Михалыч

Памяти отца...

Михалыч работает машинистом трубоукладчика в небольшом монтажном управлении провинциального городка в Татарстане и одновременно председательствует в профсоюзе. Из года в год восемь раз подряд его переизбирают на эту должность. Приехал он в молодости в нефтяной городок сорок лет назад, да так и остался жить. Татарией этот край называется. Но очень многие судьбы тут переплелись так, что сразу и не скажешь, кто есть кто по национальности. Вот, например, монтажник Наиль. Отец у него татарин, мать — мордовка, женился на русской. А какой национальности считать двоих его детей?

Михалыч считает, что очень плохо сейчас стало. Денег у дирекции нет, а на взносы не разгонишься. Детский сад у управления отобрали в городской бюджет. Заведующая по старой памяти звонит. А чем ей помочь можно? Если что починить — придет сам, или кого-нибудь попросит. Дети-то там все свои остались — стекла часто вставлять приходится.

Иногда материальную помощь кому-нибудь оформит, или если умрет кто-то, то организовывает похороны… Вот, последние похороны он организовал Наилю. Хороший парень был, безотказный на работе и добрый. Уважали его за отзывчивость и немногословность. Двое детей… Жил он с матерью и семьей в однокомнатной малогабаритке. Первым стоял в списке на получение трехкомнатной квартиры. Ждал своей очереди и не жаловался. Жена его Оля тоже работала раньше в управлении маляром, но когда второго родила, перевелась нянечкой в детсад. Врачи запретили с краской работать, да и к детям ближе… А два месяца назад Наиль на стройке стропалил — цеплял крючья подъемного крана к проушинам бетонных блоков. У плиты при подъеме одно ухо вырвалось. Брак оказался. Бетонную плиту крутануло в воздухе, и она столкнула Наиля в котлован прямо на торчащую арматуру. Погиб парень…

Из «дежурных» профсоюзных обязанностей — подготовка новогодних подарков детям и организация утренников. На 9 Мая собрал всех ветеранов, даже тех, кто уже давно на пенсию вышел. Стол им накрыли и сумку с подарком дали — бутылку водки, батон колбасы и конфет немного хороших. Вроде бы мелочь, но старики были растроганы… Им важнее было даже не застолье и подарки, а то, что вспомнили о них.

Михалыч еще в Казань ездил к Шаймиеву на прием. Мужики тогда подошли к Михалычу: «Из дома на обед нечего взять. Зарплату семь месяцев не платят...». Что он им мог ответить? Точно так же как и они сам полгода от жены глаза прятал. Поднялся и поехал. Собрал подписи под заявлением на имя президента Татарстана и поехал… Лично к Шаймиеву-то, конечно не попал. Вышел его какой-то помощник, забрал заявление, пообещал разобраться. Михалыч отдал бумагу и думает: «Зря съездил». Возвращается домой вечером, а жена ему говорит, мол, тебя из управления треста обзвонились. Утром пошел туда. Все как-то странно смотрят на него и как наскипидаренные по коридорам носятся… Никак не добьется, кто его разыскивал. Столкнулся в коридоре с начальником. Тот сначала побагровел, потом побелел:

— Ты, Михалыч, отныне мой самый первый враг. — Хлопнул дверью и заперся в кабинете.

Оказывается, он вчера в конце дня «пистон» получил по телефону из Казани, выскочил весь красный сам в бухгалтерию и приказал начислить зарплату. В тот же день… Нашлись-таки деньги. Вот так рабочие получили зарплату, а Михалыч — врага.

Недавно встретил Михалыч Олю. Она попросила узнать, нет ли у кого старого детского пальто. Он пообещал спросить. Приходит утром на работу, а в профкоме лежит письмо из мэрии, что за выполненный монтаж жилого дома управлению выделяются для распределения двух и трехкомнатная квартира. А на трехкомнатную-то Наиль первым стоял в очереди. Список с его первой фамилией так и висит на доске информации профкома, даже желтеть уже начал. Михалыч вышел в коридор, чтобы снять бумагу и встретил Николая водителя.

— Зайди-ка в профком, — говорит Николаю. Тот заходит.

— Чего, Михалыч?

— Вот, пиши заявление на материальную помощь.

— Это еще зачем? Зарплату-то ты выбил. Я и долги все раздал и сам в долг всем дал и, еще осталось.

— Олю, жену Наиля вчера встретил. Ей пацанов не на что к зиме одеть. Ты не разговаривай, а пиши… Скажи в своей бригаде, что завтра собрание будет профсоюзное.

