Церковь святителя Николая Чудотворца. Рим. Италия
«В Рождестве девство сохранила еси, во успении мира не оставила еси, Богородице, преставилася еси к животу, Мати сущи Живота: и молитвами Твоими избавляеши от смерти душы наша» (Тропарь на Успение Пресвятой Богородицы)
На праздник Успения Божией Матери я оказался в Риме. И снова встречаю своего старого знакомого — отца Всеволода Борзаковского, архидиакона местного прихода Русской Православной Церкви, живущего и служащего в Риме, в городе, где только две действующие православные церкви. Одна еще только строится на территории Посольства РФ. Вторая, — где я сегодня, — церковь святого Николая Чудотворца на улице Виа Палестро. Это домовой храм, подаренный княгиней Чернышевой в 19 веке русской православной общине Рима.
Литургия начинается в 9 часов утра. Я прихожу немного раньше. Читают часы. Горят только свечи и лампады перед иконами. Народу пока немного, человек двадцать. Русские. В основном, женщины разного возраста. В отличие от Лондонского прихода, и того самого, знаменитого храма на Энн Морисон Гарден, где я присутствовал на Литургии, когда был еще жив митрополит Сурожский Антоний, здесь почти ничего не напоминает, что мы в чужой стране. Убранство церкви, иконы, плащаница Божией Матери, живые цветы возле нее, наконец, общая атмосфера настолько русская, настолько родная, что ловишь себя на мысли, будто случилось чудо, и тебя словно перенесли обратно в Россию. Постепенно храм заполняется. К началу службы нас уже около семидесяти. Начинает петь небольшой, но слаженный хор. Среди присутствующих замечаю несколько человек кавказской внешности — грузины.
— Да, — говорит мне потом о.Всеволод, — у нас здесь есть небольшая грузинская община. Своего храма у них нет, и они ходят к нам. Конечно, сейчас они очень скорбят из-за всех этих событий в Грузии. Мы все скорбим. У нас с ними нет никаких оснований для конфликтов, да и между Грузинской и Русской Церквями нет вражды. Только желание мира и общая молитва о нем.
Я слышу как во время службы он произносит ектенью «о мире всего мира, и в Грузинской стране». В этот момент чувствуется, как, пусть ненадолго и не вполне может быть еще, но все же преодолена эта ненавистная рознь. Неуместная вообще и тем более дико и нелепо воспринимаемая между христианами, каковыми мы себя считаем, включая и политиков, принимающих решения о своих «маленьких победоносных войнах». В этот момент рождается ощущение и понимание, что есть то общее в нас, что не в силах разрушить ничто, даже самые жестокие события, даже война, которая является, как правило, делом рук человеческих. Но есть и дело Божие — спасение душ, и оно не прекращается, несмотря ни на что.
Отец Всеволод выходит на проповедь. Его слова очень созвучны тому, о чем я сам размышляю в течение последних нескольких месяцев, читая дневники протоиерея Александра Шмемана.
Отец Всеволод говорит о том, что мы так часто забываем, упускаем самое главное, самое первостепенное в Церкви.
— Вы слышали, — произносит он, — в сегодняшнем чтении Евангелия рассказ о Марфе и Марии (Лк. 10, 38–42). Как удивительно этот эпизод проявляет, показывает в нас то, что мы сами действуем в подобной ситуации. Представьте, если бы Господь пришел в ваш дом, что бы вы сделали? Оставили бы Его, а сами пошли готовить еду, убирать мусор? Или бы забыли обо всем этом и ловили каждое его слово, сидя у Его ног? Но, приходя в храм, особенно на праздник мы оказываемся в присутствии Христа. И что мы делаем? Мы кланяемся, крестимся, ставим свечи и шумим, постоянно шумим (а в храме было действительно шумно, но мгновенно все стихло после этих слов).
— Я говорю, — продолжал он, — не о шуме, который мы произносим физически, а о мысленном. Он в нас — постоянно. У нас — дела, заботы, проблемы, и мы не слышим слов Христа, которые Он говорит нам здесь. Мы заняты, как и Марфа, суетой. И часто еще и негодуем на других, как и Марфа негодовала о Марии, что они не разделяют наших дел. Но Господь сказал: «Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё» (Лк. 10, 42).
В этом смысле мы можем принять как пример, как образец поведение Божией Матери, Приснодевы Марии. Как сказано в Евангелии, все, что говорили о Христе, все, что говорил господь Сам, Она складывала в своем сердце.
После Причастия несколько слов произнес и отец-игумен, служивший Литургию. Его слова добавили и в чем-то усилили это удивительное ощущение присутствия Божией Матери, присущее всем Богородичным праздникам. И особенно, наверное, Успению. Успение… Вторая Пасха. Удивительное Воскресение, первое Воскресение во плоти человека после Христа. И радость Успения — особенная радость. Хотя для человека, далекого от этого понимания Чуда, не христианина, наверное, кажется странным радость во время события, связанного со смертью. Но в этом и разница, в этом нечто главное, отличающее христиан от всех других. И именно поэтому, как заметил во время проповеди отец-архидиакон, первые христиане Рима называли захоронения христиан не «некрополис» — «город мертвых», как было принято у язычников, а «дормитория» — «общежитие», где люди, в определенном смысле, были даже более живыми, чем живущие еще в миру.
В завершении службы все хором пропели тропарь и величание Пресвятой Богородице, в котором был «один голос и одна душа». И мне подумалось, что вот это присутствие русского духа, это славословие Богу и Пресвятой Деве Марии нашего народа, не должно ограничиваться одним-двумя храмами в таких городах, как Рим. Таких церквей должно быть больше. В них происходит нечто удивительно прекрасное, — собрание, становление, в некотором смысле даже обретение русского народа. Не только как этноса, одного из многих, но и как народа являющего и проявляющего свой особенный, подчас невидимый, духовный смысл и подвиг, — участие в Деле Божием, — спасении душ человеческих и удержании мира окончательного падения и зла.
Опубликовано: 14/08/2009