Вы здесь

Путь Отцов

IV
О воздержании и молитве

[1]  [2]  [3]  [4]  [5] 

«Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем» Апостол Павел (2 Кор. IV, 10)

«Если истинно возлюбим Бога, то сею самою любовью отгоним страсти». Преп. Максим Исповедник (Д III, 204)

Прп. Авва Дорофей
Прп. Авва Дорофей

Есть два основных недоразумения в нашем представлении об аскетике. Первое — это то, что в ней все «изобретено монахами», а не завещано Апостолами, а второе, что в ней проповедуется презрение к человеческому телу. Недавно один верующий сказал мне: «Я принимаю христианство, но зачем же зарывать себя в землю?»

Тут дело, конечно, не в академическом споре. Мы живем не в эпоху «религиозно-философских собраний», а в более серьезное время — окончательного определения себя или как христиан, или как не христиан. Мир страдает от оскудения любви. Отцы учили, что воздержанием человек борется со своей гордостью и самолюбием, — с неразумной любовью к самому себе, т. е. с силой, противоборствующей смирению и любви к людям. «Телесные труды (подвига воздержания) приводят душу к смирению, — пишет св. авва Дорофей, — потому что душа состраждет телу и соучаствует во всем, что делается в теле. (Так) как труд телесный смиряет тело, то вместе с ним смиряется и душа» (Д II — 607). Смирях постом душу мою (Пс. XXXIV, 13), — читаем мы в псалме.

«Самолюбие есть неразумная любовь к телу, — говорил св. Максим Исповедник. Кто (эту) мать страстей отвергнет, тот, при помощи Божией, удобно отложит и все другие страсти: гнев, печаль, злопамятство и прочие (Д III, 188, 178).

Чтобы не иссякла любовь к другим, чтобы через победу над гневом, гордостью выйти на дорогу любви к людям, — человек должен уменьшить свою любовь к себе, должен надеть на себя узду воздержания. Невоздержание есть прямой источник увеличения холода в мире. Как сказано в Евангелии: по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь (Мф. XXIV, 12).

В 5 главе Послания к Галатам невоздержание, так же как в Евангелии, противополагается любви к людям. К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу. Слово „но“ разделяет два противоположных устремления: служение любви отрывает нас от угождения своей плоти.

Все свое учение о подвиге воздержания Отцы взяли из Слова Божия. Вот некоторые выписки Апостольских откровений, положенных Отцами в основу аскетики.

Плоть желает противного духу, а дух — противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы (Галат. 5, 17).

Все подвижники воздерживаются от всего. Усмиряю и порабощаю тело мое (1 Кор. 9, 25—27).

Помышления плотские суть вражда против Бога, ибо закону Божию не покоряются, да и не могут (Рим. 8, 7).

Царство Божие не пища и питие (Рим. 14, 17).

Не живет во мне, т. е. в плоти моей, доброе потому, что желание добра (есть) во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброе, которое хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. По внутреннему человеку нахожу удовольствие в Законе Божием, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7).

Так что „тело смерти“ не придумано монахами, и всякий, кто честно хочет принять чистое Апостольское христианство, неизбежно должен принять и монахов, в совершенной точности повторяющих учение Апостолов. Эта точность повторения ясно осознавалась Отцами.

„Кто хочет, — пишет св. Исаак Сирин, — чтобы вселился в него Господь, тот принуждает тело свое служить Господу, работать в заповедях Духа, написанных у Апостолов, и хранить душу свою от дел плотских, описанных Апостолом (Гал. 5)“ (Д II — 653).

Пр. Филофей Синайский пишет: „Апостол говорит: подвизаяйся от всех воздержится“ (1 Кор. 9, 25). Ибо невозможно с насыщенным пищею чревом ополчаться против начал, против невидимых зложелательных сил тем, кои связаны сей плотью, тяжелой и всегда похотствующей на Духа». Несть бо Царство Божие брашно и питие (Рим. 14, 17). Мудрование плотское вражда есть на Бога, закону бо Божию не покоряется, ниже да может (Рим. 8, 7). Не может, очевидно, потому, что, будучи земно, к земному всегда имеет пристрастие и услаждается погибельными удовольствиями настоящего века». Мудрование бо плотское смерть есть: сущие же во плоти Богу угодити не могут (Рим. 8, 8) (Д III — 447).