— Что такое? Месяца не прошло еще, как собирались и тебя же и выбрали.

— Квартиры мэрия выделила, нужно утвердить распределение…

Перед собранием в профком к Михалычу заглянула Роза, жена плотника Азата. Смущаясь и краснея, попросила завизировать заявление «в связи с беременностью… срок… справка прилагается… рекомендации врачей… легкий труд…»

— Роза, конечно! Это у вас второй будет?

— Третий уже, — еще больше смутилась женщина и, неловко взяв листочек, выскользнула в дверь.

Михалыч пошел следом. В коридоре шло бурное обсуждение последних новостей. Если «про квартиры» звучали только обещания прийти на новоселье к известным очередникам, то вот перспективы прибавки семейства у Азата с Розой вызвали гораздо больший интерес.

— Промахнулся ты, Азат, — начал подначку чуваш Бордюк.

— Это еще почему? — удивился плотник.

— Да, если бы ты чуть раньше приголубил Розу, то сегодня бы получил не «двушку», а «трешку»…

— Ну, знаешь? И не каждая ракета в цель попадает с первого раза.

— Какая ракета? Ты же профессионал. Весь день строгаешь, а дома в нужный момент забыл как «рубанок» держать?

— Любой инструмент иногда тупится, — с напряженной улыбкой пробует Азат отшутиться в тон чувашу.

— Следить нужно за углом заточки, — продолжает давить Бордюк, с удовольствием прислушиваясь к смешкам окружающих.

— У Азата заточка верная, — вступает Николай, — но пока иную лунку во льду пробуришь никакой инструмент не выдержит.

Мужики в голос захохотали, женщины тоже не удержались. Роза вся пунцовая побежала прочь.

— У тебя самого, похоже, в сугробе-то пока ты там моржевал, корень жизни «дуба дал». И ты только в лунках и начал разбираться, — выразительно взглянув на Бордюка, ответил Азат Николаю и пошел вслед за женой.

Михалыч, дождавшись окончания смеха, с улыбкой позвал всех в актовый зал. Рабочие, продолжая пересмеиваться, расселись. Зал наполнился ровным гулом. Михалыч вышел вперед.

— Сегодня у нас один вопрос. Утверждение распределения двух выделенных нам квартир. В принципе, это можно было бы сделать формально и без собрания. Очередники известны всем. Я бы подписал и поставил печать, но я не хочу, чтобы потом были какие-то разговоры и поэтому предлагаю все обсудить на собрании и проголосовать за решение.

— А чего там обсуждать-то? Все ясно, — выкрикнула с задних рядов женщина.

— Вот и давайте вместе окончательно проясним. Первым на трехкомнатную квартиру стоял в очереди Наиль. Он погиб… — в зале наступила полная тишина. Все хорошо помнили, как снимали тело Наиля с железных прутьев... — и если бы не несчастный случай, то его семья сейчас получила бы эту квартиру. Но он умер. А вот Азат стоит первым в очереди на получение двухкомнатной квартиры, но его жена Роза беременна, и через несколько месяцев он опять придет ко мне просить улучшения.

— Вот родит, тогда пусть и улучшается, — опять та же женщина выкрикнула из угла.

Народ в зале заерзал. Никто не мог понять, куда клонит Михалыч.

— Ты кота-то за хвост не тяни, а говори, что предлагаешь, — сказал спокойно с места Бордюк.

— Все очень просто. Я предлагаю в связи с беременностью Розы выделить трехкомнатную квартиру Азату. — Зал загудел.

— С какой стати? — опять выкрикнула женщина из дальнего угла.

— А с такой, что уже с 3-х месячного срока беременности будущий ребенок учитывается при выделении жилплощади. Справку Роза мне только что показала, а потребуется — принесет еще одну. Роза, дадут тебе еще одну справку для профкома?

Роза с Азатом с опозданием вошли в зал и пропустили начало.

— Зачем это? — спросила Роза

— А чтобы у Азата всегда верный угол был, — опять встрял Бордюк. — С вас теперь тройной дастархан полагается, один — за новоселье, второй — за прибавку в семействе, третий — за прибавку комнаты в новой квартире.

В зале раздался одобрительный шум.

— Ой, конечно! — всплеснула руками Роза.

