Вы здесь

Евхаристия и освобождение

[1]  [2]  [3] 

Арабоязычные христиане: «исламскость» культуры и христианская вера

Христиане-эллины унаследовали греческую культуру. Я возьму другой пример — арабов-христиан, среди которых был распространен арабский язык еще до прихода на их земли ислама. Они не присоединились к предложенному им исламу. Они ощущают себя в «арабскости» как в культуре, то есть в ее литературных и художественных аспектах, а также в социально-общественной жизни. Арабский язык воспринял ислам как источник вдохновения в человеческом творчестве, и никто не смог бы в совершенстве овладеть этим языком, не будучи хорошо знакомым с Кораном. Но как на Западе можно быть агностиком, воспитанным в христианской культуре, так можно быть образованным арабом-христианином, который прекрасно знает Коран, не веруя, однако, в его божественное происхождение и считая канон Нового Завета завершающимся книгой Откровения.

То обстоятельство, что христиане чужды исламу в догматическом смысле, не мешает их присутствию во всех областях арабо-мусульманской культуры и порой их творчеству в том или ином культурном пространстве, особенно в поэзии. Я приведу вам пример такого взаимного влияния исламской культуры и христианской веры: крупный архитектор моей епархии построил в Саудовской Аравии мечети, которые считаются одними из самых красивых в этой стране.

Параллельно со встречей Церкви и культуры в некоторых автокефальных Церквях, а именно в тех, которые пострадали от османского ига, должно происходить серьезное сближение в отношениях между видными представителями мирян и епископатом. Я думаю, что, создавая христианские маджлис миллеты («советы общины») во второй половине XIX века, Османская империя хотела показать западным державам, что Танзимат (реформы той эпохи), установив светскую правовую систему, повлек бы за собой некоторое увеличение автономии православных мирян по отношению к патриарху и епископам, а также ослабление положения клириков в Церкви, в то время как миряне могли и не быть серьезно укоренены во внутрицерковной жизни, в понимании ее как литургии. Таким образом, рядом со святой Церковью зародилось что-то вроде православного общества, которое при необходимости может стать вконец секуляризованным, сохраняя свое Православие лишь в качестве ярлыка.

Соборность: истинное сотрудничество между клиром и мирянами

На Московском Соборе 1917 года многие настаивали на значимости мирян внутри понятия соборности, богословского понятия, которым было насыщено русское богословие вслед за трудами Алексея Хомякова. Но на практике речь шла в основном о сотрудничестве мирян и клириков в выборах патриарха и епископов.

Впрочем, в данном варианте развития событий нет общества, целиком или частично секуляризованного, как в случае стран, подпавших под османское господство. Мне, тем не менее, кажется, что следует освободить Церковь от дихотомии между клириками и мирянами. Символически это реализуется в хиротонии. Но существует ли каноническая возможность истинного сотрудничества между этими двумя группами, при котором ни одна не была бы подавлена или игнорирована? Я не знаю. А этот вопрос сохраняет особое значение в современном Православии.

Ключ к обновлению: освободить Церковь от некоторых номинальных христиан

На сегодняшний день существуют в различных формах и православное христианство социологического порядка, и Православие веры и молитвы — Православие евхаристическое, а следовательно, эсхатологическое. Участвовать в таинствах, не заботясь о том, какой смысл они несут в себе, значит принимать их «недостойно», как говорит об этом апостол в 1-м послании к коринфянам (см.: 1 Кор. 11: 27). Увы, Православная Церковь не практикует более отлучение от Причастия, и плевелы и пшеница остаются на одном поле до судного дня.

А ведь избавление Церкви от некоторых христиан составляет важнейшую часть канонического права, из которой церковные власти сделали нечто уже устаревшее. Очевидно, что мы будем судимы по делам нашей любви. И если разделение происходит с любовью, то последняя ведет к восстановлению братства Христова между номинальными православными и теми, кто восприимчив к пониманию таинства.

Дух Святой придает силы «малому остатку», и тот превращает состояние социума в Неопалимую купину

Таким образом, освобождение Церкви изнутри остается ключом к ее обновлению. Как «евхаристизировать» эту форму социологического сообщества, освободив ее от всякой службы национализму, культуре, времени, учитывая тот факт, что, несмотря на наши исторические связи и даже в них, мы несем в себе Церковь? Святость, даже помещенная в историю человечества, обязана своим существованием и силой своего апостольства только Богу.

История Церкви на всех своих этапах знавала упадок. Вот почему, когда находится посреди этого хаотического разнообразия «малый остаток», Дух Святой хранит его, придает ему силы, просвещает его, чтобы он показал народу Божиему пыл, порыв, на который тот способен, который превратит состояние социума в Неопалимую купину.

Окончательное освобождение — освобождение всего космоса целиком. Это изменение космоса названо святым Симеоном Новым Богословом «новым рождением». Очевидно, речь идет о том, что «наши тела и творение в целом — все составляющие его элементы — будут причастны вместе с нами сиянию запредельности». И, поскольку мир станет духовным, как считает святой Симеон, он будет абсолютно непостижимым и не поддающимся никаким нашим определениям.

