Вы здесь

Чудо

Человек жаждет чуда. Эта банальная истина не требует каких-либо доказательств, объяснений или опровержений. Человек жаждет чуда всегда. И в век чёрной инквизиции, и в век государственного атеизма, и в век синхрофазотронов, компьютеров и мобильных телефонов. Самый-самый прожжённый невер, сидя у экрана своего телевизора, надеется, что безнадёжно проигрывающая футбольная сборная сейчас возьмёт и перевернёт ход матча. А вдруг? Академик, пишущий письмо Президенту России об опасности всеобщего клерикализма, также не лишён ожидания чуда. Пусть и называет он это чудо открытием. А уж в быту-то. А вдруг? Вдруг диагноз, поставленный врачами, окажется не совсем верным? Вдруг пойдут дожди и погасят лесные пожары, грозящие дачному посёлку уничтожением?

Я не говорю о людях суеверных. Эти и дня не могут прожить без «чудес». Эти дадут себя порезать на кусочки, только подайте им чудо на блюдечке. Помните шедевр немого кинематографа про святого Иоргена? Беснующаяся толпа суеверов единой глоткой вопиет: «Чуда!!» Это не про верующих, это, поверьте. Именно про суеверов. Кстати, такие люди и получают соответствующие чудеса. Один мой приятель-поэт всю свою жизнь интересуется НЛО. И именно к нему эти самые неопознанные и летающие неоднократно прилетали. По вере вашей да будет вам. Правда, в последние годы у этого поэта не всё в порядке со здоровьем и с головой в том числе, про душу я боюсь говорить, что вовсе не мешает ему ждать новых чудесных встреч с представителями внеземного разума.

Что же касается людей верующих и даже воцерковлённых, здесь тоже не всё просто. По статистике... Впрочем, статистика вещь крайне спорная и даже условная. Ну, кто скажет точно, сколько в России настоящих православных христиан? Никто. Тут со своей бы душой разобраться. Что уж о ближних рассуждать.

Вот вся из себя христианка. В подобающей одежде. Отстоявшая с тобой рядом долгую монастырскую службу. Знающая едва ли не наизусть несколько акафистов. Вот она поучает тебя, в какой посуде и как надо хранить святую воду. Сколько суток сохраняется «сила» водички в стеклянной и пластиковой посуде. Продолжать?

Вспомните, сколько человек приходит в церковь два раза в год: на Крещение за водичкой и на Пасху, святить куличи и яйца? Бог им судья. Не я.

Настоящий же христианин, по моему глубокому убеждению, вообще живёт ожиданием всего одного, единственного Чуда. Чуда из чудес. Важнее и дороже этого нет ничего. Я имею в виду чудо евхаристии.

Не могу и не дерзну называть себя настоящим христианином, но самое главное чудо в моей жизни — это Сам Христос. И уж если это Чудо есть (а оно есть!), то других чудес и не надо вовсе. И в паломничества моя семья едет не за чудесами, а на встречу со Христом, Который дивен во святых Своих. Ибо и в Сергии Радонежском, и в Иоанне Кронштадтском, и в Александре Свирском, и в Серафиме Саровском, и в других угодниках Христовых, неизъяснимых чудес море, главное Чудо, и это наше христианское счастье, опять же Христос, творивший чудеса их молитвами.

И вот, что удивительно, вот, что таинственно и вовсе необъяснимо. Когда главное чудо для тебя — Христос, когда кроме Христа не жаждешь чудес иных, Господь тихо и даже обыденно милует тебя неисчислимыми чудесами. Правда. Чтобы не быть голословным расскажу о некоторых чудесах в моей жизни.

Не буду сейчас о том, как вымаливал ещё не родившегося сына, это особый сердечный гимн. Вспомню детство. Мне лет семь-восемь. Я очень любил кататься с дедушкой-водителем на его автобусе по курортному Кисловодску. Иногда, дабы развлечь отдыхающих, я даже рассказывал в микрофон местные легенды. Но в тот день курортников в салоне не было. День был расчудесный. Погода великолепная. Я высунул голову в открытое окошко и блаженствовал. Вдруг кто-то сзади громко и отчётливо позвал меня по имени. Я быстро оглянулся. Никого. Салон пуст. И в этот миг по окошку с громким звуком хлестнула ветка дерева. Не обернись я тогда — остался бы без глаз. Чудо? Бесспорно.

