Конец эпохи

От тоталитаризма к фундаментализму

[1]  [2]  [3]  [4]  [5] 

Прошедший год стал для Русской Церкви во многом этапным (если не сказать — переломным). Начался он фильмом о. Тихона (Шевкунова), вызвавшим целую войну в информационном пространстве, продолжился скандалом и анафемами епископа Диомида, а завершился смертью Патриарха Алексия II, подведшей итог целой эпохе в жизни Русской Церкви… Все эти события, знаменательные не столько сами по себе, сколько знаменующие окончание неких процессов, заставляют нас обратиться к началам, то есть ко всей сложной и противоречивой истории Русской Церкви в ХХ веке.

Истории Диомидовского скандала была посвящена большая статья в прошлом номере «Континента». За время, прошедшее с этой публикации, история «чукотского адаманта» подошла к своему видимому разрешению. Диомид был извержен из сана, а новые его «воззвания», и до того не отличавшиеся разумностью, окончательно сбились в бессвязное бормотание (воистину, кого Бог хочет наказать, лишает разума). Но с крушением Диомида не стало менее актуальным признание дьякона Андрея Кураева, что Церковь сегодня балансирует на грани раскола, по масштабам сопоставимого с расколом XVII столетия. Диомид — не случайный эксцесс, и его громовые «анафемы» в день 90-тия расстрела царской семьи (напомню, что Диомид обвинил в «ереси цареборчества» всю иерархию Русской Церкви начиная с 1917 года) лишьвозвестили о давно назревающем кризисе доверия в РПЦ.

С одной стороны, ересь цареборчества, — конечно, бред. С другой, — нельзя не видеть, что стоит за этим вполне реальная тревога. В свое время сторонники Аввакума выражали свой протест в крайне одиозных формах, за которыми стоял, однако, абсолютно серьезный и тревожный вопрос: не есть ли нынешнее царство — царство подмененное, а никоновская церковь — церковь подмененная? Официальная церковь — не настоящая! — вот что кроется за безумной формой диамидовских анафем. И это достаточно серьезно. Этой догадкой дышит сегодняшняя тревога, так же, как дышала в ХVII веке. Эта догадка — и есть суть разразившегося кризиса доверия.

К трагическому разрешению конфликта планомерно вели как подталкивания и провокации друзей Диомида, так и реакция его врагов, потоки откровенной клеветы и идеологическое «мочилово», в чем особо постарались Кирилл Фролов, протоиерей Всеволод Чаплин и епископ венский Иларион.

В плане же реальном анафема патриарху (эта, скажем так, метафизическая наглость) означала только одно: отныне все позволено. А что такое «все позволено» в России, — объяснять не надо. «Казус Диомида» развязал мешок эола, из которого вырвались наружу все ветры внутрицерковной вражды, чукотские «анафемы» перессорили всех уже внутри враждующих лагерей. Это очень заметно по череде скандалов и публикаций, захлестнувших информационное пространство. «Взрыв Диомида» разбудил и ультраправых, и левых.

Однако над церковью задули и ветры гласности. Поводом разобраться в истории Русской Церкви в ХХ веке воспользовались самые разные издания — и сетевые и бумажные. Нижеследующие размышления — еще одна попытка такого рода.

I. Путем отречений, или Церковь для Сталина и Гитлера

1. «Сердце остановилось, пульса не слышно»

Первого октября, за несколько дней до заседания Синода, извергнувшего Диомида, организация «Союз Русского Народа» (где председательствует А. Турик и куда также входят небезызвестные К. Душенов и М. Назаров) обнародовала воззвание, в котором, солидаризируясь с епископом Диамидом, озвучила очередные обвинения в адрес иерархии. Помимо традиционного монархизма-антисемитизма-антиэкуменизма, воззвание содержало, в частности, напоминание о том, как в марте 1917-го Святейший Синод вначале «пошел на поводу революционного Временного правительства», а затем, в лице митрополита Сергия (Старогородского) «признал благотворность богоборческой большевицкой революции». «Самым отвратительным в Декларации митрополита Сергия о лояльности революционной богоборческой власти, — говорилось в воззвании, — было то, что он солидаризировался с “совецкой властью” в преследовании православных исповедников... Объявив их “государственными преступниками”, он тем самым фактически развязал богоборческим властям руки в истреблении своих православных собратьев».