Авва Филофей мог бы взять из Апостольских текстов гораздо больше выписок, чем четыре приведенные им, но не видел необходимости.

Принимая Апостольское христианство, приходится не возражать против учения аскетики о «теле смерти»(Рим. VII, 24).

В практическом осуществлении пути воздержания советы и указания Отцов имеют для нас великую ценность, и особенно там, где они прямо освещают нам слова Апостолов и приближают к нам дух Первоначальной Церкви. Наша церковная эпоха неуклонно идет к первохристианству, конечно, не археологически или «живоцерковно» возвращаясь к нему, а ища его впереди себя в истории, как новую форму древней силы и совершенства. Господь укорил Эфесскую Церковь: Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь свою (Ап. 2).

Вера ищет своей первой любви.

*   *   *

В освобождении души из неестественной для нее тюрьмы страстей, чтобы она могла свободно и легко идти за своим Учителем и Богом, Отцы видели одно из двух основных значений подвига воздержания.

«Подвигам воздержания приучать себя надлежит нам, чтобы легче было тещи вслед Господа нашего» (преп. Филофей Синайский, Д III — 459).

«Страсти, возобладая умом, — пишет преп. Максим Исповедник, — привязывают его к вещественным предметам и, отлучив от Бога, заставляют заниматься ими». «Страсть есть неестественное движение души, или по неосмысленной любви, или по безрассудной ненависти». «Ум, обращаясь к видимому, естественно (т. е. должностно) понимает вещи при посредстве чувств. Ни ум, ни естественное понимание вещей, ни вещи, ни чувства, — не усть зло: ибо то суть все Божии создания. Что же тут злое? Очевидно, что страсть, прицепляющаяся к пониманию вещей естественному. Она может не иметь места... ежели ум бодрствует» (он же). «Не пища зло, но чревоугодие; не деторождение, а блуд; не деньги, а сребролюбие; не слава, а тщеславие... В сущем нет ничего злого, кроме злоупотребления, которое от нерадения ума» (он же). Естественные пожелания и удовольствия не подвергают укору тех, кто испытывает их, так как они суть необходимые следствия устроения нашего естества. Ибо естественное доставляет нам, и помимо воли нашей, удовольствие, ...пища и питие и сон... Все такое уместно... в разумных пределах, не допускающих, чтобы он подвергся чрез то рабству». «Вся брань против демонов состоит в том, чтобы отделить страсти от мыслей. Отделяем же посредством духовной любви и воздержания» (он же, Д III — 193, 196, 213, 219, 220, 289).

Вот ясное изложение основы подвига воздержания, данное одним из величайших Святых. Тело смерти, о котором писал Апостол, есть, по учению Отцов, совокупность страстей, держащих душу в неестественном рабстве. Задача заключается в том, чтобы освободить ее через подвиг.

Но освобождая ее, мы одновременно освобождаем и тело. Тут мы подходим ко второй, очень важной стороне аскетики. Продолжая откровения Апостолов, Отцы оставили нам учение о том, что подвиг так называемого «умерщвления тела» имеет целью не только освободить душу, но и сделать наше тело достойным божественной вечности.

Св. Григорий Палама пишет: «Если Апостол называет тело смертью, когда говорит: кто мя избавит от тела смерти сея (Рим. VII, 24), то разумеет при сем чувственное и плотское мудрование. ...И опять: вем — говорит — яко не живет во мне, сиречь, во плоти моей доброе(Рим. VII, 18). Видишь, что не плоть, а что живет в ней, называет он злом. Зло то, что не ум, а этот закон, сущий во удех наших и противувоюющий закону ума живет в теле (Рим. VII, 23). Почему мы, противувоюя сему закону греха, изгоняем его из тела и поселяем там ум... и через него полагаем законы каждой силе души и каждому из членов тела подобающее ему... Апостол говорит, храм живущаго в нас Святаго Духа суть (1 Кор. VI, 19) и опять, что мы — храм Божий (1 Кор. III, 16)... Что же сподобилось быть жилищем Бога, в то вселить ум свой кто из имеющих ум сочтет неподобным?.. Такие слова прилично обратить к еретикам, кои говорят, что тело зло и есть творение злого начала. Мы же быть уму в телесных мудрованиях почитаем злом, а в теле быть ему не почитаем злом: так как тело не зло. Почему каждый из прилепляющихся к Богу жизнью вопиет к Нему с Давидом: возжада Тебе душа моя, коль множицею Тебе плоть моя? (Пс. LXII, 2) и сердце мое и плоть моя возрадовастася о Бозе живе (Пс. LXXXIII, 3) (Д V — 314, 315).