Или вот ещё. Мне лет двенадцать. Я весь из себя пионер. Зима. Мы с приятелями возвращаемся из школы. Ледок на лужах крепкий, детишкам на радость, можно погонять ледышку-шайбу или покататься, изображая конькобежца Гришина. У одной такой лужицы мой приятель говорит:

— Вот лужа. Совсем маленькая, а глубокая. По пояс будет.

— Ха-ха-ха! Ну, ты сказал. По пояс.

— Выше колен это точно.

— Ха-ха-ха!

— Не веришь?

— Ни за что не поверю.

— Спорим?

— Давай!

Я, что есть силы, кидаю об лёд каменюку. Тщетно. Прыгаю. Ещё раз. Ещё. Крепкий лёд. Прочный.

— Поверь мне на слово.

— Нет. Я — Фома неверующий. Не пове...

В тот же миг ноги мои проваливаются под лёд в мутную, холодную жижу по самые колени. Заметьте, едва я упомянул Фому. Чудо? Я думаю.

Таких чудес можно вспомнить много. Чудеса во спасение, чудеса для вразумления. Обыденные чудеса, к которым не стремишься. Они являются сами. Как радуга вокруг солнца в Дивеевском монастыре. Как светящиеся сами собой монастырские купола в вечерней мгле.

— Смотрите, они светятся!

— Это просто монахи творят свою вечернюю молитву.

Как благословения в путь-дорогу. После которых ливень, начинающийся внезапно, обрушивается отвесной стеной на город ровно в тот миг, когда ты заходишь в корпус своего санатория, и денег за лишние полдня с тебя тоже почему-то не возьмут, и иже, и иже...

А вот о вразумлении. Собираюсь в Москву на очередной писательский форум. Прошу благословения у батюшки.

— Отче, благословите в дорогу. В Москву еду. Хочу к Матронушке в Покровский магазин зайти.

В магазин? Какой магазин? При чём здесь магазин? Я и дома-то по магазинам не ходок, а уж в путешествии меня, кроме как в книжный, и силой не затянешь. Батюшка посмеивается, благословляет. И вот в Москве, в день отъезда стою в очереди, приложиться к мощам блаженной. Час стою, два. Едва на пятнадцать метров продвинулись. Час до поезда. А ещё за вещами заехать надо. Отдаю букет цветов стоящей позади женщине.

— Очень прошу, положите цветы Матронушке от Олега из Майкопа. У меня поезд. Не успеваю.

Бегу в церковную лавку купить святыньки родным. И тут меня точно током поражает. Вот тебе и Покровский магазин. Чудо? Ещё бы.

Можно и ещё. Едем в Псковско-Печорский монастырь и в Питер по святым местам. Тёща, провожая нас, ворчит. Дескать, нечего с ребёнком в такую даль, да ещё и по монастырям. Ладно бы там в Петергоф, фонтаны смотреть. Молча перевариваем эти ворчания. Молча, про себя, огрызаемся. И вот в Печорах, на монастырском послушании пропалываем вручную сорняки. Молодой иеромонах благословляет работать до четырёх часов, и после на службу. Вот уже без четверти. Я отстал на своём рядочке от остальных. Очень уж заросший и запущенный рядочек у меня. Ладно. Хватит. До четырёх, так до четырёх. Бросаю работу, иду отмывать зелёные руки. Остальные работают. Четверть часа работают. Больше. Что такое? Сказано же было: до четырёх. Подхожу.

— Время вышло. Айда в монастырь. На службу опоздаем.

Монашек-батюшка смотрит на меня и улыбается.

— Ничего. Успеем. Не для себя же работаем. Не для меня. Не для монахов. А для Матушки Богородицы. А кто не хочет, тому надо было в Петергоф ехать, фонтаны смотреть.

Прямо подкинуло меня. Бросился я на свой рядок. И в четверть часа не только догнал, но и обогнал остальных трудников. Как вам? Чудо? Обыденное христианское чудо. Им же несть числа.

Жаждет чудес человек. Во все века. Во все эпохи. Но чудо чуду рознь. Ведь так? Господи, не остави нас Своим Чудом!