Святые говорят: чтобы узнать свой грех, послушай, в чем тебя обвиняют. Воспользуемся добрым советом. Началом трагедии Русской Церкви в ХХ веке можно считать день начала Первой русской революции 9 января 1905 года. Василий Розанов, приводя в своей книге «В темных религиозных лучах» речь казанского епископа, произнесенную всего через две недели после расстрела Крестного хода рабочих к царю («душегубы-революционеры не убоялись поднять бунт против Царя и правительства… И подставить эти невинные жертвы под выстрелы военной силы, которая призвана, которая должна была рассеять мятежную толпу…»), сопроводил ее такими горестными (и во многом пророческими) словами: «Она (речь эта. — В. М.) незабываемый памятник “Истории русской Церкви” и пусть в качестве такового украшает ее могилу, — уже не далекую могилу! Горе! Горе! Но не виновен врач, который произносит: “Сердце остановилось, пульса не слышно”»...

А всего через несколько лет те же самые епископы, невозмутимо отрекавшиеся от собственного народа, будут также спокойно отрекаться от царя. Уже на следующий день после ареста «гражданина Романова» Святейший Синодвозгласит: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ея новом пути». Чем можно объяснить такое поведение?

Непростые отношения церкви и власти обусловлены были во многом извечной борьбой за право быть «наместником Бога» на земле. Церковь помнила и бунт Никона (священство выше царства!), и ответную реакцию Петра, упразднившего патриаршество и во избежание подобных эксцессов встроившего церковь в госаппарат. Еще митрополит Филарет Московский писал Николаю I: «Вы поставили церковь на колени,.. следующим будет ваш престол».Чуть ли не восторженно принимая отречение Николая II, церковь мстила царю за вековые унижения «синоидального плена». Была здесь, конечно, и личная обида. «В Синоде одни только животные» — это известное мнение императрицы о петербургских владыках и постоянные угрозы «дать Синоду хороший урок и строгий реприманд за его поведение», которыми она то и дело понукала своего «Ники», не способствовали, конечно, дружеским отношениям между царской семьей и иерархами, особенно после явления Распутина. Известно отчаянное восклицание митрополита Антония Храповицкого в ответ на возвышение очередного распутинского выдвиженца: «Скоро мы и черного борова произведем в митрополиты».

Итак, иерархия мстила не только царству, но и лично Николаю. И факт остается фактом: церковь палец о палец не ударила, чтобы защитить бывшего царя, ходатайствовать о его освобождении, хотя рычаги влияния на Временное правительство у нее были и за членов своей корпорации она активно вступалась. Вот суть «ереси цареборчества», которую инкриминирует Диомид сегодняшним наследникам царского Синода, и вот откуда растет его «анафема».

Но оставим в покое «мистику самодержавия». Христианскую совесть смущает другое. Царь, в конце концов, сам отрекся от престола. Можно понять и свободолюбие архиереев и их революционный порыв. Но соглашаясь с судом над царем, отрекаясь от Николая, Синод снова слишком легко забывал о человеке. В 1905-м, благословив расстрел Крестного хода к царю, Синод, по сути, отрекся (вместе с царем) от своего народа. А ведь печаловаться за народ — прямое дело Церкви и ее обязанность перед Христом. Да и месть и злорадство — чувства совсем не христианские.

Так выглядит эта история, если взглянуть на нее по-евангельски просто. И можно, наверное, узреть определенную логику в мифах наших сегодняшних царебожников, наделяющих Николая II богочеловеческими чертами, а в русских синоидалах увидеть тех представителей иудейского синедриона, что предавали когда-то на смерть другого Человека и за то же, в сущности, преступление: за то, что «Он сделал себя богом», т. е. взял на Себя власть, которая Ему не принадлежала.

Когда-то Иван Ильин справедливо назвал Русскую революцию «духовным искушением», испытанием, которое «настигло всех: от Государя — до солдата, от Святейшего Патриарха — до последнего атеиста, от богача — до нищего» и которого никто, увы, не выдержал. Русская революция стала, по слову Солженицына, «великим позорищем» нации. И церковь — как духовное сердце этой нации — в полной мере ответственна за него.

