молитвы сердца, говорит святой Исаак Сирин, едва достигает один из десятков тысяч. А молитвы, которая выше молитвы сердца, едва достигает один из рода в род[3] — так высока молитва, которая следует за молитвой сердца. И каковы же ступени, стоящие выше молитвы сердца?

Первой является молитва самодвижущаяся. Почему она называется так? Когда укрепилась молитва в сердце, то есть «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!», с какого-то времени сердце молится без того, чтобы язык произносил слова. Это то, о чем говорится в Песни песней, в Библии: «Я сплю, а сердце мое бодрствует» (Песн. 5: 2). Знаешь, какова тогда наша молитва? Как если бы ты остановил часы, а они потом продолжали бы идти сами.

На этой ступени ты достигаешь того, о чем говорит великий апостол Павел: «Непрестанно молитесь» (1 Фес. 5: 17). Казалось бы, апостол Павел говорит о чем-то превышающем наши силы. «Как мне молиться непрестанно? Я ведь иногда сплю. Могу ли я молиться, когда сплю? Но я ведь иногда ем. Могу ли я молиться, когда ем? Но я ведь разговариваю с людьми. Могу ли я молиться тогда?» Можешь, если хочешь!

Сердце достигшего самодвижущейся молитвы человека, где бы он ни был, молится постоянно. Если он в самолете, если он в поезде, если на фабрике, если на вокзале, если в пути, если спит — сердце его молится непрестанно. Когда эта молитва становится самодвижущейся, вся жизнь человека является молитвой. Что бы он ни делал на земле, он все время молится.

Апостолы не учили нас ничему такому, что было бы выше наших сил. Когда святой апостол Павел сказал: «Непрестанно молитесь», то кто достигает самодвижущейся молитвы, тот исполняет его слово. Он если ест — сердце его молится, если говорит с людьми — у него втайне есть другие уста — огненные уста Духа Святого в сердце его. Ими он говорит с Богом. Это «уста Духа», как их называет Василий Великий[4]. У такого человека, который стяжал самодвижущуюся молитву, что бы он ни делал, сердце его молится. Это четвертая ступень молитвы.

Есть еще и другая ступень, более высокая, чем эта, — молитва видящая. Какова она? Ты видел святого Антония Великого? Оттуда, с горы Фиваидской, где он пребывал в Египте, он устремлялся умом к святому Аммонию — другому великому исихасту. Тот ушел из жизни, и душу его ангелы несли на небо. И святой Антоний начал бить поклоны. И спросили его монахи: «Отче, почему ты кланяешься?» А он ответил: «Брат наш Аммоний, великий столп небесный и земной, отходит на небеса, и я поклонился его душе»[5].

Большое расстояние было от святого Антония до горы Аммония, однако Антоний видел душу Аммония, как ее несут ангелы на небеса, когда она вышла из тела. Это — люди прозорливые, или Божии провидцы умом!

Когда человек становится провидцем Божиим, у него имеется эта молитва, называемая видящей. Таким образом, он так сильно возносится умом, что видит, сколько тут, где мы с вами находимся, копошится бесов — ибо их много — и сколько ангелов. Всех видит. И видит того, кто очистил свое сердце, видит также и мысли — мысли, которые думает каждый. Столь чистым становится ум его, что он говорит тебе, о чем ты думаешь, о чем думает другой. Мысли каждого знает. Ты видел у Спасителя: «Иисус же, видя помышления книжников и фарисеев, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших? ибо что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: возьми постель твою и ходи?» (ср.: Мф. 9: 5). Он смотрел и видел их мысли.

Итак, этой меры достигает человек, который имеет молитву самовидящую. Знает мысли всех присутствующих. Видит злых духов, видит ангелов и всех, кто заботится о спасении нашем здесь.

Но есть и другая ступень молитвы, более высокая, шестая, — молитва в экстазе, или в восхищении. Ею человек во время молитвы бывает похищен умом на небо, лицо его делается подобным огню, а руки и пальцы — словно пылающие факелы, и он уже не на земле находится умом, а на небе.

