Ты всё ближе ко мне

— Возьми меня на Свои ладони,
возьми меня в теплые руки,
возми меня в Свое сердце,
дай согреться.

— Если возьму тебя на ладони,
если возьму тебя в теплые руки,
то ты растаешь, ведь снежинки
в тепле умирают.

— Я не умру, ибо жизнь не тает.
Вспомни меня в Своем бессмертьи.
Святки, зима, колядуют дети...
И я взлетаю.

2007

Здравствуй, Нефритовый город,
я знаю к тебе дорогу.
Она не проходит ни полем, ни лесом,
ее не увидишь глазами.

Нефритовый город, как путь к тебе долог!
К тебе не приходят сами.
Ты сам открываешь надзвездное сердце
и говоришь с сердцами.

Всю душу покрыть рубцами,
все выплакать очи, стать в мире изгоем,
любить всё — до малой песчинки —
вот где проходит граница,

вот где Нефритовый город
встречает сердца.

2007

Тех, кто нам нужен
мы не увидим.
Те, кто нам нужен
смыты дождями.

Ну, а как можно
жить в этом мире,
если не видеть
тех, кто нам нужен?

Те, кому мы нужны
потерялись.
Те, кому мы важны
заблудились.

Грустно тебе?
Понимаю... но верю
в то, что цветы оживут
на рождественских елях...

2006

Так много пустоты в словах,
на скатерть белую похожих.
К нам миллионы слов расхожих
плывут в повапленых гробах.

Слова коварны и черствы,
плоды с узором червоточин —
смысл затемнен, ответ неточен,
дымят костры сырой листвы.

А обещалось: «Замолчу»,
а говорилось: «Бог есть Слово»,
но забывалась клятва снова
и жертва снилась палачу...

Разрежь мне сердце и смотри,
как слово жжет и кровоточит,
молчать не может и не хочет
и говорит листве: «Гори!».

Бывает человек года,
бывает человек часа,
бывает человек века,
бывает человек мига.

Выходит человек праха,
выходит человек почвы,
глаза его полны страха,
бывает человек ночи.

И что там говорить много?
Найти себя всегда трудно...
Бывает человек чуда —
бывает человек Бога.

2007

Настоящие люди в полях кукурузы,
в непокошенных смертью полях,
над росистой травой и землей заскорузлой
на лучистых проплыли конях.

Настоящие люди на льдинах искристых,
на собаках и быстрых санях
оторвались от самых нечистых чекистов,
объяснились с врагом на мечах.

Настоящие люди могил не имеют,
не умеют сдаваться в полон,
на земле их ничто никогда не согреет
и никто не узнает имен.

Только утром осенним иль вечером тихим
чья-то девочка следом пойдет,

Всадник отважный под черным плащём.
Мчит кобылица, мчит напролом.
Всадник последний наземь упал,
не долюбил он, не доскакал.

Всадник отважный, помнит тебя
в дальних краях неземное дитя,
пьёт кобылица воду с руки
в хвойных лесах у заветной реки.

Вырастет скоро святое дитя,
явится к людям, грешных любя.
Будут шаги невесомо-легки,
в тонкой руке, как лазурь, васильки.

Льются столетья в песочных часах,
детский пушок с сединой на висках.
Кто-то доскачет до синих высот,

Мы играли в игру, у которой нет правил,
мы искали звезду, которой не видно в небе.
Мы были плохими, но никто из нас не лукавил,
никто не плевал в душу и не бросал хлéба.

А ведь вышло всё как! Как всех нас разметало!
Как пустилась плясать саранча по полям нашим.
Вот и вышло: иные далече, иных не стало,
а остались одни очень грустные серые мыши.

Кровью можно платить, но совсем не платить — лучше!
Лучше кровь подарить тем, кто завтра уходит в море.
Море любит живых, в море к Богу намного ближе,