Свою задачу аскетика видит в том, чтобы научить человека отделить страсти не только от мыслей, но и от тела, для того чтобы-то и другое — и тело и душа человека — сделались подобными вечной душе и вечному телу своего Учителя.

«Если человек, — пишет преп. авва Исаия, — не восподвизается, даже до смерти, сделать свое тело таким, какое носил возлюбленный Иисус, то не сретит Его с радостью» (Д I — 423).

Поскольку приходится, к своему удивлению, сталкиваться очень часто с полным незнанием этой стороны христианства, я приведу еще несколько выписок.

«Изводя на подвиг кающегося, — говорит Антоний Великий, — Дух Божий подает ему Свои утешения и научает его не возвращаться вспять... Для этого он открывает очи души и дает ей узреть красоту чистоты, достигаемой трудами покаяния, и чрез это возгревает в ней рвение к совершенному очищению себя вместе с телом, так чтобы оба (и душа и тело) стали одно по чистоте. Ибо в этом цель обучительного руководства Духа Святого, чтобы совершенно очистить их и возвесть их в то первобытное состояние, в котором находились они до падения... Тогда тело станет во всем покорствовать велениям ума, который будет властно ограничивать его в пище и питии и сне и всяком другом действии, постоянно научаясь от Духа Святого, по примеру Апостола Павла умерщвлять тело свое и порабощать... Таким образом все тело навыкает всякому добру и, подчиняясь власти Святого Духа, так изменяется, что наконец становится в некоторой мере причастным тех свойств духовного тела, какие имеет оно получить в воскресении праведных» (Д I — 24, 26).

Эта цель подвига непосредственно вытекает из догмата о воскресении мертвых. Именно знание о вечном достоинстве тела заставляет человека спешить приготовить его к божественному уделу. Перед великими праздниками тщательно чистят и убирают дом.

«Кто верует, что тело его воскреснет, тот заботится очистить его от осквернения» (преп. Ефрем Сирин, Д II — 487).

«Позаботься о своем теле, как о храме Божием. Позаботься о нем: оно должно воскреснуть, а ты должен дать отчет Богу, что сделал ты со своим телом. Сколько заботишься об уврачевании тела, когда оно заболит, столько позаботься о том, чтоб приготовить его к воскресению очищением от всех страстей» (преп. авва Исаия, От. 232).

«За воскресением души, которое есть возвращение ее к Богу через исполнение Божественных заповедей, воскресение тела после последует, когда оно опять соединится с душою... Пожившие здесь по Богу... в воскресение возьмут и тело к Богу» (св. Григорий Палама, Д V — 280).

«Всякая душа, верою и тщанием о всех добродетелях еще здесь сподобившаяся облещись во Христа в силе и удостоверительно, сподобляется всегда получать существенное ведение небесных тайн... В день же воскресения тело, в силу того же славного образа, спрославится душе и Духом восхищено будет в сретение Господа на воздухе, соделавшись сообразным телу славы Его» (прп. Макарий Великий, Д V — 451).

«Что делаем мы, приступая к св. крещению? — Мы исповедуем пред тем — принесенные с неба догматы, в числе коих произносим и следующее: верую в воскресение мертвых... При крещении ты веруешь воскресению мертвого тела» (свят. Иоанн Златоуст, Ф — 1).

«Иисус Христос... явился нам, соединив Божество с душою и телом, чтобы, как Богу, избавить от смерти и душу, и тело» (св. авва Фалласий, Д III. — 337).