И последняя молитва, более высокая, чем молитва в восхищении, — это молитва духовная. Она седьмая. Молитва духовнаяи молитвой-то не называется. Она, согласно святым отцам, называется духовным вИдением и Царством Небесным. Так же говорит и святой Исаак Сирин[6].

Итак, молитва духовная выше пределов молитвы. Она есть одно естество с Богом. Это то, что видел великий апостол Павел: «Знаю человека, который назад тому четырнадцать лет восхищен был до третьего неба и слышал там слова, которые человеку невозможно выразить. В теле или вне тела, не знаю. Бог знает!» (ср.: 2 Кор. 12: 2–4).

Он не знал, как это было. Ибо в этой духовной молитве ум человека уже не движется своими силами. Но бывает взят силой Духа Святого и отведен в небесную славу и уже не может думать о том, о чем хочет. Ум человека ведется к великим откровениям в ад, на небо — куда хочет привести его Дух Святой. И человек этот пребывает в великих откровениях, и когда возвращается в свое обычное состояние, то не знает, был ли он в теле или вне тела, как апостол Павел. Это самая высокая молитва, о которой говорит божественный отец Исаак Сирин, что «едва ли сподобляется один из рода в род такого откровения, как это». В одном поколении едва ли обретается один такой человек.

Почему я сказал вам об этих ступенях молитвы? У нее имеются все три общие ступени: молитва уст, ума и сердца. А остальные, промежуточные ступени связаны между собой как ступени лестницы, когда ты поднимаешься по ней. Совершенный молитвенник проходит по всем этим ступеням молитвы благодатью Божией. А самому человеку подниматься по этим ступеням — это не в его силах. Человеку принадлежит здесь только воля. Пусть он желает молиться Богу как может, а сподобиться таких высоких молитв, как эти, — это зависит только от благодати Божией.

Итак, в этих молитвах ум должен соединиться с сердцем. Это молитва ума в сердце, и это молитва чистого сердца. Но знайте, что ум, сходя в сердце, проходит через два мытарства, или препятствия. Какие же это мытарства? Первое — мытарство воображения, представления, а второе — мытарство рассудка, стоящееу ворот сердца.

Сходя к сердцу, ум встречает первое мытарство — воображение. Ты видел, что стоишь иногда на молитве, а в уме твоем появляется такое, чему сам диву даешься. Какое-нибудь представление, или человек, огорчивший тебя, или тот, кто соблазнил тебя страстью. И тогда, на мытарстве воображения или представления, ум наш останавливается во время молитвы, держа путь к сердцу.

Это первая остановка. Святой Нил Подвижник говорит в «Добротолюбии»: «Блажен тот ум, который достиг того, чтобы молиться без образов Христу, без форм»[7]! Ум Христов не имел представлений, говорят святые богословы. Потому что Он был Новым Адамом и пришел восстановить ветхого Адама в точности таким, каким тот был в раю.

Ибо и Адам, когда был создан Богом в раю, не имел воображения, не имел представлений. Сатана пал из-за воображения, ибо захотел стать подобным Богу, как говорится у Исаии: «Ты сказал в мысли своей: “взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов и буду подобен Всевышнему”»(ср.: Ис. 14: 13–14). И лишь только он вообразил себе это, Бог сбросил Люцифера вниз с неба, потому что он вообразил себя подобным Ему, не ведая, что он — тварь. Ибо Бог сотворил его одной только мыслью Своей и может уничтожить его в одно мгновение.

Так и Адам, когда пал, пал через мысль. Что ему сказал сатана? «Не умрешь, но будешь как бог, знающий добро и зло» (ср.: Быт. 3: 4–5). И как только он вообразил себе, что будет как Бог, он вследствие воображения отпал от данных ему даров и затем был изгнан из рая. Потому божественные отцы называют воображение мостом для бесов[8]. Ни один грех не переходит от ума к чувству (к сердцу), если человек прежде не вообразит его себе умом.

