«Хорошая» и «плохая» Церковь

К спору о церковных функционалах

Сегодня о Церкви пишут много и по-разному. Незадолго до Пасхи журнал «Русский репортер» опубликовал статью Дмитрия Соколова-Митрича «Очень маленькая вера», в которой автор пытается сделать вполне конкретное заключение о нынешнем состоянии Церкви и поставить ей свой диагноз. Нельзя сказать, чтобы эта публикация произвела некий фурор и поменяла общественное сознание в отношении вопросов, которые в ней были поставлены. Однако есть в ней очень важная мысль, которая, безусловно, зовет нас к разговору:

«...теперь почти не сомневаюсь, что РПЦ — это все-таки не одна церковь, а две. И живут они в параллельных мирах, на самых разных уровнях, от рядового священства до высших иерархов. Первая — это собственно христианство, живое и настоящее, вторая — христианство функциональное, бодрое и мертвое. Функционал-христиане не похожи на тех, кто растворен в теле Христовом. Скорее они смотрят на него, как хирург на пациента под наркозом. «Как нам обустроить церковь?» — такой вопрос в принципе не может задать христианин живой и настоящий. Он сформулирует его иначе: «Как моя вера обустроит меня самого?»

С такими рассуждениями Дмитрия Соколова-Митрича можно соглашаться, можно — спорить. Но нельзя относиться к этим словам равнодушно. Потому что они — о нас. О нашей жизни в Церкви, о самой сути нашей церковной принадлежности.

По стране я поездил гораздо меньше Соколова-Митрича. Но российскую церковную глубинку и ее настроения тоже знаю неплохо, потому что уже много лет живу в маленьком городке в Калужской области. И когда прочел слова о том, что «... РПЦ — это все-таки не одна церковь, а две. И живут они в параллельных мирах, на самых разных уровнях, от рядового священства до высших иерархов», то сразу задумался — а где же на нашем, местном уровне проходит граница этих «параллельных миров»? Между настоятелем и вторым священником? Или между нашими батюшками и мирянами? А может быть, между мной и церковным старостой? И стало мне вдруг от этого дележа так гадко, что и вспоминать об этом сейчас не хочется. Потому что нельзя так делать. Нельзя делить людей на хороших и плохих, если, конечно, хочешь сохранить свое сердце чистым.

Бывают в культурном пространстве явления, подобные камню, брошенному в озеро: сам камень давно уже булькнул и утонул, а круги по воде все идут и идут в разные стороны. О статье Соколова-Митрича «Очень маленькая вера» сказано и написано уже столько, что гораздо любопытнее анализировать не саму статью, а те «круги на воде», которые она после себя оставила. То есть — широкую и разнохарактерную реакцию на нее в православном сообществе.

И более всего меня лично удивил в этих «кругах» следующий факт: множество читателей статьи восприняли это рассуждение автора о «существовании внутри Русской Православной Церкви двух разных церквей» как некое революционное откровение в понимании церковной жизни. Между тем ничего нового и уж тем более революционного здесь нет. Еще в середине двадцатых годов прошлого века выдающийся религиозный мыслитель Михаил Новоселов, недавно канонизированный нашей Церковью как мученик, в своих знаменитых «Письмах к друзьям» писал по этому поводу предельно конкретные и не допускающие никаких разночтений слова. На мой взгляд, сегодня всем нам впору выучить их наизусть, чтобы прекратить ненужные метания из крайности в крайность и определиться, наконец, в своем отношении к проблеме «церкви святых» и «церкви функционалов»:

«Следует различать Церковь-Организм и церковь-организацию. Только к Церкви-Организму применимы такие именования Церкви, какие мы встречаем в Слове Божием, например: „славная, святая, беспорочная“ (Еф 1: 4), „не имеющая пятна или порока“ (5:27), „Жена Агнца“ (Откр 19:7; 21:9), „Тело Христово“ (Еф 1:23; Кол 1:24 и др.), „столп и утверждение истины“ (1 Тим 3:15) и многие другие. К церкви-организации эти понятия неприложимы (или приложимы с большими ограничениями) и законно приводят людей в недоумение и отвергаются ими.

