Вы здесь

Сила веры

«Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр.11.1)

«Упс… гололед, однако, в этом году рановато...» — судорожно думал я, активно работая педалью тормоза имитируя антиблокировочную систему. Прерывистое торможение перед красным светофором на скорости около «сотни» мало помогало. Зад у машины начало ощутимо заносить влево…, сейчас бы газку поддать и слабенький моторчик моего «азлыка» помог бы вытянуть—выровнять машину… Нет, не получится... Господи, помилуй! Справа выезжает на перекресток грузовик… Скорость «москвича» слишком велика… «Раньше нужно было зимнюю резину ставить» — запоздало пеняю себе, и направляю машину на обочину почти без надежды на спасение… На обочине (чего я раньше не съехал на нее?) гололеда не было, и летние покрышки легко зацепились за покрытую инеем щебенку отсыпки… Уф… Слава Тебе, Господи! Прости меня грешного и неразумного… Нужно посидеть минут двадцать… В заднее зеркало хорошо виден мой извилистый тормозной след… В нем мажорно блестит ледяной отблеск ноябрьского утра… Еще чуть и день бы для меня уже не настал… Нет, не страшно…, не успел испугаться, но почему же руки так дрожат? Убеждаю сам себя, что я абсолютно спокоен и все было под полным контролем..

Так, больше не торопимся…, едем спокойно и ждем, пока взойдет солнце и растопит эту корочку первого в сезоне гололеда… Хотел именно сегодня менять покрышки, но раздался телефонный звонок и потребовалось срочно ехать во Владимирскую область. Двинулся затемно, хотелось подальше успеть отъехать от Москвы, пока дневной поток столичных машин не забил все дороги. М-да…, а морозец-то не шуточный. Градусов на пятнадцать потянет… Кроссовочки, вот, еще легкомысленные надел… Может быть потеплеет, пока до места доеду? Нет, не потеплело… Печка хоть и старалась на максимуме обогреть меня, но в водительскую дверь прогнившую снизу насквозь все тепло выдувалось безвозвратно… Доехав до монастыря — конечного пункта путешествия, почти бегом направился ставить благодарственную свечку за благополучное окончание пути… Может быть, в храме окажутся теплые батареи… Очень хочется согреться…

К сожалению, батареи в храме оказались чуть теплее свежего покойника. Храм почти пустой. Только у центрального подсвечника замерла женская фигура в послушническом облачении. Стуча по каменному полу одеревеневшими кроссовками, подхожу поставить свечу…

— Ой, привет! — встречается со мной взглядом молодая послушница.

Ну, надо же! Прихожанка из нашего храма. Лариса. Много раз я провожал ее недоуменным взглядом. Несколько раз, встретившись на улице, раскланивались друг с другом, узнавая в лицо. Как-то случайно услышал, как к ней по имени обратилась пожилая цыганка — тоже наша прихожанка. Так я узнал ее имя, но говорить с ней ни разу не довелось.

— Здравствуй, вот ведь нежданно-негаданно…

— Точно. Никогда не угадаешь… Ты как приехал? Электрички-то давно нет.

— На машине.

— На своей? А когда назад поедешь? Возьмешь меня с мамой?

— Возьму, конечно. Вернуться собираюсь сегодня, дела только тут закончу…

Из-за колонны показывается та самая пожилая цыганка и, внимательно вглядываясь в меня, подходит.

— Вот, мама, — говорит Лариса, указывая на меня, — это же наш певчий из храма. Приехал на своей машине, и я уже договорилась, что он нас отвезет обратно. Пожилая цыганка Зинаида узнает меня и радостно здоровается.

— Я вас отвезу, конечно, мне тут не надолго, но нужно взять благословение на обратную дорогу, а привратница сказала, что в монастыре сейчас нет ни одного священника. Придется ждать.

— Мне тоже священник нужен, — отвечает Лариса — подождем.

— Давайте встретимся в храме, я сейчас быстро…

Через полтора часа, зайдя в храм, я нашел там одну Ларису.

— Замерзла? Пойдем в машине посидим, дождемся священника и поедем назад. Где мама?

— Ее позвали помочь на кухне в трапезной, а я не могу с ней, болею…

— Пойдешь в машину? Я там печку включу, может быть согреемся… Не знаю как ты, но я замерз окончательно.

Как же хорошо в машине! Встречный поток воздуха не врывается в щели кузова и очень быстро от печки в салоне становится почти жарко. Жарко от печки и жарко от рассказа Ларисы о себе. Лариса взахлеб рассказала мне всю свою жизнь, как от жутких доз героина смогла уйти только молитвой, как от блудного разжжения на месте стоять не могла, земными поклонами в храме спасалась. Торопилась рассказать все, словно боялась, что уйду не дослушав, а на самом деле, просто впервые, как я позже понял, поделилась с человеком. Ее рассказ был, видимо, истерической потребностью высказаться хоть кому-то. Он носил характер исповеди с элементами самооценки и самоосуждения. Но исповедью не являлся. Подобные откровения в жизни встречаются крайне редко.