Итак, во время молитвы тебе нельзя представлять себе ничего. Ни священных образов, ни Христа на Кресте, ни Страшный Суд. Ничего. Ибо все образы находятся вне сердца, и если ты станешь поклоняться им, ты поклоняешься не Христу.

Ум должен сойти в сердце, ибо сердце есть клеть ума. Это клеть, о которой говорит Христос: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6: 6). Вы думаете, что эта клеть — деревянная, это какой-то дом? Если вы понимаете это так, вы понимаете по букве.

Между тем, божественные отцы понимают это совершенно иначе. Три двери тебе надо запереть, когда молишься: дверь деревянную — для людей; дверь уст — для слов, чтобы ты не говорил ни с кем, кроме Бога; и дверь сердца — для духов, чтобы ты смог сойти умом в клеть сердца. Ибо сердце есть клеть ума.

Послушай, что говорит божественный отец Исаак Сирин: «Человек, сойди умом в клеть сердца твоего, и тогда ты достигнешь небес. Ибо и она тоже есть клеть небесная, клеть Царства Небесного»[9]. Но кто нам сказал, что Царство Небесное — в сердце нашем? Христос. Не сказал ли Он: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17: 21)? Итак, значит мы имеем Царство Небесное в сердце нашем. И когда мы вошли умом в сердце, мы достигли Царства Небесного.

Итак, ум, сходя к сердцу во время молитвы, встречает эти два мытарства: сначала мытарство воображения и затем мытарство рассудка, у ворот сердца. Мудрый человек в мгновение времени проходит их.

Самый краткий закон молитвы — не представлять себе ничего, когда молишься. Ибо представления бывают трех видов: плохие, хорошие и священные. Не принимай представлений ни одного вида. Ибо если остановишься на представлении, ты не можешь войти умом в сердце во время молитвы.

А здесь, на мытарстве рассудка, которое у ворот сердца, нас встречают другие злые духи. Приведу вам тут пример, чтобы вы поняли.

На мытарстве рассудка ум наш встречают богословы мрака и философы ада и подбрасывают уму духовные рассуждения. Ум наш, по свидетельству святого Василия, имеет свойство всечасно источать мысли — хорошие и плохие[10]. И не он виной того, что источает их. Ибо что мы всыпаем в мельницу, то она и мелет. Мы решаем, пропустить ли в ум помыслы.

Стоишь иногда на молитве (на коленях, или стоя, или сидишь на стуле или скамеечке, ибо ты можешь молиться и лежа, когда ты болен или стар, как говорит святой Григорий Синаит: «Старый и больной может лежать, опустив голову на подушку, если он не может стоять на ногах, только пусть молится». Бог требует от человека не положения тела, а ума и сердца) и в минуту молитвы вдруг замешаешь, что появляются не плохие какие-нибудь слова, а из Писания, как и диавол искушал Спасителя на Сорокадневной горе. Не из Писания ли он искушал Его? «Бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею» (Мф. 4: 6). Ты видишь, что их роль — искушать тебя из Писаний?

Так он поступает и с умом нашим, когда ум хочет сойти в сердце на молитве. И на мытарстве рассудка, которое у ворот сердца, например, приходят тебе на ум эти слова: «Ты вывел из моря коней Твоих, смущая воды многие»(ср.: Авв. 3: 15). Или: «Оскудеют овцы от пищи, когда не будет волов при яслях»(ср.: Авв. 3: 17).

Что это такое, ведь это из Писания, не так ли? Кто такие волы? Кто овцы? Какой смысл во всем этом? И тотчас диавол ведет тебя умом к толкованию святого Максима: «Волы мысленные — ибо волы больше овец — это апостолы, епископы и священники, Церковь руководящая, иерархия»[11]. А кто такие овцы? Церковь покоряющаяся, низы народные. Сколько раз не называл только Христос народные низы овцами? Овцами словесными!

Что такое ясли, от которых питаются и волы, и овцы? Церковь Христова. Ибо и Церковь руководящая, и Церковь покоряющаяся питается Пречистыми Тайнами, учением святых отцов, Священного Писания Ветхого и Нового и всеми догматами, всеми толкованиями Евангелия. Откуда это все? Из этих яслей, которые суть Церковь.