— Ну, смотрите. При всех пообещали — сказал Михалыч — Галя, внеси и это в протокол, шутливо обратился он к женщине, ведущей протокол собрания — Ну, с Азатом и Розой решаем, как я предложил? Голосуем? Единогласно! Вот и ладно. Теперь с двухкомнатной квартирой…

— А чего там? По очереди и все… — раздался тот же голос с задних рядов.

— Конечно, по очереди, но первым в очереди был Наиль на трехкомнатную. Как вы считаете, это правильно будет — вычеркнуть семью Наиля из очереди? Да и жена его Оля проработала у нас семь лет и перевелась в наш же детсад. Не ее вина, что его три месяца назад передали с нашего баланса на городской. Вот ты, Надя — Михалыч наконец обратился к крикунье с задних рядов — считаешь, что нужно вычеркнуть Наиля из очереди? Вот тебе список очередников и ручка. Иди и сама вот тут при всех вычеркни его. Я, например, не могу это сделать.

Все обернулись назад. Оттуда только донеслось приглушенное

— Все равно, не положено так.

— А вот как решим сейчас, так и будет положено! — ответил Михалыч в наступившей опять тишине. — Я предлагаю семью Наиля оставить в очередниках по нашему профкому. Кто за это? Единогласно! Спасибо… Вот видите как все просто, теперь двушка отходит Оле с детьми и матерью Наиля. На четверых, все нормы соблюдены. Прошу за это еще раз проголосовать и утвердить решение. Ну, все, собрание окончено.

Рабочие поднялись и начали пробираться между стульями к выходу. Галя тоже укладывала бумаги в папку.

— Галя, можно тебя попросить? Оформи, пожалуйста, выписку из протокола про двухкомнатную квартиру прямо сейчас.

Дождавшись пока Галя все отпечатает на машинке, он подписал бумагу сам, дал подписать ей, тщательно подышав, придавил сверху печатью профкома и уложил аккуратно документ в свой «дипломат» из желтого кожзаменителя.

На звонок дверь открыла сама Оля.

— Ой, Михалыч, здравствуй, заходи. Пальто нашел?

— Здравствуй, Оля. Нет, не нашел пока. Повесил объявление, может быть, кто-нибудь принесет. На профактиве решили выделить тебе материальную помощь. Вот возьми деньги и распишись.

Оля от неожиданности замерла, а потом засуетилась

— Ты в комнату-то пройди. Сейчас чай поставлю…

— Не егози, — сказал, проходя, Михалыч, а распишись в ведомости.

С кухни выглянула мать Наиля.

— Здравствуй, спасибо, что не забываете нас, — сказала она, вытирая об фартук руки.

— Ну, как можно? У меня ведь еще одно дело есть к вам.

— Что еще? — вопросительно взглянула Оля, возвращая бланк ведомости со своей единственной на нем подписью.

— Да вот, — сказал Михалыч, победив наконец замок «дипломата». Руки-то более привычны с тракторными рычагами управляться, чем с блестящими застежками, — завтра с этой выпиской идите в мэрию и получите ордер на новую квартиру.

— Ой… — села, широко открыв глаза, Оля и неверяще глядя на Михалыча.

Мать Наиля тоже оцепенела на полужесте в дверном проеме кухни.

— Ну, ладно, мне некогда уже, я пойду, — сказал Михалыч, складывая листок ведомости вчетверо, а потом еще раз пополам. Надел шапку и вышел на лестницу. Спустился на один пролет. Не услышал щелчка замка — оглянулся. На пороге квартиры стояла мать Наиля и крестила его в спину… Михалыч сделал вид, что ничего не заметил, кивнул, — До свидания — и вышел из подъезда. Глубоко вздохнул. Скатал из листочка ведомости шарик и, прицелившись, кинул его в урну. Попал. Улыбнулся. В этот раз получилось. Хорошо.

Послесловие

...Копать пришло двадцать человек... Зря думали, что в выходной не удастся найти людей. Пришла вся его бригада, в которой он не работал уже три года, как вышел на пенсию... При каждом ударе лома по мерзлой земле, вымороженной к середине бесснежной зимы, летели искры... К обеду удалось углубиться не более, чем на двадцать сантиметров... Через три часа уже «вынос», а могила еще и не начата, можно считать... Посмотрел на это дело и кинулся искать компрессор и отбойный молоток... Нашел и притащил это все на кладбище, а оборудование не понадобилось... Мужики сами вгрызлись в землю, которая была тверже бетона... Когда опускали гроб, то они приговаривали: «Это — наш Михалыч»...