Евхаристия в древней Церкви и современная практика

[1]  [2]  [3] 

Эта соборность Евхаристии в Древней Церкви светила мiру и его освящала. Участники Царства Христова в Храме за Литургией вдохновлялись желанием нести в мiр любовь, радость и свет — для врачевания социальных болезней, уродующих прекрасный Божий мiр. Вся жизнь христианина, освящаемая церковными таинствами, протекала около Евхаристии и освящалась ею, ибо все таинства были соединены с ней. Выходивший из купели возрождения, получавший блаженное право именовать Бога своим Отцом и запечатленный «печатью дара Духа Святаго» радостно в первый раз приступал ко Св. Чаше. У нее же соединялись во Христе вступавшие в брачный союз, получая церковное благословение^[26]. Ради Св. Чаши несли долголетнее суровое покаяние грешники, которые так волновали церковную совесть. Благодатные дары священства и елеосвящения подавались за Литургией. На ней также совершались и другие священнодействия, например, пострижение в монашество^[27], освящение мvра^[28].

Такова евхаристическая практика Древней Церкви. Евхаристия — радость в духовной жизни отдельного члена Церкви. Она — основа и благодатное вдохновение на подвиг восхождения по лестнице добродетелей. Она — «лекарство бессмертия, средство целебное, чтобы не умереть, но чтобы жить во Иисусе Христе постоянно». Она — обо?жение верующего во Христа, его теосис. Но Евхаристия имеет и соборный характер. Участие в ней — общее дело всех членов Церкви. И если кто-нибудь по какой-либо причине, чаще всего по небрежению к величайшему духовному сокровищу — Св. Дарам, по небрежению к своей обязанности члена Церкви и заповеди любви к другим членам Церкви, отказывался или уклонялся от этого общего дела, Церковь начинала беспокоиться и немедленно старалась выяснить причины этой духовной язвы, чтобы ее залечить. Этими заботами проникнуты правила соборов в послеконстантиновскую эпоху. Обращение Империи в Христианство привлекло в ряды Церкви многих номинальных христиан. «Из личного, чисто жертвенного подвига христианство для большинства людей превратилось в дело общественного приличия, а иногда даже и выгоды» (Митр. Сергий Московский). Духовная напряженность христиан ослабела, и создалось небрежное и недостойное отношение к Литургии. Учащаются случаи ухода из Церкви после чтения Священного Писания и проповеди. Это поведение огорчало св. Иоанна Златоуста. 2 правило Антиохийского Собора 341 года и 9 правило св. Апостол отлучают «непребывающих на молитве и святом причащении до конца» или, как читается последнее правило в Славянской Кормчей 1787 года, согласно толкованиям Зонары и Аристина, «непребывающих в Церкви до последней молитвы, не причащающихся»^[29].

Затем вообще христиане перестали приходить к Литургии. Это небрежение к Евхаристии людей, «утративших крепость и теплоту веры и предавшихся делам и заботам мiрским»^[30], побудило Церковь принять решительные меры. 21 правило Ельвирского собора (305 г.), 11 правило Сердикского собора (343 г.), повторенное 80 правилом Трулльского собора (692 г.) извергает из клира и отлучает клириков и мiрян, «не приходящих к Литургии в три воскресные дня в продолжении трех седмиц». Но эти меры не оказали должного действия. Мы знаем, что в Византии иногда даже патриарх или император уходили из храма после чтения Евангелия^[31]. Упадок духовной жизни продолжался и выражался в уклонении от участия в Литургии и причащении. Во времена св. Иоанна Златоуста^[32] некоторые причащались один или два раза в год, несмотря на обличение святителя. Эту практику редкого причащения осуждает и преп. Кассиан. Против нее же направлены «ежедневные епитимии для монахов», приписываемые преп. Феодору Студиту^[33].