«Когда душа украшается, то и тело, с душою соединившееся, красоту восприимет в свое время, когда тленное сие — по свидетельству Апостола — облечется в нетление(1 Кор. XV, 53). Чем более душа украшается ныне, тем большую красоту восприимет и тело по воскресении. Чем же более тело украшается ныне, а душа пренебрегается, тем больше тогда и душе и телу последует безобразие. Ныне красота ее (души) не видна на теле, но тогда сияние ее явится. Тогда бо душа яко солнце, блистание красоты своея издаст, и на теле явится доброта ея» (свт. Тихон Задонский, «Странник», 1861, № VII.).

«Эти же самые тела восстанут тогда, но только они сделаются нетленными, бессмертными и славными... А в том, что сказано: плоть и кровь Царствия Божия не наследят, ниже тление нетления (1 Кор. 15), (то) под плотию и кровию разумеется нечистота, лукавство и вожделение» (преп. Варсонофий Великий, В — 421, 423).

«Земно будет тело нетленное, без мокрот однако же и дебелости, быв неизреченно претворено из душевного в духовное, так что будет и перстно и небесно. Каким создано было оно в начале, таким и воскреснет, да сообразно будет образу Сына Человеческого по всецелому причастию обожения» (св. Григорий Синаит, Д V — 206).

«Седалище страстей, опора их и орудие — это тело, когда душа не исполнена Духа. Исполненная духом Божиим душа вооружается против страстей и изгоняет их из тела... Тело воскреснет тоже (таким же), так что всякий признает то тело, в каком воскреснет, своим собственным телом, тем самым, которое носил, живя прежде; но оно будет обладать совсем другими качествами. Оно будет то же, да не то же» (свт. Феофан Затворник, Ф 1—581).

Если учение о духовном очищении тела основано на догмате о воскресении мертвых, то этот догмат, в свою очередь, имеет своим основанием догмат о воскресении и вознесении человеческого тела Спасителя. Для того-то и нужно было в эпоху вселенских соборов отстоять действительность человеческой природы Спасителя, чтобы на ней, воскресшей и превознесенной превыше всякого начальства и власти и силы(Еф. I, 21) утвердить реальность спасения Им всего естества человека, — и тела его и души — утвердить незыблемую веру в благодатно обожествляемую вечность спасаемых Христом людей.

Больше того, взаимная связь этих двух событий настолько велика и незыблема, что в христианском сознании утверждение второго есть одновременно утверждение и первого, или отрицание второго, т. е. будущего воскресения человеческих тел, есть одновременно отрицание реальности первого, т. е. воскресения человеческого тела Спасителя. Апостол говорит, что если допустить, что не будет воскресения мертвых тел, то это будет означать, что не было и воскресения Христова: Если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес (1 Кор. 15). Апостол дважды повторяет эту фразу, так как в этом предположении упразднение всего христианства. Ведь в том, что душа бессмертна — никакие еретики в эпоху Апостольского послания не сомневались, и все обличение 15-й главы 1 Послания к Коринфянам направлено именно на сомнения в воскресении тел. Еретики учили, что воскресение надо понимать аллегорически, как очищение души, как ее «воскресение от греха». «Такое учение, — пишет свт. Феофан Затворник, — внушал им бес. Ибо если бы поверили, что нет воскресения тел, то он мало-помалу убедил бы, что и Христос не воскрес» (Ф 1—524).

Учением о воскресении тела наполнена вся святоотеческая письменность, так как отказ от него, или умаление его в иллюзорность, означает отказ от воскресения Христова и, тем самым, от Его Голгофы, от Его страданий, от Его крови. Если не будет воскресения тел, или оно аллегорично, то такой же аллегорией было не только воскресение Господа, но и те капли крови, которые стекали на Его лицо. А Отцы-подвижники скорее отказались бы от своего бессмертия, чем от того, чтобы о них забыть. Прильпни язык мой гортани моему, аще забуду тебе, Иерусалиме.(Пс. CXXXVI, 6, 5).