2. Святой грех патриарха Тихона

В момент крушения империи честь Русской церкви, да и самое ее бытие были спасены служением патриарха Тихона. Читая сегодняшние инвективы Диомида, мы узнаем, что и патриарх Тихон, оказывается, недостаточно каноничен, поскольку ставится под вопрос его монархизм. В провозглашенной им анафеме 1918 года, утверждает Диомид, «нет ни единого слова анафематствования ни большевикам, ни советской власти, ни революции».Скорее всего, Диомид вовсе не читал воззваний патриарха,довольствуясь их пересказами в «Духе христианина». К слову сказать, сам мятежный епископ побоялся приехать даже на Архиерейский собор, прикрывшись липовой справкой, хотя единственное, что ему там угрожало, — обструкция от коллег по корпорации. Так ли держал себя патриарх Тихон? Вспомним, какие слова бросал он прямо в лицо большевистскому зверю в момент самой первой, самой лютой его ярости: «Гонение воздвигли на истину Христову… враги истины… и вместо любви… всюду сеют семена… ненависти... Опомнитесь, безумцы… То, что творите вы… поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому… и страшному проклятию потомства… АНАФЕМАТСТВУЕМ вас... Заклинаем… верных чад Церкви, НЕ ВСТУПАТЬ С ТАКОВЫМИ ИЗВЕРГАМИ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО В КАКОЕ-ЛИБО ОБЩЕНИЕ… противостаньте им силою веры… А если нужно будет и пострадать,.. зовем вас на эти страдания вместе с собою… и враги Церкви… расточатся силою креста Христова, ибо непреложно обетование: “Созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ей”».Это слова из Послания Патриарха Тихона 19 января (1 февраля) 1918 года.

А вот выдержка из Обращения Патриарха Тихона к Совету Народных Комиссаров в связи с первой годовщиной Октябрьской Революции 25 октября (7 ноября) 1918 года: «“Все, взявшие меч, мечем погибнут”. Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам,.. называющие себя “народными” комиссарами... Вы разделили весь народ на враждующие… станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы… заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду <…> Хватают сотнями беззащитных… казнят без следствия и суда... епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем неповинных… Уже заплатили кровию мученичества многие… церковные проповедники…»

Да, надо признать, что и сам Патриарх Тихон не удержался на высоте своего первоначального праведного гнева. В актах 1923–1925 годов он уже признавал советскую власть и каялся в ее анафематствовании. Чекисты вынудили больного, находившегося под арестом патриарха вначале признать, что «Церковь аполитична и не желает отныне быть ни “белой”, ни “красной”», а затем и то, что «Церковь отмежевалась от контрреволюции и стоит на стороне Советской власти». Конечно, все прекрасно понимали, чего стоили Тихону эти слова. И соборное сознание Церкви не поставило ему их в вину. Но нельзя вслед за Георгием Федотовым не признать и того, что «из малого, легкого, почти “святого” греха патриарха, м. Сергий создал традицию — традицию лжи».

3. Был ли узурпатором митрополит Сергий?

«На Рождество 1924/25 года Патриарх Тихон составил завещание, в котором на случай своей смерти назначил трех кандидатов в местоблюстители. Первым кандидатом был указан митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), вторым — митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) и третьим — митрополит Крутицкий Петр (Полянский). Патриарх Тихон скончался 7 апреля 1925 года. Митрополиты Кирилл и Агафангел в это время были в ссылках. (В 1933 году митр. Кирилл был ненадолго освобожден, менее чем через год снова арестован и выслан, а в 1937 году — расстрелян. Митрополит Агафангел освободился в 1926 году, когда церковное управление уже взял на себя митрополит Сергий (Страгородский).) В результате патриаршим местоблюстителем в апреле 1925 года стал митрополит Петр, но в декабре того же года он был арестован и сослан… и в 1937 году… расстрелян. Митрополит Сергий (Страгородский) был заместителем митрополита Петра и принял дела после его ареста», — такисториявыдвижения митрополита Сергия предстает в пересказе о. Александра Мазырина[1].

