Схиигумен Авраам (Рейдман):
«Монахи и миряне друг без друга жить не могут»
[1] [2] [3]
— Батюшка, раз уж мы заговорили про деньги, могут и должны ли быть деньги у монаха?
— А где и что сестра будет на них покупать? На что она их будет тратить? Ведь у нас внутренних магазинов на территории монастыря нет. Деньги тратить совершенно негде, да они монаху и не нужны — всем необходимым его обеспечивает монастырь.
— А бывает ли у монахов отпуск, и даются ли им деньги на отпуск?
— Нет, у наших сестер не бывает отпуска. А зачем он вообще нужен? От чего отдыхать-то? От духовной жизни и молитвы? Да и как монахиня может отдыхать? Прогуливаться по Петербургу и есть мороженое, что ли?
У нас бывают командировки, связанные с какими-то послушаниями, но как такового отпуска у нас нет.
— А если сестра хочет съездить в паломническую поездку? Разве это плохо?
— Мы можем иногда послать её в паломническую поездку, но это скорее нужно воспринимать как поощрение за что-то. Вот, допустим, у нас эконом ездила на Святую Землю, но она так трудится весь год, что действительно это заслужила.
— Батюшка, а какое у монаха должно быть отношение к мирянам? Как лично вы к ним относитесь?
— Конечно, монашеский образ жизни, если брать его в идеале, выше, чем мирской, но мы не имеем права о себе так говорить, потому что мы не такие, как Антоний или Макарий Великий. Мы всего лишь стремимся к этому. Поэтому, с одной стороны, мы понимаем, что наш образ жизни в принципе лучше, но это не значит, что мы должны осуждать или презирать тех, кто по каким-то причинам остался в миру. Безбрачный образ жизни не является обязательным и единственно верным.
Что касается меня лично, то я даже не знаю, как я отношусь к мирянам. Монашествующих я люблю, это для меня родные люди, я их понимаю и очень ценю. Можно даже сказать, что я восхищаюсь монашествующими и считаю, что это самый прекрасный образ жизни, какой только может быть.
А миряне — ну, может быть, к мирянам есть какая-то жалость.
Могу сказать, что мне, как духовнику с мирянами гораздо труднее.
Мне кажется, что у нас вообще происходит некая подмена понятий, люди не понимают главного. Кто такой мирянин и кто такой монашествующий? Под мирянами мы иногда понимаем вообще всех тех людей, которые живут в миру, но, на самом деле, это не миряне. Мы не можем назвать мирянами не церковных людей. И получается, что монашествующий — это подвижник, а мирянину можно телевизор смотреть, плясать, пьянствовать и так далее, а ведь на самом деле это не так. Настоящий мирянин тоже должен быть праведным — это очень трудно. Семьянину жить по евангельским заповедям гораздо тяжелее, чем монаху. Хотя в целом, мирянину легче жить потому, что он не предъявляет к себе таких жестких требований, как монах.
Как сестры относятся к мирянам? Ну, конечно, мы не учим их презрению, не учим смотреть на мирян, как на людей второго сорта, как на каких-то плебеев. Они относятся с уважением в особенности к тем, кто нам помогает. Христианин должен любить всех, а в первую очередь — своих братьев и сестер во Христе.
— Батюшка, сейчас от многих можно услышать, что современные монахи духовно гораздо слабее своих предков. Что вы об этом думаете?
— Да, действительно, наша Церковь сейчас поднимается из состояния полного разгрома и уничижения. Открывается много монастырей, а духовно опытных руководителей не хватает. Но на самом деле ставить из-за этого крест на монашестве мы не можем.
Никто не знает, в каком монастыре что в конечном счете произойдет, где будет настоящая духовная жизнь, а где ничего не получится.
Думаю, что ориентиром для нас может быть опыт процветавших в духовном отношении дореволюционных обителей (таких как Оптина и Глинская пустыни, например) и отдельных подвижников, также мы можем брать пример с наших православных братьев, прежде всего, греков. Мы можем перенимать их опыт.
— Может ли монах переходить из одного монастыря в другой? Может, лучше перейти в другой монастырь, чем уйти из обители насовсем?
— Опыт показывает, что монах или монахиня, перешедшие из одного монастыря в другой, не могут прижиться на новом месте.
— Но Паисий Величковский ведь переходил из одного монастыря в другой?
— Ну и чем все кончилось? Тем, что он основал свой монастырь, где все было так, как он считал правильным. Значит, он ни в каком монастыре не смог жить? Так? И потом, нельзя сравнивать Паисия Величковского — совершенно удивительную, исключительную личность, своего рода гения в церковной и монашеской жизни, с обычными людьми.