Происходят другие перемены в литургийной практике. Постепенно вводится тайное[34] чтение евхаристических молитв. Некоторые литургисты видят зародыш этой практики в 19 правиле Лаодикийского собора (343 г.), что, однако, подвергается сомнению^[35]. Тайное чтение анафоры распространяется в эпоху Юстиниана. Тщетно борется с этим нововведением император перед своей смертью, ссылаясь на послания св. Апостола Павла: «Повелеваем, чтобы все епископы и пресвитеры не тайно (sesiopimenon) произносили молитвы божественного приношения и святого крещения, но голосом (meta phonis), который был бы слышим верным народом, дабы умы слушающих возбуждались к большему угрызению совести... Приличествует молитве к Господу нашему Иисусу Христу, нашему Богу с Отцом и Святым Духом во всяком приношении и других службах возносить громко (meta phonis). Те, которые откажутся, дадут ответ у престола Божия, и мы, если узнаем, не оставим их без наказания»^[36].

К VIII веку тайное чтение анафоры становится общепринятой практикой^[37], хотя продолжаются недоумения, вопрошания и споры, отмечаемые литургистами, которые дают объяснение появлению заамвонной молитвы^[38] как заменяющей для мiрян анафору. «Некоторые стоящие вне алтаря часто приходят в недоумение, спорят между собой и говорят: какая цель, мысль и сила тихо читаемых архиереем молитв, и желают получить об этом некоторое понятие, то поэтому божественные отцы и начертали (заамвонную молитву), как бы сокращение всего, о чем было просимо (в продолжении Литургии) и таким образом сообщают желающим понятие о платье по бахроме»^[39].

К VIII веку тайное чтение евхаристического канона, зародыш тихих месс, наблюдается и на Западе^[40]. Высказывались разные предположения о причинах введения тайного чтения анафоры^[41]. Предположение, что эта практика была принята для сокращения Литургии по той же причине, по которой, по свидетельству св. Прокла^[42], св. Василий Великий и св. Иоанн Златоуст сократили анафору, не может быть признана убедительной, так как в эту эпоху начинается процесс удлинения Литургии оглашенных и возникает практика процессий перед Литургией, положивших начало нашим молебнам, которые в течение долгого времени совершались и теперь совершаются в некоторых местах перед Литургией, а не после нее. Нельзя согласиться и с догадкой Дюшена о трудностях громкого чтения молитв в больших храмах^[43] или с гипотезой о недоразумении, возникающем от неправильного понимания слова mystikos, помещенного перед анафорой для указания какогото особого таинственного способа ее чтения.

Едва ли правильна и гипотеза, что тайное чтение молитв возникло от сокращения числа причастников. Причащались за Литургией только священнослужители; онито и читали анафору про себя, тайно^[44].

Однако, несомненно, что тайное чтение связано с евхаристическим небрежением церковного народа. Евхаристия — таинство, которое вызывает у верующих священный трепет. «Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом». Этот трепет присущ Литургии во все времена. Но евхаристическое небрежение народа заставило отцов и литургистов сосредоточить преимущественное внимание на раскрытии необходимости благоговения, священного страха и трепета перед Св. Дарами, перед которыми Ангелы закрывают лица. К Св. Чаше должно приступать «со страхом и любовию». Священный трепет дополняет обычное чувство недостоинства и греховности. В Евхаристии Христос — rex tremendae majestatis^[45]. У св. Иоанна Златоуста, отмечавшего со скорбью упадок евхаристического пафоса и горения, встречаются постоянные напоминания о необходимости священного трепета перед страшными Тайнами^[46]. Намеки на эти настроения встречаются у св. Кирилла Иерусалимского^[47]. Св. Иоанн Златоуст, в эпоху которого анафора, вероятно, читалась вслух^[48], имел огромное влияние, в частности и в Сирии. И именно у сирийских писателей и литургистов особенно развиты мотивы священного трепета, которые почти отсутствуют в древних чинах Литургии, в Литургии Апостольских постановлений, в анафоре Серапиона Тмуитского и у отцов IV века, исключая упомянутых св. Иоанна Златоуста и св. Кирилла Иерусалимского.» В толковании на Литургию Феодора Мопсуэстийского (†428), данного им во второй книге Liber ad Baptizandos^[49] — постоянно встречается эпитет «страшный», употребляемый в применении к таинству Евхаристии, жертве, Св. Дарам. Здесь же даются указания о мистериальном молчании. «Когда мы пребываем в молчании в великом почтительном страхе, священник начинает анафору»^[50]. Серафимовский гимн поется всеми присутствующими... «и священник присоединяется громко к невидимым воинствам»^[51]. «Священник читает тихо эти молитвы»^[52]. О чувствах страха и трепета и о тихом — тайном — чтении анафоры говорит и несторианский писатель Нарсай (1502), основатель Низибинской школы, находившейся под сильным влиянием Феодора Мопсуэстийского. В своей 17 гомилии^[53] он дает описание и истолкование современной ему Литургии, очень похожей, кроме анафоры, на несторианскую Литургию Фаддея и Мария^[54].