Вопрос частной собственности: то, что вы приобретаете, обладает вами; то, что вы отдаете, освобождает вас

В ожидании второго пришествия Христова вся человеческая жизнь связана с принятием пищи, с одеждой, жильем и, следовательно, с деньгами. Кому принадлежат все эти вещи? В Писании говорится: «Господня земля и что наполняет ее» (Пс. 23: 1). Таким образом, встает вопрос о частной собственности. Римо-католические мыслители считают собственность социальной функцией. Такая трактовка предполагает понятие об общем имуществе. На Востоке крупнейшим комментатором вопросов собственности был святитель Василий, которому последовали святитель Иоанн Златоуст, блаженный Августин и некоторые другие отцы. Вопреки нескольким исследованиям, предпринятым на Западе с целью сделать святителя Василия толкователем понятия собственности как социальной функции, имеет место следующее его высказывание: «Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты взял и принес с собою в жизни?». И он продолжает: «Как же ты не хищник, когда обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение? Кто обнажает одетого, того назовут грабителем; а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого какого названия? Алчущему принадлежит хлеб, который ты у себя удерживаешь; обнаженному одежда, которую хранишь в своих кладовых»[4].

Можно привести много отрывков из творений святителя Василия в том же духе. Тот, который я только что процитировал, означает, что вся наша собственность принадлежит только Богу, и в руках человеческих она понимается только как нечто, просто данное в управление.

Каков бы ни был источник денег, проходящих через ваши руки (наследство, промышленное производство или что-то другое), вы всего лишь управляете этими деньгами. В Писании говорится, что, прежде всего, вы должны заботиться о своих ближних, но, конечно, именно в смысле разумного управления средствами. Кроме ближних у нас есть и все человечество, которое составляет единую семью пред лицом Отца Небесного. В Новом Завете нет более обязанности уплачивать десятину, так как любовь не имеет пределов и не подчиняется математическому порядку вещей. То, что вы берете, обладает вами. То, что вы отдаете, вас освобождает. Псалмопевец выразил это такими словами: «Он расточил, раздал нищим; правда его пребывает во веки» (Пс. 111: 9).

Политическая власть: Христос ставит Бога выше кесаря. Ни одно из государств не является благотворительным обществом

Что насчет освобождения в политическом смысле? Это крайне сложный вопрос, тем более что в политике честная работа с людьми, порядочность в политической борьбе встречаются, кажется, исключительно редко. Кругом цепляются за власть, рвутся к славе любой ценой. Я не знаю, кто среди людей, наделенных властью, или тех, кто к власти стремится, уступил бы место Богу. Человек, вовлеченный в политическую борьбу, может быть убежденным христианином, имеющим определенную общественно-политическую позицию, но сколь часто он принадлежит двум пространствам, духовному и мирскому, без малейшей связи между ними. Когда же Господь говорит: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22: 21), он не разделяет эти две области. Он ставит Бога выше кесаря.

Ни одно из государств не является благотворительным обществом. Великие державы одобряют вмешательство в дела той или иной части мира из соображений их собственных интересов. Власть пребывает, даже более, чем деньги, объектом великого вожделения. С другой стороны, многие государства нам знакомы как государства полицейские, а значит, виновники насилия. Кто сможет избавить их от насилия и позволить жить людям в свободе?

Война: высшая степень проявления насилия

Сферой насилия в полном смысле этого слова является война. Эпоха, в которую мы живем, ознаменована военными конфликтами на многих континентах. И эту жизнь в состоянии войны весьма точно описал генерал Карл фон Клаузевиц, умерший в 1831 году. По его мнению, настоятельно необходимо достигать в военных действиях наивысшей степени напряжения сил из опасения, что это сделает противник. Следуя данной логике, две армии «должны непрерывно друг друга уничтожать, подобно тому, как вода и огонь никогда не могут оказаться в положении равновесия».

Война имеет целью победу, какова бы ни была степень ущерба, нанесенного противнику. Согласно знаменитому высказыванию Клаузевица, «война есть продолжение мира иными средствами»[5]. Так человечество делится на покорителей и покоренных. Между началом военных действий и миром великие и малые уже суть трупы, духовно или физически. Рабство, практикуемое сильными мира сего, укоренено в области тщеславия и честолюбия.

Независимость не обязательно означает свободу

Что касается мелких государств, добившихся независимости, они должны бы понять, что она совершенно необязательно означает свободу. Можно господствовать над слабыми с помощью экономики. И до сего времени все, что они получают от развитых стран, — это не более чем крошки со стола. Те, кто были униженными и угнетенными, останутся навсегда зависимыми в той или иной форме, поскольку доступ к высоким технологиям для них закрыт.

А право вето Совета Безопасности ООН направлено на то, чтобы сохранить «трудных детей» тихими и послушными. Всякая технология связана с алчностью власти. Всем известно, что мы не имеем права на свободу перед лицом великих держав. Где же между великими и малыми дележ, который символизирует Евхаристия?

Основание для геноцида

Я знаю, что, несмотря на память о Евхаристии, сильные мира сего равнодушны к участи или устойчивому существованию слабых. А ведь грех и есть, по сути дела, бесчувственность. Сильные не признают, что слабые созданы по образу и подобию Божиему; доказательством этого служит тот факт, что некоторые из испанских правителей, которые управляли Латинской Америкой, задавались вопросом, есть ли у индейцев душа. Потребовалось, чтобы им об этом напоминали священники.

Та же логика имеет место, когда один народ хочет устроить геноцид другого народа. Основанием для геноцида неизбежно становится отождествление себя с целым миром. Другие — при осуществлении насилия — ноль, ничтожества. Это жажда крови делает ближнего несуществующим.

[4] Бердяев Н.А. Размышления о русской революции.
[5] Здесь автор употребляет неточную цитату (правильно: «Война есть продолжение политики иными средствами»), однако кажется, что слово «мир» используется намеренно. — Прим. Пер.

[1]  [2]  [3]