Рождество в конверте

Василек осторожно задвинул металлическую крышку, стараясь не прищемить пальцы. В прошлую ночь они замерзли. С вечера оставили приоткрытым люк, чтобы выветрился запах прелости и пошли работать. Вот тепло и улетучилось, пока их не было.

Однако ж сегодня будет добрый улов!.. Вон сколько народу на улице. Спешат за покупками и елками. Как-то и работать-то не хочется…

Вместе с метелицей в воздухе кружится радость и ожидание чуда. Со всех сторон звенит смех, слышатся поздравления. Нет, надо обязательно идти. У людей хорошее настроение, этим надо пользоваться. Да и, в конце концов, у них, у мальчишек, тоже должен быть праздник, а для этого надо добыть чего-нибудь вкусненького.

Василек натянул рукава старой куртки на красные от цыпок руки и поежился от холода. Мальчики остановились у заледенелой колонки с водой, что находилась через улицу от их люка и стояла на перекрестке двух дорог, одна из которых вела на вокзал, вторая — на рынок.

— Ты на площадь, ты к базару, а я к вокзалу, — распорядился Коля по праву старшинства и вытер нос рукавом.

— Я не пойду на базар, — возмутился Серж, натягивая повыше ворот вязаной кофты грязно-синего цвета, — я там вчера был. Люди только на ряды смотрят, а меня не видят.

— Вчера пусто, сегодня густо. Поршнями шевелить надо, не фиг по сторонам зырить, — сказал Коля, шмыгнув носом.

Прошел почти год, как погибли родители Василька, и следом и бабушка умерла от горя, старенькая она была. Мальчика отдали в детский дом, но Василек сбежал вместе с Сержом по осени, мечтая найти престарелую тетю Василька, жившую в другом городе, да морозы ударили, возвращаться в детдом никак нельзя было, иначе их бы потом не выпустили.

С Колей ребята познакомились на улице. Для Коли улица — что дом родной чуть ли не с пеленок. Василек видел окна его квартиры: вместо давно выбитых стекол — полусгнившие матрасы. Оттуда постоянно сыпалась ругань: это выпившие Колины родители что-то вечно делили.

Ребята разошлись в разные стороны, условившись встретиться через три часа на том же месте. Василек отправился на площадь. Летом здесь весело, приезжает Луна-парк, работают аттракционы. А зимой возвышается огромная нарядная елка и деревянная катушка, покрытая льдом, с кучей визжащей детворы.

Вокруг небольшой самолета — памятника в честь победы во Второй мировой войне — стоят машины с елками. Самолет этот установили лет десять назад. Раньше площадь украшала фигура каменного Ленина, вокруг которого в клумбах росли маки в клумбах. Теперь цветы никто не высаживает, а Ленина давно отвезли то ли свалку, то ли на чей-то огород вместо пугала. Зато самолет поднимает нос к небу, словно вот-вот взлетит. Когда дует ветер, он мерно покачивает крыльями, как живой. Эх, вот так бы улететь на самолете подальше от этого города, подальше от всего!

С тоской посмотрел Василек на самолет — одинокий, но равнодушный к происходящей под ним суете.

— Почем вон та маленькая пушистая елочка?

— А мне вот эта больше нравится, уж елка так елка, — перебил ее мужчина, похоже муж, и довольно выдохнул: — Уж елка так елка!

— У нас и так мало места в комнате. Давай, лучше маленькую елочку купим!

— Тетенька, дяденька, подайте, пожалуйста, — затянул жалобно Василек, протянув озябшую руку.

— Иди мальчик, не до тебя, иди, — ответил с раздражением мужчина.

Женщина скользнула по Васильку невидящим взглядом и с недовольством спросила мужа:

— Ну, и куда мы ее поставим?

— Дядя, — сделал последнюю попытку Василек, — подайте, пожалуйста, на хлебушек.

Мужчина было повернулся к мальчику и начал шарить в своем кошельке, перекладывая бумажные деньги, но, порывшись, сказал, поправляя очки:

— Нет у меня мелочи мальчик, все потратил, иди себе, ступай с Богом.

Василий ходил вокруг памятника, пытался просить, но все было бесполезно. Прошло уже почти два часа, а у Василька — ни копейки. Коля выгонит его, и придется Васильку провести праздничную ночь одному под холодными звездами. Василек завернул за угол дома. Там начиналась центральная улица — самое оживленное место города. Многочисленные магазины работают допоздна. Может, здесь попытать удачу?

Главная улица ослепляла предновогодней красотой. Уличные фонари гордо держали флаги, с проводов свисал послушный ветру серпантин, деревья обвивала паутина из разноцветных огоньков. Из огромных сверкающих окон универсама, разрисованных дедами морозами и украшенных гирляндами огней и мишурой, позировали манекены в модных дубленках. Василек непроизвольно бросил взгляд на свое отражение и увидел грязного оборванного мальчишку. Наверное, не очень приятно такому замазуле и денежку то подать.