Например, после Символа веры «священник приносит таинство искупления нашей жизни, исполненный трепета и облеченный страхом и великим ужасом. Священник пребывает в ужасе и великом страхе с трепетом по причине его долгов и долгов всех детей Церкви... Трепет и страх за себя и за народ лежат на священнике в этот ужасный час. В страшных условиях и служении он предмет ужаса даже для серафимов, сын праха предстоит в великом страхе, являясь посредником^[55]. Страшный Царь, таинственно закланный и погребенный, и страшные стражи (ангелы), стоящие в страхе в честь их Господа. С такими мыслями предстоит священник для священнослужения, почтительно, с великим страхом и трепетом»^[56]. Этими чувствами проникнут и возглас диакона.

«Глашатай Церкви и теперь возглашает и предупреждает каждого исповедать свои грехи Господу и просить Его в чистоте сердца. «Станем добре», он говорит «смотрите вашим умом на происходящее великое таинство, которое совершаете вы, смертные. Страшные Тайны освящаются руками священника. Пусть каждый пребывает в страхе и ужасе, пока это совершается. Священник уже приступил один к молению: молитесь и вы с ним, чтобы ваш мир увеличился через его посредство. Склоните к земле взор ваших умов и просите горячо. Возносите прошения всех Богу в этот час, полный трепета и великого страха». За этим следует призыв к молчанию. «Пусть никто не осмелится сказать ни одного слова устами... пусть молится сердцем, а не устами, и пусть он просит умом, а не языком»^[57]. После возгласа «Горе имеем сердца» вся община хранит молчание, и все готовятся к пламенной молитве в своих сердцах. Священник безмолвствует, и диакон пребывает в молчании, весь народ спокоен и безмолвствует... Священник, уста Церкви^[58], открывает свои уста и беседует тайно^[59] с Богом, как с другом^[60]. Конец молитвы произносится вслух. После серафимского гимна, произносимого всем народом, «вся Церковь возвращается к молчанию, и священник начинает общение с Богом»^[61]. В конце молитвы он возвышает голос, чтобы его мог услышать народ... и рукою благословляет Тайны... и народ своим «Аминь» способствует и соглашается с молитвой священника. Тогда глашатай Церкви призывает народ и говорит: «Молитесь мысленно. Мир вам»...^[62]. Во время призывания Святого Духа «глашатай Церкви возглашает: в молчании и страхе стойте: мир вам. Пусть весь народ пребывает в страхе в тот момент, когда совершается таинство сошествия Святого Духа». Священник возвышает голос и знаменует рукою Святые Тайны^[63].