— Ты знаешь, какая я красивая была? — начала она вдруг, только-только усевшись и закрыв дверь «москвича» — ты не гляди, что я сейчас такая уродина.

— Ну, ты вроде бы и сейчас никого не испугаешь, — попытался я полуотшутиться. Не выдавать же, в самом деле комплементы монастырской послушнице.

— А-а-а, видел бы ты меня лет пять назад, так бы не сказал. Я тогда одевалась по самым последним модным каталогам. Мне шмотки привозили самолетом из Парижа и из Америки на второй-третий день…

— Это что же за бизнес у тебя такой высокодоходный был?

— Не бизнес, а любовник, очень богатый новый русский. Говорил, что любит, обещал взять замуж, а на самом деле использовал меня за мою красоту как обыкновенную породистую сучку, чтобы я ему ребенка родила…

У меня отвисла челюсть от такой откровенности. Не нашлось у меня никаких слов для ответа… Ларисе мой ответ был и не нужен. Она сидела, напряженно глядя перед собой, и говорила, говорила…

— Я пока беременная была, он ко мне двух служанок приставил. Одна в квартире убиралась, которую он мне купил, а другая еду готовила. Он все говорил, что его жена затягивает развод и поэтому мы не можем пока жить вместе…А я верила… Это сейчас мы с мамой нищие и иногда на обед у нас только просфоры есть, а тогда у нас было все… Все кончилось, когда я родила и он привез меня домой. — Лариса повернула ко мне полные слез глаза — Он не дал мне даже поцеловать сына на прощание. Поставил на пол корзинку со щенком, которого подарил мне в роддоме, и сказал, что я ему нужна была только, чтобы родить ребенка, так как жена у него бесплодна, но разводиться с ней он не собирался никогда. Я, кажется, потеряла сознание от его слов. Очнулась, никого нет. Выскочила на улицу и увидела только как его машина выехала из двора. Хотела кричать, бежать в милицию, но подошел ко мне какой-то жлоб и сказал, что по документам мой ребенок умер, и младенец является родным сыном жены моего любовника.

— Неужели такое может быть в жизни? — поразился я…

— Может быть и не такое — усмехнулась она… — я когда попыталась хоть поглядеть на сына, напоролась на охранников… Они меня избили так, что я неделю лежала… Начала пить и «гулять» по-черному. Села на наркотики, пока хватало оставшихся денег и дорогих вещей, употребляла героин. Дом превратился в притон… Передозировка, врачи спасли.. Вернулась домой и в первый же вечер вскрыла себе на кухне вены…

Я уже просто молчал… Думал, что на этом история закончится… Не тут-то было…

— Спас меня Граф — тот самый щенок. Он уже вырос тогда, и он поднял шум и разбудил маму, когда увидел меня в крови на полу кухни. «Скорая» успела и в этот раз… Но жить мне не хотелось. Я бы после больницы все-равно чего-нибудь с собой сделала. Меня отец Петр спас, а не врачи. Он тогда пришел в больницу кого-то причастить, и мы с ним в коридоре столкнулись и разговорились. Он потом еще несколько раз приходил ко мне и просто молча по два-три часа сидел возле моей кровати. Молился, наверное. Мне жить захотелось. Но ведь для чего жить-то? Начала ездить по монастырям и соблазнять иеромонахов и монахов… «вот тебе, Бог, вот тебе!!!» — думала я каждый раз со злорадством, когда удавалось в очередной раз в новом монастыре нагадить… Ах, как я тогда торжествовала!!! Вот ведь дура-то была, не понимала кому служу.

Я содрогнулся. Можно ли представить себе верующего грешника? Традиционно считается, что грешник — не является глубоко верующим. А можно представить себе верующего человека, который мстит Богу? Как определить такую веру? Глубокая? — Бесспорно! Жертвенная? — Да! Благая? Нет и еще раз нет! Где корень этой исступленности, что двигала ею? Многие ли из нас могут похвалиться, что смогли бы противостоять такой одержимости идеей тотальной мести за свое несостоявшееся счастье? Мести чудовищной в своей изощренности, когда и орудием и объектом мести стала сама Лариса, ее тело и душа. Она сидела рядом со мной в послушническом монастырском наряде и по-простому жаловалась на распухшие от тысячных земных поклонов колени. Кто из нас может похвалиться подобной самоотверженностью в борьбе со своими страстями? Я не могу. Поэтому и сидел я ошеломленный и уже даже не пытался вставлять реплики или замечания по ходу ее повествования. Она рассказывала, как однажды в одно мгновение осознала всю свою чудовищность. Как кинулась на исповедь.. Как она мыкалась по разным женским монастырям, как нигде ее не хотели принимать, как получила-таки послушнический постриг и тут же сбежала из монастыря, какая у нее пожизненная епитимия... Радостно поделилась, что в этом монастыре ее примут в постоянные насельницы…

Я молчал… Я вспоминал слова апостола Павла «Вера есть осуществление ожидаемого…». Что Ларису ожидает в будущем? Я не берусь ни судить, ни предсказывать…