Церковь-Организм одна и та же во все века, ибо она вечна по существу, а церковь-организация зависит от исторических условий своего существования.

Церковь-Организм — чистая „невеста“ Христова, „украшенная для мужа своего“ (Откр 21:2), а церковь-организация имеет все недостатки человеческого общества и носит всегда отпечаток немощей человеческих.

В Церковь-Организм не входит ничто нечистое, а в церкви-организации пшеница и плевелы растут рядом — и должны расти, по слову Господню, до скончания века сего.

Церковь-организация нередко преследует святых Божиих, а Церковь-Организм воспринимает их в свою сердцевину. Насколько не совпадают церковь-организация и Церковь-Организм, видно из множества примеров: св. Афанасия Великого, св. Иоанна Златоуста, св. Максима Исповедника, св. Григория Паламы и др. Церковь-организация извергает их из своей среды, лишает епископских кафедр и т. д., а в церковном организме они являются и вечно пребывают славнейшими членами.

К церкви видимой (организации) можно принадлежать внешне, а к Телу Христову (Организму) — непременно внутренне, и мера принадлежности, определяемая мерою святости, обусловливает степень причастности человека Истине — Христу.

Хотя в земной жизни христианского человечества церковь-организация и Церковь-Организм и являются нередко противоположными друг другу и как будто себя взаимно исключающими, однако в действительности они неотделимы друг от друга: о них можно сказать, что они неслиянны и нераздельны. [...] О их нераздельности свидетельствует то обстоятельство, что достойнейшие члены Тела Христова [...] все вышли из церковной организации, которой неуклонно держались всю свою жизнь, и отщепление от которой считали величайшим грехом, несчастием и гибелью».

Два разных понятия выражаются в христианстве одним и тем же словом — «Церковь». Из-за этого совпадения в современной публицистике постоянно возникают различные казусы, недоразумения и откровенная путаница, сбивающая читателей с толку точно так же, как это было во времена святого мученика Михаила Новоселова. И хорошо бы всем, пишущим о Церкви сегодня, накрепко усвоить его простые и внятные слова о том, что выражения «столп и утверждение истины», «Тело Христово», «Невеста Агнца» и многие другие, подобные им, к церкви-организации неприложимы (или приложимы с большими ограничениями). Иначе мы так и будем дальше плутать в этих «трех соснах», начиная за здравие, а кончая за упокой.

Один из обычных вариантов подобной путаницы — наше желание непременно видеть в церкви-организации всю полноту свойств Церкви-Организма. Но ведь формальная принадлежность к организации, пусть даже и церковной, не делает людей святыми. В статье Соколова-Митрича один из его собеседников говорит парадоксальную фразу: «Вытянуть из этого падения церковь могут лишь реальные духовные лидеры, но, чтобы они появились, нужно перестраивать систему в их пользу». Согласно этой реплике получается, что духовные лидеры, (то есть — святые) являются продуктом правильно перестроенной системы. Но тогда возникает вопрос — а кто же должен заняться такой перестройкой? Другие духовные лидеры? Чем-то эта схема напоминает известный метод, с помощью которого барон Мюнхгаузен сам себя вытаскивал из болота вместе с лошадью. Очевидно, что подлинным духовным лидером человек способен стать лишь в меру обретенной им личной святости. И никакая перестройка системы в ту или иную сторону не может этому содействовать или помешать. Святитель Игнатий (Брянчанинов) с болью и горечью говорил о современном ему состоянии церковной организации, как о «...самом горестном повсеместно». Однако в то же самое время он писал и о правильном христианском отношении к этому ее горестному состоянию: «К положению Церкви должно мирствовать (т. е. — относиться мирно, спокойно, без смущения, с упованием на милость Божию. Прим. М. Новоселова), хотя вместе должно и понимать его. Это — попущение Свыше...

...Пойми время. Не жди благоустройства в общем церковном составе, а будь доволен тем, что предоставлено. В частности — спасаться людям, желающим спастись».