А протоиерей Георгий Митрофанов в статье «Послания святого Патриарха Тихона»[2] предлагает несколько иную версию событий. Находившийся под арестом Патриарх Тихон в мае 1922 года передал высшую церковную власть Ярославскому митрополиту Агафангелу или Петроградскому митрополиту Вениамину (Казанскому). Вениамин, отказавшийся сотрудничать с обновленцами, был вскоре расстрелян, а митрополит Агафангел оказался под домашним арестом. Считая себя законным правопреемником Патриарха Тихона, Агафангел 18 июня 1922 года принял решение обратиться ко всем чадам Русской Православной Церкви с посланием, в котором дал оценку происходящим в церковной жизни событиям и указал пути решения проблем, возникших в церковном управлении после ареста Патриарха… Понимая необходимость оповестить всех русских православных христиан о том каноническом основании, на котором основывались его теперь уже первоиераршие полномочия, святитель Агафангел предварил свое послание полным текстом грамоты Патриарха Тихона от 16 мая 1922 года, в которой арестованный Патриарх назначал митрополита Агафангела своим заместителем. Митрополит Агафангел подтвердил принятие на себя полномочий Патриаршего Местоблюстителя и дал каноническую оценку обновленческим органам церковной власти. «Между тем меня официально известили, — писал святитель Агафангел, — что явились в Москве иные люди и встали у кормила правления Русской Церкви. От кого и какие на то полномочия получили они, мне совершенно неизвестно. А потому я считаю принятую ими на себя власть и деяния их незакономерными». В это время, подчеркивает о. Георгий Митрофанов, к обновленцам примкнул и Сергий (Старогородский). Ясно сознавая, что большевики, устранившие из церковной жизни Патриарха Тихона и митрополита Вениамина, могут в любой момент расправиться и с ним, и желая не допустить разрушения канонического преемства высшей церковной власти в России, митрополит Агафангел предложил русским епископам единственно возможный в тех условиях путь сохранения каноничной церковной иерархии. Он предложил епископам, лишенным на время высшего руководства, управлять своими епархиями самостоятельно, «сообразуясь с Писанием, церковными канонами и обычным церковным правом, по совести и архиерейской присяге, впредь до восстановления Высшей Церковной Власти».Послание вызвало страх и ярость руководителей ГПУ. Вскоре тяжело больной семидесятилетний иерарх был осужден и сослан в далекий Нарымский край. Через три года, в апреле 1926-го, он был освобожден и вернулся в Ярославскую епархию.

Тем временем митрополит Сергий (Страгородский), арестованный в декабре 1926 года, в конце марта 1927 года неожиданно вышел из заключения и уже 18 мая сформировал в Москве «Временный Патриарший Священный Синод», который через два дня получил регистрацию в НКВД.

О согласии митрополита Сергия сотрудничать с советской властью о. Александр Мазырин рассуждает так: «У митрополита Сергия был выбор, по какому пути идти лично ему — по пути поиска соглашения с властью, или по тому пути, по которому пошел его предшественник митрополит Петр. Этот путь, несомненно, привел бы его туда же, куда и митрополита Петра: ссылки, одиночные камеры и, в конце концов, расстрел. Но это был личный выбор митрополита Сергия. С точки же зрения того, по какому пути пошло бы оставшееся в итоге в наличии руководство Русской Церкви, особых альтернатив в 1927 году не было.

Если бы митрополит Сергий выбрал путь бескомпромиссный, власть нашла бы другого иерарха, который бы принял ее условия. ОГПУ усиленно искало такого иерарха, вело переговоры сначала с одним, потом с другим, с третьим — в том числе и с митрополитом Кириллом, и с митрополитом Агафангелом. Им всем предлагались эти условия: подчинение внутренней церковной жизни тайному контролю со стороны безбожной власти в обмен на легализацию церковного управления. Был, например, тогда такой архиерей, как митрополит Тверской Серафим (Александров). Он как минимум с 1922 года был секретным агентом ГПУ, — сейчас уже опубликованы его донесения. В конце концов дошла бы очередь и до него, он бы согласился».

[1] Иерей Александр Мазырин. Был ли оправдан компромисс митрополита Сергия с советской властью? Беседовала Юлия Данилова // «Нескучный сад». 2008, № 1.
[2] «Церковный вестник». 2008, № 19 (392).

[1]  [2]  [3]  [4]  [5]