Путевые заметки

Мы с отцом Павлом ехали в Москву. Наше путешествие проходило гладко, без происшествий. Попутчики были люди степенные и к вере неравнодушные. Что обычно делают пассажиры в поезде? Читают, разгадывают кроссворды, беседуют, кто-то отсыпается. Как правило, самое интересное в поездке происходит на остановках, когда пассажиры выходят на перрон подышать свежим воздухом и размять ноги, или когда кто-то чужой заглядывает в ваше купе.

Шаль

После обеда мы погрузились в чтение. Наше занятие прервала старая цыганка, заглянувшая в купе. В одной руке она держала шаль, в другой — огромный баул.

— Эй, касатики, купите жёнам подарки! Смотрите, какая шаль!

Я взял в руки шаль и развернул.

— Да! Хороша шаль! Ой, как хороша! Может быть, действительно, жене купить? — обратился я к цыганке с вопросом.

— Купи, купи, — засуетилась цыганка, елейно приговаривая тонким голосом. — Смотри, какая работа, какой узор, какое качество. Отдам не дорого, всего сто рублей!

— Сто?!

— Сто!

— Точно сто?

— Точнее, касатик, не бывает!

Я сложил шаль, кинул её под подушку и повернулся к цыганке:

— Всё. Беру. На деньги, — и протянул ей сто рублей, достав их из кармана рубашки.

— Ой?! — вдруг забеспокоилась цыганка.

— Что ой?

— Касатик, отдай шаль.

— Почему?

— Это демонстрационный экземпляр, — она с трудом выговорила длинное слово. — Я тебе, касатик, другую шаль дам, в заводской упаковке и с этикеткой.

— Не надо мне с этикеткой. Мне эта шаль нравится! Держи деньги!

Глаза цыганки выражали замешательство.

— А что, у тебя в упаковке с этикетками другие шали?

Я держал деньги на вытянутой руке, помахивая ими у носа цыганки.

Цыганка, не замечая деньги, чуть ли не плача, канючила:

— Нет, касатик, такие же!

— А в чём проблема? Доставай из пакета новый демонстрационный экземпляр и торгуй!

— Ой, я цена ошиблась! Не сто, а тыща сто. Я по-русски плохо говорить, — вдруг почти басом запричитала она с акцентом. — Нехорошо, косатык, старый женщина забижать! Отдай шаль! Стыдно, вот батушка сидыт! Грех это. Он тебя в церков не пустит.

Во время разговора отец Павел делал вид, что тщательно изучает колонку объявлений в газете. Вид его был серьёзен, но плечи то и дело содрогались от внутреннего смеха. Когда цыганка обратилась к нему, отец Павел оторвался от газеты и удивлённо произнес:

— Какой-такой павлин-мавлин? Я тут сижу, никого не трогаю, примус починяю!

Цыганка опешила, но через секунду заголосила на весь вагон:

— А-а-а, отдай шаль! Я буду начальник поезда жалиться! Я — старый слабый женщина-цыган.

Мы уже не могли сдерживаться от смеха. Вытирая кулаком слёзы, отец Павел сквозь смех попросил:

— Да отдайте ей шаль! А то она с Вами скоро совсем по-русски разговаривать разучится!

Я вытащил шаль из-под подушки и кинул её цыганке. Цыганка поймала её на лету и в ту же секунду исчезла из нашего вагона.

— Когда я в командировку в Иркутск ездил, цыганка в нашем вагоне таким образом одного парня надула, — пояснил я. — Заплатил он ей сто рублей, получил пакет с шалью. Цыганка ушла. Он решил ещё раз полюбоваться подарком для жены. Распечатал «заводскую» упаковку, развернул, а там какая-то тряпка. Может быть, она и была когда-то шалью во времена молодости торговки, но в тот момент — дыра на дыре.

Ничего кроме коммерции

— Подъезжаем к Перми, — сообщил Сергей, заглядывая в расписание движения поезда.

— Кстати, а кто знает, почему жителей Пермской области зовут «пермяки — солёные уши»? — спросил я.

— Есть тут легенда одна, — оживился Валентин. — Это прозвище они получили после того, как начались работы на соляных приисках в Соликамске. Рабочие на приисках соль носили в мешках на спине. Она иногда высыпалась им на голову и попадала на уши, отчего они, по преданию, становились большими и солёными.

— Занятная легенда, — усмехнулся я. — Сейчас на стоянке проверим, так ли это.

— Будешь уши на вкус пробовать? — засмеялся Валентин.

— Нет. Проведу визуальный осмотр, большие они или нет.

Мы стояли возле вагона и наслаждались свежим воздухом. Было пасмурно, складывалось впе¬чатление, что до облаков можно допрыгнуть, так низко они висели. Вокруг нас сновали мужчины и женщины, старушки и дети. Все что-то продавали пассажирам. К нам подошла маленькая бабулька с большим коробом на колёсиках.