Реальность любви человека к его распятому Богу сметает с пути своего всю демонскую ложь о призрачности или аллегоричности как Голгофы, так и Воскресения. На них — действительно бывших «человек утверждает и себя самого, и тоже не призрачного, а живого, единственного и реального, страдающего в подвиге духовного рождения и уже оживающего в предвоскресении, идущего по этой грешной, но тоже реальной и единственной земле — в России, Франции или Египте — в поисках святой правды Божией. Голгофа и Воскресение человеческого тела Бога, а вслед за ним и уподобление Ему, страдание в подвиге и совоскресение человека — факт, не только совершенно реальный, но и единственный, неповторимый и не требующий повторения: им покрыта вся творческая нужда мироздания. Человек после Воскресения Христова уже не нуждается в перевоплощениях, так как в воплотившемся Боге ему открыта вся возможность воплотившегося бытия.

«Предадим себя всецело Господу, да и Его восприимем всецело и соделаемся чрез Него богами» (преп. Максим Исповедник, Д III — 175).

«Да подаст же всем вам помощь великий оный Брат наш; разумею Господа нашего Иисуса Христа... О! Кого имеем мы своим Братом!.. Бога, чтобы и нас сотворить богами» (преп. Варсонофий Великий, Д II — 573).

«Нося светло-осиянную одежду Духа, мы пребываем в Боге и Он в нас, бываем по благодати богами и сынами Божиими» (преп. Симеон Новый Богослов, Д V — 20).

На эту высочайшую надежду указывает учение христианства о воскресении Христовом и тем самым о реальности воскресения тел, и именно через него любовь человека к Богу, переставая быть отвлеченностью, становится еще более личной любовью навсегда обрадованного сердца и ума: Бог принимает не призрак человека, а его теплого и живого.

Для понимания Отцов-подвижников очень важно то, что свою веру в воскресение тел они основывали не только на догмате о воскресении и вознесении тела Спасителя, и не только на ясном учении Апостола Павла, но и на личном опыте предвоскресения своих тел.

«Прежде воскресения тел, — пишет преп. Симеон Новый Богослов, — бывает воскресение душ». Это воскресение души, добавляет он, «и тело освящает своим собственным сиянием и светоизлиянием Духа» (Д V — 58, 23).

«Есть чистота ума, в коей, во время молитвы, воссияет свет Святыя Троицы. Но удостаиваемый света оного ум и соединенному с ним телу сообщает многие знаки божественной красоты» (св. Исаак Сирин, Д V — 301).

«В устремивших ум свой к Богу и душу привергших к вожделению божественного, — и плоть, перенастроившись, возвышается вместе с ним и вкушает божественного общения, через что и она бывает стяжанием и домом Божиим» (св. Григорий Палама, Д V — 321).

«Непрестанною молитвою и поучением в Божественных Писаниях отверзаются умные очи сердечных и зрят Царя сил, и бывает радость великая и сильно воспламеняется в душе Божественное желание неудержное, причем совосхищается туда же и плоть действием Духа и человек весь соделывается духовным» (св. Филимон, Д III — 397).

«Если душа неколеблющимся и немечтательным движением воспламенится в любви Божией, влеча как-то в глубину сей неизреченной любви и само тело... то ведать надлежит, что это есть действо Святого Духа» (блаж. Диадох, Д III — 26, 55, 22).

«Когда благодатию Божиею — дар сей — дар благодатных слез в нас умножится, — тогда и брань с врагом бывает легче, и помыслы умиротворяются и утишаются, и ум, как некою обильною пищею, насыщается и услаждается молитвою. Из глубины сердца льется некая несказанная сладость, ощущаемая по всему телу» (преп. Нил Сорский, НС — 91).

«Когда человек боится оскорбить Бога каким-нибудь грехом, — это первая любовь. Кто имеет ум, чистый от помыслов, — это вторая любовь, большая первой. Третья, еще большая, когда кто ощутимо имеет благодать в душе. А кто имеет благодать Святого Духа и в душе и в теле, — это совершенная любовь» (авва Силуан, ЖМП 1956, № 1, 2, 3).