У Феодора Мопсуэстийского и Нарсаи имеются первые сведения о тайномтихом чтении анафоры и мистическом евхаристическом молчании. Естественно предположить, что эта практика возникла в Сирии и распространилась первоначально по преимуществу в Восточной Сирии. На введение тайного чтения анафоры влияет и практика disciplina arcana, оберегающая святость и величие христианских таинств. Это ясно из ответа сирийского писателя Иакова, еп. Эдесского (640-708), на вопрос «Почему при закрытых дверях, с безмолвствием и по устному преданию совершались таинства»^[64]. Вероятно, требования disciplina arcana и объясняют отсутствие установительных слов в толковании Феодора Мопсуэстийского, в чинах несторианской Литургии Фаддея и Мария и устную их передачу^[65]. На введение практики тайного чтения анафоры безусловно повлияли, наконец, некоторые идеи, выраженные в Corpus Areopagiticum, в частности, «О церковной иерархии»^[66]. Corpus появился, вероятно, в Сирии^[67] в конце пятого века и был там очень популярен^[68]. Его перевел на сирийский язык мистик Сергий Ришайнский (†536). Из Сирии Corpus попадает в Константинополь, находясь первое время под большим подозрением^[69].

Литургия в книге «О церковной иерархии» чрезвычайно похожа или даже та же, что и у Нарсаи, с той только разницей, что в диптихи у Нарсаи включены и живые члены Церкви, а Символ веры положен после перенесения Даров на престол^[70].

Одной из главных идей памятника «О церковной иерархии», положившего начало богослужебной символике, является учение о иерархической структуре, — о разных степенях ведения божественных тайн, полнота которых доступна только священноначальнику — епископу. Он то и передает низшим степеням, в частности, второму — «созерцательному» чину мiрян — священному народу, в чувственных знаках — символах — доступное им ведение.

«Божественный иерарх, хотя и низводит благоволительно к подчиненным ему свое, единое само в себе, священноначальственное ведение, пользуясь многообразием священных символов, но тотчас же, как неуловимый и неудержимый для низших, без всякой перемены в себе возвращается к своему начальственному служению и, совершив мысленный вход к единому в себе, в чистом свете созерцает единовидный смысл совершаемых действий, оканчивая человеколюбивый исход на вторичное (дело служения) боголепнейшим возвращением к первейшим»^[71].

Это отделение священноначальника от народа и мотив тайны подчеркивается при изъяснении Литургии, «таинства таинств», «совершеннейшего из таинств», «таинства собрания или общения». Например, «приобщившись и преподав богоначальное причастие (другим), (иерарх) обращается, наконец, к священному благодарению (вместе с народом, который участвует в благодарении, приникая к одним только божественным символам), а он сам, возводясь постоянно богоначальным Духом священноначальственно, в чистоте богообразного чина, к святым началам совершаемых (действий) в блаженных и мысленных созерцаниях»^[72]. Или, как впоследствии перефразирует Георгий Пахимер, «толпа взирает только на божественные символы, так как не может рассуждать о чемлибо высшем, а сам иерарх возводится к тем первообразам — к самому честному Телу и Крови Господней, веруя, что предлежащие (символы) предложены в них (в истинное Тело и истинную Кровь) святым и вседействующим Духом»^[73].

[1]  [2]  [3] 