— Батюшка, купи варёную картошку. Постный день сегодня. Картошечка с зеленью, на постном масле, — обратилась старушка к отцу Павлу.

Она нагнулась и достала из короба запотевший целлофановый мешок, на дне которого стояла пластиковая одноразовая тарелка с варёной картошкой. Старушка раскрыла пакет и сунула его нам под нос. Из пакета донёсся аппетитнейший запах. Картошка была щедро посыпана мелко нарезанными укропом и петрушкой, полита подсолнечным маслом с запахом семечек.

— Ну, будите брать? — старушка сделала паузу, внимательно глядя на отца Павла.

— Спасибо, мать... — начал было он.

— Батюшка, — перебила его старушка, заговорщицки оглянулась и зашептала громко и напористо. — Я Вам как лицу духовному в постный день скидку сделаю.

Она снова оглянулась по сторонам:

— Здесь все такую картошку по тридцать рублей продают, а я Вам уступлю за двадцать!

— Ну, давай, мать, свою картошку, уговорила! Спаси Господи за скидку и уважение к сану! — раскатисто рассмеялся отец Павел и протянул деньги.

На его ладошке тарелка с картошкой выглядела как розетка для варенья в моей. Отец Павел посмотрел на порцию и сказал:

— Однако маловато будет. Давай, мать, ещё порцию. А за мелкий опт в постный день какая-нибудь скидка полагается? Две же порции беру, — продолжая смеяться, спросил батюшка у старушки.

— Нет. Я и так Вам, отче, много скинула, — по-деловому ответила старушка.

Она быстро, чтобы клиент не передумал, забрала деньги и достала ещё один запотевший мешочек. Потом вопросительно посмотрела на меня.

Я засмеялся и сказал:

— Я лицо не духовное, саном не обличённое, но постный день тоже уважаю. Мне скидка полагается?

— Да что с вами делать! — запричитала старушка. — Давай деньги!

Она снова нырнула в ящик и достала горячую и ароматную картошку.

— Ну, соколики, а вы брать будите? — обратилась она к нашим спутникам по купе.

— Спасибо, мать, — ответил за двоих Сергей. — Мы с товарищем больше гороховую кашу уважаем.

— Какие проблемы, сынок? Подожди пару часиков, будет вам гороховая каша, — тут же парировала старушка.

Подхватив свой короб на колёсиках, она бросилась бежать к следующим вагонам, где стояли другие пассажиры, которые могли быть её потенциальными клиентами.

Я проводил её глазами и повернулся к отцу Павлу:

— С Вами, отче, вместе выгодно делать покупки! Дают большие скидки!

— Да какие там скидки! — весело рассмеялся священник. — Это ж не скидка, а коммерческий приём, умение торговать, и ничего более!

Он поискал глазами по перрону и сказал:

— Вон, смотрите.

Мы оглянулись. У соседнего вагона стояла наша старушка и предлагала свой товар пассажирам, по всей видимости, мужу и жене. Жена заглядывала в целлофановый мешок. Старушка заговорщицки оглядывалась по сторонам и что-то горячо говорила женщине. Наконец, женщина кивнула, и муж полез в кошелёк за деньгами.

— Ну? — засмеялся батюшка, — Я же говорю коммерция и только коммерция. Никаких убытков! А картошка у неё, тем не менее, хорошая!

Глухонемой

Когда перевалили Урал, и поезд мчал нас по европейской части России, в купе заглянул какой-то парень, молча положил на нижнюю полку стопку книг, и исчез.

— Что там такое? — заинтересовался отец Павел. — Та-а-ак, понятно! «Ясновидение», «Диагностика кармы», «НЛО», «Сонник», «Рейки», «Заговоры и заклинания» и… прочая белиберда!

Отец Павел бросил книги на то место, куда их положил молчаливый продавец.

Через некоторое время в дверях купе снова появился парень. Он не говорил ни слова, но весь его вид спрашивал: «Что-то заинтересовало? Будите покупать?»

— Глухонемой? — спросил отец Павел.

Парень утвердительно закивал головой. Тогда священник начал делать какие-то знаки руками. Парень удивленно уставился на него.

— Не понял? — спросил отец Павел.

Парень не ответил, продолжая удивленно таращиться на священника.

— Я тебе сказал на языке глухонемых, что если будешь вот такой бред продавать, то на самом деле и оглохнешь, и онемеешь!

Парень стоял некоторое время, удивленно хлопая глазами, потом вдруг повалился в ноги священнику и запричитал:

— Ба-а-а-а-тюшка-а-а-а-а! Не проклина-а-а-а-ай!

— Вы гляньте! Чудо! Чудо! — обратился к нам отец Павел. — И услышал! И заговорил!

Затем он повернулся к парню и совершенно спокойно сказал:

— А я тебя не проклинаю. Я тебя, раб Божий, просто информирую. Будешь всякую бредятину распространять — плохо кончишь.