Церковь-организация открывает для человека возможность общения с Богом в Таинствах. Но только личное устремление человека к Богу может сделать его членом Церкви-Организма, только мерою личной святости каждого из нас определяется наша принадлежность к Церкви, как — к Телу Христову. А уж насколько мы сами будем святы, настолько это будет отображено и в нашей церковной организации. Но никак не наоборот.

Нетрудно предположить, что сторонники противопоставления «двух церквей» увидят в этих определениях Новоселова подтверждение своих позиций: «Вот, мол — гнали функционалы святых раньше, гонят и теперь!» Однако, на мой взгляд, такое суждение было бы слишком торопливым и поверхностным. Прежде всего потому что оно прямо противоречит новоселовской формулировке о неслиянно-нераздельном характере соединения этих двух церквей и направлено как раз — на их разделение. А ведь Новоселов здесь рассуждает не «от ветра главы своея», он прямо ссылается на слова Христа о пшенице и плевелах: чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою (См. Мф 13:24—30).

Пытаясь здесь и сейчас отделить «пшеницу» от «плевел», мы присваиваем себе отнюдь не свойственные нам права. И выдергивать «плевелы» в Евангелии поручено отнюдь не тем, кто вдруг почему-либо сочтет самого себя «пшеницей». В самом деле — ну как можно определить такие вещи? Как можно брать на себя такой серьезный суд — проводить черту между христианами, разделяя их на святых и лицемеров? Подобная смелость может быть лишь у того, кто уже сейчас безоговорочно и точно отнес самого себя к «церкви святых». Или у стороннего наблюдателя, который, «сидя на красивом холме», спокойно отслеживает сверху перипетии чужой игры и бесстрастно подсчитывает количество очков у той и другой стороны.

Соколов-Митрич, на мой взгляд, не принадлежит ни к одной из этих категорий. Это честный и искренний в своих устремлениях человек, доброжелательно настроенный по отношению к Русской Православной Церкви. Но в своем намерении провести черту между «святыми» и «функционалами» он допустил серьезную ошибку. И не в том дело, провел ли он эту черту по вертикали, по горизонтали или по какой-нибудь замысловатой кривой. А в том, что провел он ее — между людьми. «На всех уровнях», как сам он об этом выразился. Вот, сиди теперь и гадай: кто же из твоих знакомых христиан есть кто?

Да, церквей — две. И различие между ними отслеживать можно, нужно и должно. Но только делать это следует не в других людях, а в себе самом. Ведь каждый из нас является членом церкви-организации, и может в меру своей личной святости стать членом Церкви-Организма. А может и не стать...

«Функционал» живет в любом из нас, на каком бы уровне церковной жизни мы ни находились. И тут Соколов-Митрич абсолютно прав. Но вот давить и обличать этого «функционала» я должен лишь в себе, любимом, а никак не в окружающих. И еще неизвестно — сумею ли я с этим делом справиться, получится ли у меня войти в Тело Христово? Или так и останусь — всего лишь духовно-бесплодным членом церковной организации... Вот — реальная и насущная проблема в моей духовной жизни.

А рвать «плевелы» на чужом поле меня, слава Богу, никто не обязывал.

О гонимых и гонителях — тоже разговор особый. Казалось бы, какая простая и ладная схема получается: «функционалы» гонят «святых», и куда ни глянь — везде тому подтверждения. Однако любой, кто мало—мальски знаком с историей Церкви, знает, как часто в судьбе одного и того же человека причудливо сплетались эти характеристики. Святитель Лука Войно-Ясенецкий сполна испытал на себе различные виды гонений за веру. Однако в качестве правящего архиерея проявлял себя как очень жесткий «функционал» на всех кафедрах, которые были ему вверены Церковью. Священникам «доставалось» от него очень часто, говорят, порой — и несправедливо. Кто же он? К какому разряду его следует отнести по классификации Соколова-Митрича?