Но что говорит тут Дух Святой? «Оскудеют овцы от пищи, когда не будет волов при яслях». То есть оскудеет народ Христов в Церкви, когда не будет пастырей при Церкви. Ибо волы, в смысле умственном, суть пастыри Церкви.

И вот такие рассуждения правильные и высокие приходят к нам во время молитвы! Но враг не злится на это, когда видит, что ты рассуждаешь. Он радуется: хорошо, что ты богословствуешь, когда молишься!

Братья, нечего искать во время молитвы! Святой Иоанн Златоуст говорит: «Ты, когда молишься, не богословствуй, ибо будешь поруган бесами»! Когда молишься, надо иметь сердце обузданное и смиренное, боль в сердце о грехах и смирение. Эта тайна — тайна Бога, Источника умов рациональных, земных и небесных.

Итак, нельзя во время молитвы богословствовать. Потому что вести беседу с духовными мыслями во время молитвы, даже если бы они были из Священного Писания, — это значит, что мы не молимся, а богословствуем. То есть значит, что мы думаем что-то о словах Писания. Поскольку это мытарство стоит у ворот сердца, тебе нельзя говорить во время молитвы ни одного слова из Писания. Но сходи в сердце с молитвой из одной-единственной мысли, то есть мысли только об имени Господа нашего Иисуса Христа.

Итак, с этой мыслью мы сходим в сердце, говоря так: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного (грешную)». С другим рассуждением тебе нечего делать. Как я говорил вам выше, на мытарстве воображения ни один образ, сколь бы святым он ни был, не находится в сердце, а вне сердца и выводит ум наш из сердца вовне. Так и эти рассуждения.

Ибо диавол, называемый богословом мрака и философом ада, имеет целью задать уму нашему пищи для богословствования. И он приведет тебе на молитве все Писание, если захочешь, — ведь он древний богослов и знает его наизусть. Лишь бы ты не молился! Он знает, что молитва пожигает его.

Поэтому он приводит тебе на память тексты и из Апостола, и из Евангелия, и из проповедей, которые ты слышал, и из синаксарей. Ты стоишь на молитве, а диавол преподносит тебе дела великие и размышления духовные очень высокие. Тогда у тебя начинается духовное превозношение: «Мне потому приходит теперь на ум это все, столь высокое, что я молюсь Богу!» А он смеется — рот до ушей. Ты не молишься тогда, а богословствуешь. Спаситель говорит тебе, чтобы ты молился так: «Молясь, не говорите много, как лицемеры, которым кажется, что в многословии слышит их Бог»(ср.: Мф. 6: 7)!

Христос требует от нас молитвы «монологичной», то есть из одного-единственного слова, из одной-единственной мысли. Ты видел хананеянку? Она шла за Христом и выкрикивала всего несколько слов: «Иисусе, Сыне Давидов, помилуй меня!» и: «Сыне Давидов, помилуй меня!» (ср.: Мф. 15: 22). Но кричала изо всего сердца. Она не молилась много, она молилась одной только фразой, но говорила Ему из сердца, пока не вынудила Благость Божию сказать: «О, женщина! велика вера твоя!»(Мф. 15: 28).

Так и мы во время молитвы, особенно молитвы сердца, когда хотим свести ум в сердце, так будем молиться — с одной-единственной мыслью. Ибо если ты оставишь это богословие во время молитвы, то, с помощью Божией, ум тотчас входит в сердце.

Клеть ума есть сердце. Когда слышишь в Евангелии: «Ты, когда молишься, войди в клеть твою» (ср.: Мф. 6: 6), то знай, что речь идет о вхождении ума в сердце. Потому что там живет Христос с самого Крещения; там стоит невеста и с Женихом сочетается, то есть душа наша сочетается со Христом в сердце.