Парень немного пришёл в себя:

— А что мне продавать? Люди ведь это хорошо покупают!

— Что продавать? — отец Павел задумался. — Детективы продавай,… или нет…

Священник потёр как бы от досады лоб, потом спросил у лже-глухонемого:

— Там, где ты живешь, церковь есть?

— Есть.

— Ходишь?

— Ну, иногда захожу. На Крещение воды набрать, на Пасху куличи и яйца освятить… Чай не нехристь какой-нибудь!

— Попроси в иконной лавке брошюрки тоненькие с житиями святых, книжечки о том, как в храме себя вести, брошюрки о современных искушениях и тому подобное, и продавай в поездах. Уразумел?

— Уразумел, — уныло отозвался парень.

— А будешь всякую ерунду продавать, помяни моё слово, плохо кончишь.

Парень медленно развернулся и собрался уходить.

— Эй! Раб Божий! Ты мусор забыл!

Парень развернулся, сгрёб книжки и уныло поплёлся на выход.

— Отец Павел, а откуда Вы язык глухонемых знаете? — спросил я.

— А кто сказал, что знаю? — усмехнулся священник. — Это я просто так руками махал.

— А если бы он действительно был глухонемой?

— Не-е-е, — усмехнулся священник. — Я видел его на последней остановке. Он с начальником поезда о чём-то договаривался.

«Нападение»

Поезд остановился. Вокзал Нижнего Новгорода. Мы втроём, оставив спящего Сергея, вышли из вагона. Вместе с торговцами едой к пассажирам устремились продавцы мягкой игрушкой. Кругом по перрону ходили люди, увешанные медвежатами, зайчиками, львами и прочим зверьём. Некоторые привязывали игрушки как шарики на палку и предлагали пассажирам купить их в подарок детям. Мы, сославшись на то, что командировочные, от предложений отказывались.

Размяв ноги и надышавшись свежим воздухом, решили, что пора подниматься в вагон. Когда мы уже шли по коридору, из нашего купе донёсся истошный вопль: «А-а-а!!!» Послышался глухой удар, как будто кто-то свалился с верхней полки. В железных кружках, попадавших со столика, громко зазвенели ложки.

— Да чтоб тебя!!! — закричал Сергей. Мы кинулись к дверям. Сергей уже стоял на ногах, глаза его были заспаны, а вид ошарашенный.

— Что случилось?!!

За нашими спинами столпились обеспокоенные пассажиры из других купе.

— Я спал, — эмоционально и громко начал Сергей. — Сон какой-то хороший снился. Начал просыпаться, открываю глаза, а прямо пред моим лицом в открытом окне торчит во-о-от такая обезьянья морда.

Сергей руками показал диаметр обезьяньей головы. Судя по расстоянию между ладонями, она была раз в пять больше чем у Сергея.

— Шары — во! Клыки — во!

Свои слова Сергей сопровождал активной жестикуляцией. Заспанные глаза его были широко раскрыты и часто мигали. Складывалось впечатление, что на него, пока он просыпался, напал чуть ли не Кинг-Конг из голливудского блокбастера.

— Смотрю вниз, а под поездом стоит какой-то паренёк, обвешанный мягкими игрушками, и кричит мне: «Эй, мужик, мягкие игрушки для детей не нужны?», а сам эту образину на палке мне в окно суёт.

Уже тронувшийся вагон сотряс дружный хохот. Из своего купе выбежала проводница, но, узнав, в чём дело, засмеялась и пошла рассказывать о случившемся своей напарнице. Сергей, посмотрев на нас и других смеющихся пассажиров, заулыбался сам.

— Это ж надо! — смеялся он. — Такую образину ребёнку в подарок предлагать!

Покупайте хрусталь!

Поезд сделал остановку во Владимире. Мы с отцом Павлом с удовольствием вышли из вагона на свежий воздух. В этом городе к уже привычным для нас торговцам всякой снедью и напитками, продавцам мягкой игрушки добавились молодые люди, предлагающие пассажирам проходящих поездов изделия из хрусталя. Рядом был Гусь-Хрустальный с его уникальным производством.

К нам подошёл весёлый парень:

— Отче, купи рюмки. Своему епископу подаришь!

Отец Павел посмотрел на рюмки, усмехнулся и ответил:

— Он из такой мелкой посуды не пьёт!

— Ого! Молодец! А какой размер он предпочитает? У меня всякие рюмки и фужеры имеются.

Отец Павел добродушно засмеялся:

— Не-е-е, Ваш товар на высокие температуры не рассчитан. Наш архиепископ чай предпочитает.

— Ну, тогда для себя возьми! С матушкой кагор попивать будите.

— Мы с матушкой тоже чай предпочитаем. С владыки пример берём. Говорят, каков поп, таков и приход.

Весёлый торговец хрусталём, шутейно изобразив досаду, махнул рукой и пошёл дальше вдоль поезда предлагать свой товар.