^[26] Покровский И. Брачные молитвы и благословения Древней Церкви (IХ вв.). Сборник статей в память столетия Московской Духовной Академии. 1913. П. С. 577–592.
^[27] Большой Требник; Пальмов Н. Пострижение в монашество. Киев, 1914.
^[28] Мансветов. Церковный Устав. Москва, 1855. С. 240.
^[29] Никодим (Милаш). Правила Православной Церкви с толкованиями. Т. 1. СПб., 1911, С. 69.
^[30] Св. Прокл. Слово о Предании божественной Литургии. Собрание древних литургий. Вып. 2. С. 237.
^[31] Голубцов А. Соборные чиновники и особенности служб по ним. Москва, 1907.С. 179, прим. 1.
^[32] Например: Св. Иоанн Златоуст. Беседа пятая на Первое послание к Тимофею. Творения. Т. XI, кн. 2. 1905. С. 656–657. Беседа 17 на Послание к Евреям. Т. XII, кн. 1. 1906. С. 153–154.
^[33] Н. Гроссу. Преподобный Феодор Студит. Его время, жизнь и творения. Киев, 1907. С. 296–299: 6. О том, кто по неведению не причащается. — Тот, кто свыше 40 дней без епитимий оставался без причастия, должен указать причину и, если окажется, что делал это по небрежности, должен подвергнуться епитимий в течение 40 дней. 41. Если кто в день Литургии не причащался, тот должен указать причину, а если не укажет, то должен поститься до вечера, делая 50 поклонов. 62. Монах или мiрянин, не находящийся под епитимией и по своей небрежности сорок дней не приступивший к причастию, должен быть отлучен от Церкви на (один) год. Творения преподобного отца нашего и исповедника Феодора Студита в русском переводе. СПб., 1908. Т. II. С. 848, 850, 852.
^[34] Греч. mystikos; Сир. gehontho.
^[35] Например: Brightman. С. 520, прим. 9.
^[36] 6 глава 137 Новеллы Юстиниана 26 марта 565 года. Греческий текст у Mommsen’a. Corpus juris civilis. III, 1896. С. 695–699; Brightman, Liturgies Eastern and Western. Oxford, 1896. C. 533: 1923. «Дабы души слушающих приходили от того в большее благоговение». Новелла дошла в двух редакциях: 1) оригинальный текст у Mommsen’a; 2) Смешанный текст новелл 123 (1 мая 546 г.) и 137 (26 мая 565 г.), в котором новелла 137 частями включена в новеллу 123. P. L. 72. 1019–1039.
^[37] Указание на чтение mystikos в Барбериновом (VIII—IX вв.) и Порфириевом (VIII—IX вв.) Евхологиях. Орлов М.Н. прот. Литургия Св. Василия Великого. СПб., 1909.
^[38] Она употребляется в VIII–IX веках. — Барберинов Евхологий. Ibid. С. 302, 322–381.
^[39] Феодор, еп. Андидский (XI век. — Красносельцев Н.Ф. О древних литургических толкованиях. Одесса, 1894. С. 11–13); Краткое рассуждение о тайнах и образах божественной Литургии, составленных по просьбе боголюбезного Василия, епископа Фитийского (перевод Красносельцева. Православный собеседник. 1884. Гл. I. С. 413. Пространная редакция (после X века) (по Н. Красносельцеву. О толкованиях. С. 9) «Последовательного изложения церковных служб и обрядов». Св. Германа, патриарха Константинопольского (715–732). Писания св. Отцов и Учителей Церкви, относящиеся к истолкованию богослужения. Т. I. СПб., 1855. С. 425.
^[40] Впервые в Ordo Romanus II. Mabillon. Museum Italicum, II. С. 48. 41
^[41] Голубцов А. О причинах и времени замены гласного чтения литургийных молитв тайным. Богословский Вестник. 1905. Т. III. С. 69–75; Слово о предании божественной Литургии. Собрание древних литургий. Вып. 2. С. 23–58.
^[42] Слово о предании божественной Литургии. Собрание древних литургий. Вып. 2. С. 23–58.
^[43] Английский пер. Christian Worship. Its origin and evolution. Ed. 5. London, 1927. С 117–118.
^[44] Гавриил архим. Руководство по литургике. Тверь, 1886. С. 104. Неясно, как же быть с диаконами, которые причащаются, но молитвы не слышат.
^[45] царь приводящего в трепет величия (лат.)
