Схиигумен Авраам (Рейдман):

«Монахи и миряне друг без друга жить не могут»

[1]  [2]  [3] 

— О.Авраам, людям, живущим в миру, не хватает информации о жизни монахов в монастыре. Рождаются догадки и предположения, зачастую не соответствующие истине. Среди мирян бытует такое мнение, что монастырь — это то место, где должно быть трудно физически и морально: монахи встают в пять утра, постоянно молятся, измождают себя трудом. А как на самом деле?

— Прежде всего, хочу сказать, что и семейная, и монашеская жизнь — обе очень трудные. Если жить по заповедям и исполнять все предписания в отношении семейной жизни, тогда она превращается в настоящее крестоношение, т.к. православная семья — это многочадие, воспитание детей, скорби по плоти, о которых говорит апостол Павел, то есть это очень трудно.

Монашеская жизнь не менее сложная, чем семейная, но сложности там совсем другого рода — мы отказываемся от одних скорбей и взамен получаем другие. Мирянин не ведет такой напряженной духовной жизни, как монах, но зато у него есть множество забот, связанных с материальной стороной жизни, например, с зарабатыванием денег. Монашествующий, отказываясь от этой многопопечительности в вещественном отношении, получает свободу для того, чтобы вести духовную брань, т.е. освобождается для внутренней жизни.

Насчет постоянной молитвы могу сказать следующее. Помню тот момент, когда я пришел в первый раз в церковь после крещения, мне нужно было выстоять всю службу и причаститься. Так вот, я хотел только одного — чтобы это все побыстрей закончилось. Мне тогда даже в голову не могло прийти, что я стану священнослужителем, и для меня богослужение станет самым важным делом в моей жизни.

— Монахи много молятся и трудятся. Складывается впечатление, что трудятся они все-таки больше. Воспитание души в монастыре происходит через труд?

— Труд может служить воспитательным средством, но ставить его на первое место никак нельзя. В миру волей-неволей трудиться приходится больше, а на молитву человек тратит совсем немного времени. Монашествующий же должен каждый день значительную часть времени отдавать Богу. Я думаю, что время, отведенное на молитву, не должно быть меньше времени, отведенного на труд. Кроме того, по учению святителя Игнатия Брянчанинова, главным деланием монахов является, прежде всего, молитва и чтение ради духовной пользы, а не физический труд.

Заповедь апостола Павла о непрестанной молитве относится не только к аскетам, а ко всем христианам. Нужно понимать, что молитва вообще для любого человека, вне зависимости от того, семьянин ли он или ведет аскетический образ жизни, всегда должна быть на первом месте по значению, это самое важное дело для христианина. Через молитву мы свою душу готовим к вечности.

— А сколько часов в сутки монаху отводится на молитву и сколько на труд?

— Шесть-восемь часов в день отводится на молитву и на чтение и приблизительно от пяти до семи часов — на работу. Мы очень тщательно следим за тем, чтобы труд по времени не превышал часы, отведенные на молитву. Предположение о том, что монашествующие должны уморить себя непосильным трудом — не правильное. Труд ничего не принесет, если он не будет одушевлен молитвой.

— О.Авраам, Вы являетесь духовником сразу двух монастырей: мужского и женского. Считается, что женский монастырь — явление гораздо более сложное, чем мужской в силу специфики женского характера. Монахиням бывает сложнее ужиться друг с другом, они более ранимые, обидчивые, любят поговорить. Наверняка в таком коллективе бывает гораздо больше конфликтов и интриг, чем в мужском. Так ли это?

— Я могу сказать, что принципиальной разницы между монахинями и монахами нет. Конечно, женщине легче заплакать. Для того чтобы заплакал мужчина, нужно, чтобы произошло что-то страшное. Вот в этом, пожалуй, и состоит основная разница, ну в чем еще? Если утрировать, то можно, конечно, сказать, что женщины имеют перечисленные Вами черты характера, но в то же самое время нельзя сказать, чтобы и среди мужчин не было каких-то обид, ревности или подозрений друг в отношении друга. Мы все страстные люди, а в монастырь приходят каяться, т.е. лечиться, и спасаться. Это своеобразная духовная лечебница. Кстати, если монах не молится, то, страсти в нем, зачастую, начинают действовать ещё с большей силой, чем в миру.