Итак, как только ум вошел в сердце, у тебя есть естественный признак. Вонзается как бы огненный гвоздь, и сердце согревается, начиная с центра. Затем согревается все, затем грудь, плечи, позвоночник, все тело, и начинает литься пот с великой силой, а глаза начинают проливать горячие слезы покаяния. Это пламенная молитва.

Что там произошло? Встретился Жених с невестой. Христос с душой нашей. Это духовное единение делает человека одним духом с Богом. Это то, о чем говорит апостол: «Совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею… А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом» (1 Кор. 6: 16–17). Это соединение и прилепление к Богу в сердце, Иисусом Христом, приносит великую сладость духовную и великое тепло.

Но это еще не основание делания — ни эта сладость, ни теплота сердечная. Основание делания есть сокрушение сердца, раскаяние, сердечное болезнование о грехах и слезы покаяния, которые проливаются тогда. В этом состоянии сердце наше вкушает такое блаженство, такую отраду, такую теплоту и сладость духовную, что, очнувшись из этого состояния соединения со Христом в сердце, человек не может связать и двух слов.

Какие блаженные минуты, какую сладость, какую радость он имел в сердце своем! И если бы в этом состоянии делатель молитвы пробыл час или два — с умом, низведенным в сердце, то есть чтобы ум соединился с сердцем, — то, когда он очнется, неделю или две уже не сможет войти в его сердце ни одна мысль из мира сего! Небо сердца его так очищается, что воздух сердца бывает полон действия Духа Святого. О сердце блаженное, напоившееся слезами покаяния и великой любовью из соединения с Иисусом Христом! Любовь духовная, которую нельзя описать словами!

Итак, вот это и есть молитва сердца, о которой я говорил вам выше и которой едва удостаивается один из десятков тысяч! Так она высока. А молитвы духовной, о которой я упомянул вам в первом слове, — едва ли один из рода в род.

Но вы спросите меня: «А что делать нам, отче, большинству людей, не знающих этой техники и этой философии высокой молитвы? Мы что, погибнем?» Нет! Но поскольку речь зашла о молитве, я показал вам, какова истинная молитва.

Это не значит, что, если я сам не молюсь, то не должен и говорить об этом другому. Я тоже не молился так, с тех пор как живу! Но это не значит, что мы не должны этого знать. Ведь неведение — это слепота души.

Перевела с румынского Зинаида Пейкова

[1] Ср.: Максим Исповедник, преподобный. Четыре сотни глав о любви. Третья сотница. § 90; Четвертая сотница. § 22.

[2] Ср.: Там же. Первая сотница. § 11.

[3] Ср.: Исаак Сирин, преподобный. Слова подвижнические. Слово 16.

[4] См.: Василий Великий, святитель. Беседы на псалмы. Беседа на псалом 33. § 1 // Василий Великий, святитель. Творения: В 2-х т. М., 2008. Т. 1. С. 530.

[5] См.: Афанасий Великий, святитель. Житие преподобного отца нашего Антония. § 60 // Афанасий Великий, святитель. Избранные произведения. М., 2006. С. 37.

[6] См.: Исаак Сирин, преподобный. Слова подвижнические. Слово 16.

[7] Ср.: Нил Подвижник, преподобный. 153 главы о молитве. § 117–120 // Добротолюбие: В 5-и т. М., 2003. Т. 2. С. 237–238.

[8] См.: Каллист и Игнатий Ксанфопулы, иноки. Наставление безмолвствующим. § 64 // Добротолюбие. Т. 5. С. 413.

[9] Ср.: Исаак Сирин, преподобный. Слова подвижнические. Слово 2.

[10] См.: Василий Великий, святитель. Письмо 233 (225). К Амфилохию, вопрошавшему; Его же. Толкование на пророка Исаию. Гл. 13. § 273 // Василий Великий, святитель. Творения. Т. 2. С. 813–814; Т. 1. С. 831.

[11] Ср.: Максим Исповедник, преподобный. Вопросоответы к Фалассию. Ч. 1. Вопрос 55 // Максим Исповедник, преподобный. Творения: В 2-х кн. М., 1994. Кн. 2. С. 204.

pravoslavie.ru