^[46] Например: Жертва страшная. (Св. Иоанн Златоуст. Творения. Т. I. С. 462; Т. V. С. 484); страшная и таинственная, т. VI. С. 384; страшная и ужасная, т. X. С. 240; Евхаристия — таинство страшнейшее. Т. I. С. 417; страшное и спасительное, т. VII. С. 289. Еще подробнее: Edmund Bishop. Appendix к Texts and Studies. Vol. VIII, № 1. C. 94–95, прим. 2.
^[47] «Ибо действительно в оный священный час должно иметь сердце устремленным к Богу». Св. Кирилл Иерусалимский. Творения. С. 247.
^[48] «Если ты будешь благословлять на языке иностранном, то простолюдин не может отвечать «Аминь»; не слыша окончательных слов «во веки веков», он не скажет «Аминь». Св. Иоанн Златоуст. Беседа 35 на Первое послание к Коринфянам. Творения. Т. X, кн. 1. СПб., 1904. С. 358.
^[49] Называемой иногда восточносирийскими писателями «Книгой о таинствах». «Commentary of Theodor of Mopsuestia on the Lord’s Prayer and on the Sacraments of Baptism ant the Eucharist» by A. Mingana. Woodbrooke Studies, vol. VI. Cambridge, 1933. Английский пер. С. 70–123.
^[50] Ibid. С. 99.
^[51] Ibid. С. 102.
^[52] Ibid. С. 105.
^[53] Texts and Studies, v. VIII, № 1. Cambridge, 1909. С. 145; Об авторстве Нарсаи, см. Ibid. R. H. Connolly. С. XIIXLI и КС. Burkitt. The MSS, of «Narsai on the mysteries». The Journal of theological Studies. 1928. P. 269 ff.
^[54] Собрание древних литургий. Вып. 4. С. 12–33.
^[55] «Горе мне, горе мне» и пр. (Ис. 6, 5) в Литургии Фаддея и Мария. Вып. 4. С. 21.
^[56] Texts and Studies, VII, № 1. С. 7.
^[57] Ibid. С. 10. Возглас диакона в сирийской Литургии Иакова: «Будем стоять со страхом и трепетом... Мы стоим на месте страшном и ужасном и предстоим с херувимами и серафимами». Собрание древних литургий. Вып. 2. С. 26.
^[58] Толкование Феодора Мопсуэстийского, Woodbrooke Studies. С. 93, 100. Можно указать и другие параллели и примеры влияния Феодора на Нарсаи.
^[59] Beraza — частно.
^[60] Texts and Studies. Vol. VIII, № 1. Cambridge, 1909. С. 12.
^[61] Ibid. С. 13.
^[62] Ibid. С. 18.
^[63] Ibid. С. 22. Возглас диакона в сирийской Литургии Иакова перед призыванием: «Как страшен настоящий час. Как ужасно, возлюбленные мои, то время, в которое живой и святой Дух приходит с горних высот небесных. Присутствуйте же со страхом и трепетом». В кафолике после анафоры: «Вот время страха, вот час трепета. Горнии предстоят со страхом и служат со трепетом; сынов света объемлет ужас... Трепещите, служители Церкви, совершая священнодействие живого огня... Диаконы, стойте с трепетом». Собрание древних литургий. Вып. 2. С. 30, 38.
^[64] Иаков, еп. Эдесский. Письмо к Фоме Пресвитеру о древней Сирийской Литургии. Собрание древних литургий. Вып. 3. С. 113–114.
^[65] Установительные слова в опубликованной Brightman анафоре взяты из фрагментов Rev. A. J. Maclean, полученных в Курдистане. Они были в эпоху Нарсаи и впоследствии, вероятно, были исключены. Lietzmann. Die Messe und Herremahl. С. 33.
^[66] Например: Книга о церковной иерархии. Писания св. Отцов и Учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения. Т. 1. СПб., 1855. С. 9246 (с толкованиями Георгия Пахимера (1240–1310) и примечаниями преп. Максима Исповедника).
^[67] Например: в Эдессе или соседней области (Westcott). Первым цитируем Corpus Север Антиохийский в 513 году.
^[68] Например: сирийская анафора с именем Св. Дионисия Ареопагита.
^[69] См., например: Болотов В. В. Лекции по Истории Древней Церкви. Т. IV. Петроград, 1918. С. 376.
^[70] См. подробнее: Edmund Bishop. Appendix к Texts and Studies. Vol. VIII, № 1. C. 112.
^[71] Писания св. Отцов и Учителей Церкви, относящиеся к истолкованию богослужения. Т. 1, С. 75.
^[72] Ibid. С. 72.
^[73] Ibid. С. 109.