Чисто женские или чисто мужские черты в монастыре отходят на второй план, т.е. «стираются». Остается человек — Божья душа. Он вне пола.

— Сколько сейчас монахинь в монастыре?

— Сто пятьдесят.

— Сто пятьдесят человек — это огромный коллектив. Все абсолютно разные, с — разными характерами. Неужели между сестрами не бывает межличностных проблем?

Ну, конечно, бывают, а как же без них? Мы же все живые люди. Но очень важно, что у нас в монастыре существует духовное окормление. Сестрами непосредственно руководят так называемые старицы, т.е. более опытные и рассудительные монахини, которые, руководствуясь Святоотеческим учением, дают им конкретные советы. Так вот, Святые Отцы рекомендуют всем на новоначальном этапе обязательно пройти через жизнь в общежительном монастыре, потому что здесь выходят наружу все страсти человека. Именно здесь он познает сам себя в общении с другими людьми. Монахи, как камешки на берегу моря, трутся волнами друг о друга и, в итоге, становятся абсолютно гладкими. А если бы этого не было, в уединении человек мог бы сохранить в себе все страсти, которые у него есть, даже не подозревая об их существовании. В монастыре в этом смысле легче, это образ жизни, подходящий для всех, тогда как уединение, в особенности в наше время, подходит для очень немногих.

— Поощряется ли в монастыре дружба между монахинями?

— Преподобный Антоний Великий сказал так: «Имей одного друга, самое большее двух, но лучше тебе иметь другом одного Бога».

Дружба может быть разная. Одна дружба поддерживает человека на том подвижническом пути, который он для себя избрал, а другая является проявлением слабости. Скажем, собираются молодые сестры и начинают болтать о чем-нибудь пустом. Мы относимся к этому снисходительно, глядя на их возраст, но, тем не менее, поощрять это не можем. Если же монахиня испытывает доверие к какой-то благоразумной сестре, идет к ней советоваться, и та ее поддерживает во внутренней брани или скорби, тогда можем только одобрить такую дружбу. Кроме того, бывает дружба на послушании, или дружба по келье.

Конечно же, дружеские отношения волей-неволей возникают. Но мы, повторюсь, не поощряем ту дружбу, которая возникает либо на почве каких-то слабостей, либо приносит вред.

— Вы сказали, что каждый человек приходит в монастырь спасаться, то есть спасать самого себя. Получается, что в монастыре каждый сам за себя или нет? К кому монахиня может обратиться, если ей плохо или очень тяжело?

— Нет, не сам за себя, ни в коем случае.

К кому обратиться? Ну, во-первых, сестра сразу же идет к своей старице и получает от неё необходимые наставления. В такой ситуации монахине нужна очень доверительная и откровенная беседа. Подчас старицам сестры рассказывают гораздо больше, чем они осмеливаются рассказать на исповеди. Если возникает какая-то особенная проблема и ее не удается быстро разрешить, то сестер обычно направляют на беседу ко мне или к настоятельнице. Кроме того, мы, конечно, все вместе молимся за эту монахиню.

Так что у нас не бывает такого, что каждый предоставлен сам себе. Мы смотрим за сестрами и стараемся их всегда и во всем поддерживать. Даже если у кого-то просто грустное лицо — стараемся выяснить, в чем причина.

— То есть получается, что в монастыре за каждую конкретную сестру перед Богом отвечает старица и духовный наставник?

— Отвечает не только старица. Я не знаю, кого выше поставить в этом отношении: старицу, духовника или настоятельницу? В случае каких-то трудностей настоятельница тоже может позвать к себе сестру, беседовать с ней и пытаться ее вразумить и наставить. Здесь важно, что матушка в обители — это не просто руководитель, администратор, для сестер она — настоящая духовная мать.

— А бывают ли случаи, когда мнение старицы расходятся с мнением настоятельницы или духовника?