— Как Вы относитесь к другим конфессиям и к другим религиям?
— Мы с ними очень редко сталкиваемся, но отношусь я к ним, в целом, доброжелательно. Если говорить об их учении, я считаю, что они заблуждаются.
— Считается, что миряне должны монастырю чем-то помогать: например, деньгами или своим трудом. В девятнадцатом веке Оптинские старцы делали очень важное дело — они утешали мирян, оказывая им духовную помощь и поддержку. Как должно складываться взаимодействие мирян с монахами и монастырем в целом?
— Если говорить, например, о дореволюционных паломниках, то крестьяне, приезжая в монастырь, ничего, кроме своих трудов, принести в обитель не могли. Своими трудами они очень помогали монастырю и в награду за это получали окормление, духовную пользу и укрепление в вере и благочестии. Поэтому так уж сильно осуждать эту практику нельзя.
У нас в России паломники приезжают в монастырь, как в духовный санаторий, где они хотят реабилитироваться. Если же человека, который приехал реабилитироваться, заставляют трудиться, то нельзя назвать это правильным. Вообще желания первого попавшегося человека сразу заставить работать я не одобряю. У греков принята такая практика: человек живет в монастыре несколько дней абсолютно бесплатно, а потом он должен либо что-то пожертвовать монастырю, либо потрудиться на благо монастыря.
Когда-то я, будучи мирянином, приехал паломником в один из женских монастырей. Помню, меня там попросили покрасить забор. Я, конечно, все сделал, но потом его пришлось перекрашивать заново. Затем сестра хотела дать мне еще какую-то работу, но этого я тоже не умел делать. В итоге она мне говорит: «Ты вообще что-нибудь умеешь делать»? Я вынужден был признаться, что только в храме могу читать, но в этом не было нужды. Поэтому я испытал на себе, что чувствует паломник, когда с ним так обращаются.
Считаю, что к людям нужно относиться снисходительно, в особенности к интеллигентным горожанам, которые сейчас, в основном, и совершают паломнические поездки. Их нужно, прежде всего, духовно поддержать.
Правда, иногда паломники тоже ведут себя нехорошо — они почему-то всегда оказываются бедными и никогда не хотят ни за что платить.
Вот, например, приехал автобус на наше подворье, где находится могила святого праведного Симеона и мощи священномученика Константина. Паломникам нужно где-то ночевать и чем-то питаться. Мы предлагаем им остановиться в нашей гостинице с трехразовым питанием, но паломники отказываются.
— А, может, у вас дорого?
— Нет, у нас не дорого, просто люди привыкли к тому, что в монастыре все должно быть бесплатно.
— Что Вас, как духовника монастыря, сейчас беспокоит больше всего?
— Самая большая проблема, которая от нас не зависит, состоит в том, что государство не возвращает нам нашу недвижимость. То есть наши здания и нашу территорию. В двадцать первом году красноармейцы захватили наш монастырь, и до сих пор выселить их оттуда не удается. Не могу этого понять, почему то, что награблено и разрушено, не возвращают законному владельцу, что этому мешает? На территории обители до сих пор находится военный госпиталь, а мы вынуждены арендовать санаторий и жить там, т.к. больше жить негде.
Я объясняю многие неудачи в нашей современной государственной жизни тем, что храмам и монастырям не возвращают церковную собственность. Согласно правилу седьмого Вселенского собора, если кто-то из мирян захватил церковную собственность (будь то храм или другие здания) и не возвращает ее — он предается анафеме. Получается, что все наше государство находится под анафемой.
— Батюшка, а есть какие-то серьезные духовные проблемы, которые вас волнуют?
— Да, есть одна серьезная проблема, глобальная, которую я никак не могу решить. Дело в том, что человек, находящийся под действием той или иной страсти, скажем, уныния, гнева или обиды, не слышит того, что ему говорят. У меня даже создается такое впечатление, что человек затыкает себе уши, но только не снаружи, а изнутри. Это, кстати, не только монашеская, но и мирская проблема. Христианин, находясь под воздействием страстей, которые его опьяняют, не может ничего воспринять.
— Ну и в заключение, вопрос: в каких отношениях находятся монахи и миряне? Как бы вы могли определить эти отношения?
— Скажем так: мы друг без друга жить не можем. Как бы мы не ругали мирян и сколько бы мы ни говорили, что они нерадивые — жить мы без них не можем. Надеюсь, и они в нас нуждаются. Хотя монахи и миряне — это как будто два разных мира, но мы — одна Церковь, один организм, только каждый несет свое служение.
[1] [2] [3]
Опубликовано: 13/07/2009