А уж если вспомнить, как лихо интриговал на ниве церковной и государственной политики святитель Кирилл Александрийский, то даже самый прожженный нынешний «функционал» в сравнении с ним почувствует себя наивным дитятей. Однако же святитель Кирилл — один из самых почитаемых учителей Церкви. Так функционал он или святой?

И с гонимыми не так все просто. Ссылка Иоанна Златоуста была вопиющей несправедливостью и беззаконием. Но вот почему-то же не стал святитель оспаривать это решение. Напротив, прощаясь, призвал своих многочисленных сторонников не устраивать раскола в Церкви: «...кто-нибудь, возведенный на этот престол с общего согласия, без происков и властолюбия, будет моим преемником; покоритесь ему, как бы мне самому, ибо Церковь не может оставаться без епископа». Судьба Церкви была для него важнее своей собственной участи.

И когда сегодня в качестве «гонимого от функционалов» предлагают рассматривать протоиерея Геннадия Фаста, мне на ум почему-то сразу же приходит святитель Иоанн Златоуст. Может быть, потому что и отец Геннадий тоже попросил своих многочисленных защитников не вмешиваться в этот конфликт, а сам — ни единым словом не стал обличать своего правящего архиерея, сказав лишь, что все действия владыки находятся в пределах его компетенции. Думаю, в таком поведении священника мера христианской святости явлена куда более, чем во многих интернет-баталиях, разгоревшихся вокруг его сложных отношений с епископом.

...Ах, как бы нам хотелось, чтобы вокруг все вдруг стали хорошими, добрыми, справедливыми и совестливыми! Чтобы всех «функционалов» разом взять — и поменять на истинных христиан. На всех уровнях. И тогда будет нам всем в жизни счастье!..

Жаль только, что никогда в истории Церкви такого чуда не бывало. Плевелы всегда росли на ее полях вперемешку с пшеницей. А призывы к радикальным и решительным переменам заканчивались расколами, в каждом из которых довольно быстро появлялись уже свои, доморощенные «функционалы». Неужели этого мы хотим для своей Церкви сегодня?

Святитель Мефодий Патарский еще в III веке писал о том, что же такое — Церковь Христова:

«...Совершеннейшие по степени преуспеяния составляют как бы одно лице и тело Церкви. И подлинно лучшие и яснее усвоившие истину, как избавившиеся от плотских похотей чрез совершенное очищение и веру, делаются Церковью и помощницею Христа, как бы девою, по словам Апостола, соединяясь с Ним и уневещиваясь Ему, чтобы, приняв чистое и плодотворное семя учения, с пользою содействовать проповеди для спасения других. А несовершенные и еще начинающие спасительное учение возрастают и образуются, как бы в материнском чреве, от более совершенных, пока они, достигнув зрелости возрождения, приобретут величие и красоту добродетели, и потом по преуспеянии сами, сделавшись Церковию, будут содействовать рождению и воспитанию других детей, во вместилище души, как бы в утробе, непреложно осуществляя волю Слова».

Моему церковному поколению выпала нелегкая доля. Мы пришли в Церковь, когда эта преемственность поколений оказалась почти прервана. Да, конечно, еще были в ней тогда и отец Иоанн (Крестьянкин), и отец Николай Гурьянов, и другие, подобные им люди. Они пронесли свою веру через горнило великих испытаний и бед, уневестили свои души Христу и стали той самой Церковью, содействующей спасению других. Но их тогда было уже совсем немного, а новообращенных христиан — сотни тысяч... И вот приспело время — они ушли. Почти все.

И теперь уже нам самим следовало бы сделаться Церковью и помощницею Христа, ядром и стержнем церковного организма. Увы, этого не случилось. Мне очень хочется верить, что просто не пришла еще пора явиться в нашем поколении новым Крестьянкиным, Гурьяновым, Груздевым и Тяпочкиным. Что, Бог даст, — еще сможем, еще успеем. Но если тратить время своей жизни, выясняя, кто из нас «функционал», а кто нет, то боюсь, так мы и останемся навсегда в той мере «святости», которой обладаем нынче...

Журнал «Фома»