— Да нет, не припомню что-то, чтобы такое было. Хотя теоретически это возможно. Если такое и бывает, то обычно такого рода вопросы легко и быстро разрешаются.

Единственное преимущество старицы заключается в том, что она лучше знает свою сестру. В принципе, к кому бы монахиня не пошла — ей все скажут примерно одно и то же, потому что каждый из нас опирается не на свое мнение, а на писания святых отцов.

— А возможна ли такая ситуация, что у сестры есть духовник вне монастыря, в котором она живет?

— Этого не должно быть ни теоретически, ни практически. Мой духовник — покойный игумен Андрей (Машков) из Глинской пустыни, в молодости наставлял меня так: «Если будешь всех подряд слушаться, с ума сойдешь». В разных монастырях бывает по-разному, и я не берусь судить людей, которые подвизаются в других обителях. Но все дело в том, что у наших сестер нет необходимости искать духовника вне обители, потому что наставникам, которые находятся в нашем монастыре, мы полностью доверяем.

Сейчас появилось много разных людей, говорящих не от Святых Отцов, а от себя лично и претендующих на духовное дарование тогда когда они его не имеют. Мне кажется, что гораздо больше доверия достойны обычные здравомыслящие священники, нежели те, кто слывет старцами. Это очень большая опасность нашего времени. Все хотят видеть пророков и чудотворцев, а на самом деле нужно искать не пророка-чудотворца, а трезвого человека. В наше время это дороже, чем любое пророчество.

Беда современности заключается, с одной стороны, в чрезмерной приземленности, а с другой стороны, в излишней экзальтированности. Ни того, ни другого у православного человека быть не должно. Поэтому и опасно отправлять сестер к кому-либо другому, позволять у кого-то окормляться. Это может привести к нарушению единодушия, которое у нас в монастыре, Слава Богу, есть.

— Мы живем в 21-м веке, но все монашеские правила, большая часть литературы и богослужебных книг идут из древности. Насколько сейчас монастыри адекватны или неадекватны современности?

— Ни в семейной, ни в монашеской жизни другого основания, кроме Христа, у нас быть не может. Поэтому мы всегда и во всем должны опираться на Евангелие. Времена меняются и в этом смысле могут быть внесены какие-то коррективы, и даже послабления, не касающиеся принципиальных аспектов монашества, т.е. умного делания и послушания.

Нужно сохранить сущность монашества, а второстепенные вещи не принимать за главные. Понятно, что если в монастырь приходят городские девушки и их заставляют подвизаться так, как подвизались египетские подвижницы — это может привести только к болезням и ни к чему больше.

Недавно несколько сестер во главе с нашей настоятельницей, матушкой Домникой, ездили в греческий монастырь Ормилия. На сегодняшний день это один из самых благоустроенных в духовном отношении монастырь, его духовником является известный старец Емилиан (Вафидис). Так вот, по приезде сестры рассказывали о порядках этой обители. И мне больше всего понравилась одна вещь, которая вам, наверное, покажется удивительной. Недавно у них был выстроен корпус, в котором каждой сестре полагается собственная келья с душем и туалетом. И это притом, что подвизаются они довольно строго, например, спят на простых подстилках — у них нет кроватей. Но в то же самое время есть душ и туалет. У нас такого пока, к сожалению, нет.

Так вот мне это чрезвычайно понравилось, т.к. там современному образованному интеллигентному человеку предоставляется возможность вести монашеский образ жизни. Это необходимо, т.к. деревенские жители сейчас составляют меньшинство среди монахов.

А иначе получается, что человек отрекается от мира и сразу же погружается безо всяких подвигов в такие бытовые условия, которые делают его жизнь в монастыре совершенно нестерпимой. В лучшем случае, если у него ангельское терпение, он через несколько лет заболевает. А в худшем случае — бывает вынужден уйти из монастыря, подорвав при этом свое здоровье.

Бытовые удобства имеют большое значение. И если мы хотим привлечь нормальных людей, способных к монашеской жизни в духовном отношении, мы должны сделать снисхождение к их телесной немощи.

[1]  [2]  [3]