А пахнет как! Прямо на улице продавали пирожки. Из киоска плыл запах жареной курицы. Вот бы сейчас ее золотистый кусочек! И чаю…Такого, как бабушка заваривала, настаивая на печи, так чтобы весь воздух наполнялся им. Но сначала елку, самую маленькую — Новый год и Рождество все-таки! Хотя нет, куда ее ставить, не на трубы же, лучше веточку добыть, но большую и пушистую.

И тут Василек увидел бабулю, впрочем, не бабулю вовсе, а пожилую женщину в богатой шубе. Тащит женщина елку, взвалив на хрупкие плечи тяжелое колючее дерево, перетянутое веревкой.

— Простите, можно я вам помогу, — робко предложил Василек.

— Помоги, юноша, помоги, — обрадовалась женщина. — Я вот тут недалеко живу. Детки мои поразъехались по разным городам. Один в Ростов, другой в Москву. Одна я теперь. Но обещали внуков на каникулы привезти. Как же без елки их встречать то?

Ухватился Василек за конец зеленой красавицы. А та недовольная: все руки исколола. Благо, недалеко пришлось идти.

— Как же Вы такую тяжесть несли? — удивился Василек.

— Да мне же недалеко, здесь на площади и такси не возьмешь. Думала маленькую елочку куплю. Так нет, вот эту уговорил торгаш! Смотрите, говорит, какая шикарная. Ну да ладно! Игрушек у меня много, есть чем украсить.

Завернули во двор старинного дома. Вид у него казался самодовольным. Еще бы не гордиться: такой изящной отделки не было ни у одного дома в этом городе. Василек слышал, что в нем живут бывшие партийные работники.

Подъезд блистал белым мрамором, широкая винтовая лестница была чисто вымыта. По невысоким ступенькам поднялись на второй этаж.

— Спасибо, тебе, молодой человек! Как звать-то тебя?

— Василий.

— Спасибо тебе, Василий за помощь!

— Да не за что, тетенька.

Василек спустился на несколько ступенек вниз.

— Стой, погоди, на вот тебе за работу, — изящная рука неуверенно протянула Васильку пятьсот рублей, зажатые в тонкой руке.

— Что Вы, тетенька, — смутился Василек, — я так просто, мне жалко Вас стало: помочь решил.

— Бери, бери, ты заслужил, — улыбнулась женщина. И Васильку показалось, что жалость проскользнула в ее глазах. Сейчас начнутся глупые вопросы, кто его родители, в каком он классе и тому подобное. И тогда мальчик взял деньги, резко развернулся и стремительно побежал вниз.

Да, здорово все здорово вышло: и помог и денег заработал. Все! Хватит по улицам шататься! Деньги есть — праздник будет.

Идет по улице Василек, не нарадуется. На витрины смотрит, чтобы купить, как друзей порадовать.

Но вдруг гаснуть начала радость… Окна домов светятся. Все видно: взрослые и дети смеются, поют, танцуют, поздравляют друг друга, столы ломятся от еды. А он один… Вместо дома — люк. И обида на весь свет волной накатилась на сердце мальчишки: чужой он в этом мире, чужой, и никому ненужный и никакие деньги не спасут его от одиночества.

Василек вспомнил, что когда-то и они с папой наряжали елку. Лесная гостья стояла почти до конца января, лишь после Крещения убирали.

Интересно, а на том свете, где сейчас его родители, есть елка? А если есть, то чем они ее украшают?

Василек любил подвешивать рядом со стеклянными птицами, солдатиками, принцессами шоколадные конфеты в пестрых обертках, а на каждую веточку клал маленький шарик белоснежной ватки. На потолок, прямо над елкой, приклеивал серебряный дождик. А внизу стоял электрический домик с двумя оконцами: одно оконце загоралось, другое гасло. Мама говорила, что это Дед Мороз ходит по комнатам, Снегурочку ищет, а она, проказница, убежала в лес, зверушкам подарки дарить.

А потом всё раз — и закончилось. Как будто и не было. Не было дома, не было праздников, не было завтраков перед школой. И надо ли это кому-нибудь рассказывать? Кому это интересно?..

— Господи… — чуткие уши Василька уловили чей-то шепот и два сдерживаемые рыдания. Между домами, забившись в темный угол, сидела девочка. Она смотрела в небо, и из огромных глаз её текли слезы.

— Ты что плачешь? — наклонился к ней Василек.

— Мама заболела. Плохо ей очень. Сегодня врач приходил, сказал, что мы не местные, что не может он маму в больницу положить, езжайте, говорит, туда, откуда приехали, там и лечитесь или деньги платите. А куда нам ехать? Оттуда все уезжают. Не ждет нас там никто. И здесь никто не поможет.

Девочка зарыдала.

— Так, не реветь! — прикрикнул Василек и деловито осведомился: — Сколько тебе нужно?

— В аптеке насчитали пятьсот рублей… — у девочки задрожали губы. — Еще и накричали, что без денег пришла, что от работы отвлекаю. Да где ж мне взять столько?

Хрустнула бумажка в руке Василька, обожгла руку.

— На, это тебе, — решительно протянул Василек пятисотку, даже не успел опомниться, как отдал деньги.

