Святитель Амвросий Медиоланский как образ просветителя и образец просвещения

Ваши Преосвященства, дорогие отцы, братья и сестры!
Рассматривая житие святителя Амвросия, на месте святительства которого мы сегодня собрались, и читая его труды, нельзя не удивляться глубине премудрости Божией, которая восставляет светильников Церкви на всякое время и во всяком месте.

Размышляя сегодня о просветительских трудах святителя Амвросия, я хотел бы отметить два важных факта его жития, и постараться сделать некоторые выводы.

Во-первых, святитель получил прекрасное образование — в смысле знакомства с языческой мудростью. Вы, безусловно, знаете, что в семинарских учебниках относительно святителя Амвросия отмечается, что только в сего сочинении «Об обязанностях» есть ссылки не менее, чем на 15 греческих и латинских классиков. Также и сама подготовка Амвросия к служению на ниве юриспруденции требовала серьезного знакомства как с языческой философией, так и риторикой.

И вот тот, кто получил образование языческое, трудится уже на ниве христианской — как святитель Божий и просветитель.

Пользовался ли он плодами своего образования? Использовал ли Амвросий полученное от языческой мудрости на пользу Церкви? На оба вопроса мы ответим положительно.

И эти моменты жития святого должны нам помочь в осознании серьезное современной проблемы — существующей, кстати, в различных странах и культурах, где только есть Православная Церковь — проблемы необходимости светского образования в церковном деле, вопрос допустимости вообще языческой мудрости в христианской среде. Но ответы на эти вопросы будут все же неоднозначными.

С одной стороны, языческая мудрость, даже и в самых ее высоких и совершенных проявлениях, никогда так и не достигла мудрости Христовой — хотя и видела Избавителя, как бы в видении или через тусклое стекло. «Мы безумны Христа ради», — свидетельствует апостол Павел (1 Кор. 4.10), имея в виду, безусловно, сравнение христианской Мудрости с мудростью языческой.

«И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша [утверждалась] не на мудрости человеческой, но на силе Божией. Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал», — так рассуждает богомудрый апостол (1 Кор. 2.4–8).

Однако именно мудрость языческая, «мудрость века сего» полезны для проповеди, во-первых, самим язычникам. Просвещение на понятном языке — важнейший элемент просвещения. Языческие по происхождению, многие термины и понятия были приняты христианством и наполнены духом Христовым с тем, чтобы служить славе Божией. И потому мы можем говорить о пользе языческой мудрости — впрочем, не безусловной.

Языческая мудрость, однако, имеет много притягательной силы — достаточно много для того, чтобы прельстить неутвержденного в вере и привыкшего мыслить критериями «века сего».

И просветителю приходится всякий раз проходить, используем тут языческий образ, между Сциллой и Харибдой, выбирая, насколько полезна и допустима мудрость языческая в проповеди Христа.

Языческая мудрость мастерски использовалась святителем Амвросием — настолько, чтобы его рассуждения о Христе не стали холостым мудрованием, но имели значение «явлений духа и силы».

Мы сегодня во многом находимся в похожем положении. Мир, горделиво называющий себя «постхристианским», позволяет себе впускать Христа в свою жизнь — но впускать, не позволяя Христу быть Христом, оставляя ему позицию то «доброго дяди», то «хорошего парня», то «супер-звезды», то героя комиксов. В то же время множество вполне неверующих мыслителей с готовностью рассуждают о Христе и христианстве, оставаясь в плену мудрости века сего. И мы, призванные к свидетельству, должны говорить мудрецам этого века на понятном для них языке. С другой стороны, во многих случая это приводит к досадному соблазну мудрствовать вместе с этим веком, теряя соль учения Христова и то приспосабливая вечные истины христианства к конъюнктурным условиям и к привычкам, то стыдливо умалчивая о Главном из соображений политической корректности.

Пример святителя Амвросия да даст нам образ просветителя и образец настоящего просвещения.

И второе. Взирая на священный путь жизни Амвросия, мы не можем не заметить, что его просветительская деятельность не имела характера отвлеченного, оторванного от жизни. Его проповедь, его учение, сам образ его служения вполне соответствовал Евангельским идеалам, и слово, и мысль его совпадали с делами. Сегодня это, как мне кажется, предельно важно.

Мне приходилось говорить об этом с амвона, кафедр и трибун, но я не устаю повторять: проповедь христианства успешна только тогда, когда слова и дела проповедника едины. Более того скажу: вообще и допустимо проповедовать, учить, просвещать лишь в том случае, когда хотя бы часть сказанного воплощена в жизнь.

Мы привыкли говорить о недопустимости исключительно теоретического христианства — но здесь, как мне кажется, допускается серьезная терминологическая ошибка. «Феориа» воспринимается как противоположность «праксис», но не в смысле противоположности слова и дела, или задуманного и реализованного. Скорее, это два полюса, начало и конец пути. Ведь «феориа» — это созерцание, своего рода «успокоение от дел» тогда лишь, когда достигнуты плоды дел и делавший вырос настолько, что может погрузиться в ничем не нарушаемое созерцание.

Поэтому пример жизни святителя Амвросия убеждает нас: идеалом для каждого как раз и может, и должна стать чистая «феориа», но сама проповедь христианская не может быть лишь поверхностным и сухим рассуждением о чем-то отвлеченном и высоком, но никак не имеющим отношения к жизни. Христианское просвещение должно следовать из опытного познания веры и всего, что за сим следует. «Что сделалось известным нам и было опытно познано, — этому мы научаем», — пишет святитель в самом начале своего труда «Об обязанностях». И каждый из нас, несущих свое служение на ниве просвещения, должен стремиться именно опытным путем постичь христианство с тем, чтобы наше просвещение было действительно таковым.

Возлюбленные о Господе! Труды на церковной ниве, в особенности на ниве просвещения, никогда не были легкими и приятными. Но, взирая на мудрость и труды святителя Амвросия, по-учимся у него также и кротости в ожидании результатов. Этими словами я и хотел бы завершить мое краткое размышление: «Все, что я изложил вам здесь, сохраните в сердцах ваших; после вы опытно познаете, принесет ли оно какую-либо пользу». Так и все мы, стараясь в трудах и орошая пóтом нашу ниву, будем уповать на Бога. «Дающий же семя сеющему и хлеб в пищу подаст обилие посеянному вами и умножит плоды правды вашей» (2 Кор. 9.10), молитвами святителя Амвросия!