«В тех, кто ревностно преуспевают в ведении, благодать, чрез чувство ума, и самое тело обвеселяет радованием неизреченным... Преступлением Адама оно (естественное чувство) разделилось на два действа, но Святым Духом оно опять соделывается единым и простым. Этого же однако никто не может увидеть в себе, кроме тех, которые... воздержанием иссушают всякое вожделение телесных чувств. Ибо только в таковых ум... может чувством неизреченно вкушать божественную благостыню и в то же время, по мере своего преуспеяния, сообщать свои радости и телу, безмерным некиим словом в любви изъявляя свое обрадование исповеданием, говоря: „на Того упова сердце мое и поможе ми, и процвете плоть моя и волею исповемся Ему“ (Пс. XXVII, 7). Такое обрадование, бывающее в сем случае в душе и теле, есть нелестное напоминание о вечно нетленном житии» (блаж. Диадох, Д III — 26, 55, 22).

«И процвете плоть моя». А вот св. Федор Эдесский пишет: «Цвет плоти заставляющий увянуть подвигами и всякую волю ее отсекающий, вот кто «язвы Христа Господа носит на мертвенной плоти своей» (Гал. VI, 17) (Д III — 337). Теперь уже ясно, что никакого противоречия здесь нет: «цвет плоти» св. Федора — это «вожделение телесных чувств» блаж. Диадоха. После того, как «цвет плоти» увянет в подвигах, плоть Святых входит в лучи Воскресения.

Отношение к телу у Отцов единое и неизменное: тело человека — соучастник его вечности. «Христос есть Спаситель души и тела» (авва Фалласий, Д III — 315).

Так как в теперешнем своем состоянии после Адама и тело, и душа осквернены грехом, то в огне подвига они очищаются для нетления. В подвиге умерщвляются страсти и спасается тело. «Св. Отцы научили нас быть страсто-убийцами, а не тело-убийцами» (блаж. Каллист и Игнатий, Д V — 382). Внешнее совпадение терминов тела перешло от Апостолов к Отцам: «тело смерти» и «тело — храм Духа Святого» сохранились и здесь, даже и в этом Отцы ничего не добавили к Апостолам. Тело убивает не подвиг, а наоборот, грехи человека: «тело смерти» борется с «телом — храмом Духа Святого».

«О, како поревновах Ламеху, первому убийце, — душу яко мужа, ум яко юношу, яко брата же моего тело убив, яко Каин убийца, любосластными стремленьми», — читаем мы в великом каноне св. Андрея Критского.

«Брат-тело» больше всего требует подвига очищения, как наиболее беззащитный от внешнего нападения. И у детей стараются искоренить их плохие наклонности, впрочем, не забывая об их утешении.

«Как мать печется о чаде, так и Христос печется о теле злостраждущего (терпящего ради Его телесные лишения) и всегда есть близ тела его» (св. Исаак Сирин и блаж. Каллист и Игнатий, Д V — 375).

«Подвизающемуся необходимо знать, когда и какими яствами следует питать тело, как врага, и когда следует утешать его и подкреплять, как друга изнемогшего» (св. Илия-пресвитер, Д III — 472).

Временное разложение тела после смерти не ощущает христианское сознание. Если от христианства отнять чудо, то тем самым от него отнимешь Бога. Бл. Диадох говорит о том, что это бесы душевных страстей «влагают мысль о безмерной ничтожности человеческого естества, как никакого достоинства не имеющего, по причине разложения плоти» (Д III — 57).

«Нужно, чтобы тело через смерть, как бы через огонь в горниле, подобно золоту, очистившись от земной и мрачной тяжести тления, возрастало из гроба нетленным, чистым и озаренным светом бессмертия» (преп. Иоанн Дамаскин, «Слово на Успение»).

«Истинная смерть — внутри, в сердце, и она сокровенна; ею умирает внутренний человек. Посему, если кто перешел от смерти (этой, внутренней) к жизни сокровенной, то он истинно во веки живет и не умирает. Даже если тела таковых и разрушаются на время, то снова будут воскрешены во славе, потому что освящены. Поэтому смерть христиан называем сном и успением» (преп. Макарий Великий, Д I — 269).

Об этом поется в Великую субботу:

«Воскреснут мертвии и восстанут сущии во гробех, и вси земнороднии возрадуются».

[1]  [2]  [3]  [4]  [5]