— Ой! Что ты, я не возьму! — девочка мгновенно успокоилась, но все-таки с опаской спросила: — Откуда у тебя столько?

— Мне Богородица прислала, велела тебе передать, — ответил Василек. Так говорила его мама, когда по праздникам приносила домой сладости.

Девочка прижала деньги к груди и так посмотрела на Василька, что… Короче, слова благодарности были не нужны.

Посмотрел Василек на спину убегающей девчонки, порадовался за неё.

А витрины магазинов манят и дразнят. Только что было всё так близко! А теперь всё недоступно. Вот золотистая курочка, покачивая поджаристыми боками отчетливо явилась взору. Заболел желудок. Появилась сухость во рту. Василек загреб непослушной рукой холодный свежевыпавший снег и положил в рот. Твердые снежинки таяли на языке, но… не насыщали.

Ну а главное: что теперь он скажет Коле и Сержу? Зря он так сделал, пожалел незнакомую девочку! Больно совестливый! Думать надо сначала. А ведь на пятьсот рублей можно было бы купить столько еды! Курочку, что на вертеле крутится в киоске, апельсинчиков, чтобы пахло праздником в их подземном доме, и тортик, самый малюсенький.

Но почему-то вместе с сожалением и боязнью возвращаться к ребятам, в душе Василька все отчетливее загоралась радость: ведь он поступил как настоящий мужчина — помог больной женщине. Ну и что из того, что купил бы Василек курицу и лакомства, съели бы да забыли. А так он, может, жизнь спас. А денег еще заработает.

Может, у клуба постоять — там молодежь собирается на танцы?

Василек побежал бегом, чтобы не замерзнуть окончательно до того, как окажется на месте. Но по дороге поскользнулся, упал и больно ударился — едва доковылял до клуба.

На крыльце торопливо (мороз же!) курили молодые люди. Они осмотрели Василька с ног до головы. Кто-то безуспешно пошарил по карманам — в попытке отвязаться от мальчишки-бомжа как от заразы. Подошел охранник и вежливо попросил уйти подальше.

Василек не стал спорить, развернулся и пошел. Куда? Сам не знал. Лишь слезы струйкой катились по впалым щекам. Заорать бы на всю улицу что-нибудь плохое, взвыть как одинокий волк в лесу, да сил нет.

Решил в храм зайти — погреться, все равно по дороге.

В храме народу — не протолкнуться. Свечи горят, люди молятся. Постоял Василек, послушал. Что-то такое близкое, почти родное, кажется — вот-вот мама подойдет, она только на минутку отошла свечи поставить, и бабушка на скамейке сидит. Всматривается Василек в лица прихожан, а к горлу комок так и подступает. А скамейка-то стоит? Да, она, как всегда, на своем месте, и на ней — как всегда много старушек.

— Господи, помоги, — вздохнул мальчик и подумал: «Может, надо спаси и сохрани?» Забыл Василек, как мама его учила. Бог для него был сказкой. А теперь…Теперь слезы навернулись на глаза Васильку Все расплылось перед глазами — как под водой, когда ныряешь.

Вышел Василек на улицу — морозный воздух обжег мокрые щеки. Сердце заныло: «Мама, папа, бабушка, вы слышите меня? Почему вы бросили меня одного? Нет, значит, Бога-то вашего, иначе Он не забрал бы вас!»

Василек вспомнил, как в последний раз махал родителям рукой, когда они садились в машину. Ясно запомнил прощальный взгляд матери и ее слова: «Чтобы все уроки сделал к вечеру, я проверю. И бабушку слушайся!» Как давно это было, а кажется, что вчера.

По мере того как Василек отходил от храма, тень его становилась всё длинней и длинней, а мысли всё печальней и печальней. Как же теперь он вернется домой?

— Василий, ты обронил что-то, — обратилась к нему незнакомая молодая женщина, когда он вышел за ворота. Оглянулся Василек, а на снегу лежит белый конверт, только адреса на нем нет.

— Что ж ты такой невнимательный, — улыбнулась женщина, — потерял бы сейчас письмо-то.

Хотел ответить Василек, что не его это, смотрит — а женщины нет, как и не было. Удивился. А ведь женщина-то к нему по имени обратилась. Кто же она такая, эта незнакомка? Даже разглядеть не успел. Вот досада!

Открыл Василек конверт, а там деньги и открытка «С Рождеством Христовым!» На открытке — Ангел, руки сложил домиком: пламя свечи ладошками прикрывает.

Долго смотрел Василек на открытку, и таким неземным теплом от нее веяло, словно свеча не нарисованной была, а настоящей. И на секунду показалось мальчишке, что пламя свечи трепещет, как живое. И так хорошо на душе стало! Так бывало, когда он засыпал на материнском плече и был уверен, что мама никогда не даст его в обиду, что она рядом, и так будет всегда. Василей бережно положил открытку в конверт и засунул за пазуху, прижав посильнее, как прижал бы материнскую руку. Пересчитал деньги. Оказалась тысяча рублей.

Побежал Василек к ребятам. Теперь у них будет и елка, и все самое-самое вкусное: Богородица прислала!