Вы здесь

Николай Гумилёв — последний
солдат Великой Империи

Николай Гумилев в своем кабинете
Николай Гумилев в своем
кабинете. Петербург, 1913 г.

«Знаковая фигура поэзии Серебряного века, одна из ярких фигур в русской литературе...» Всё это много раз было сказано про Николая Гумилёва. По прошествии почти века после его гибели, в этом никто уже не может усомниться. И если верной является сентенция — «поэт в России больше, чем поэт», то это совершенно точно сказано о нём.

И всё же, в связи с очередным трагическим юбилеем — 90-летием со дня его расстрела, хочется в первую очередь назвать Гумилёва не поэтом... и даже не просто отважным воином или разведчиком, каковым он был на фронтах Первой мировой, а поистине одним из последних солдатов Великой Российской империи, оставшимся до конца верным тому Отечеству, которому он однажды присягнул на верность.

Если взять для сравнения другую великую империю начала прошлого века, в историческом единоборстве с которой и пала имперская Россия, Великобританию, то единственно, с кем мог бы быть сравним по легендарности Николай Степанович Гумилёв, так это только с таким же имперским воином, — с таким же, как он, разведчиком Лоуренсом Аравийским. Две империи, два неутомимых путешественника, два солдата!

Наверное, историки, биографы и литературоведы ещё долго будут спорить о многочисленных тайнах и загадках личности Гумилёва. И таковых у поэта-разведчика и блистательного офицера ещё отыщется немало. Возможно, до конца неисследованной и покрытой завесой тайны сторона его личности и жизни именно как разведчика так и останется загадкой для потомков. И если Россия и сегодня остаётся одной из немногих европейских стран, где поэт может быть удостоен, как некой высшей награды за своё творчество, ставящей его в один ряд с мучениками за веру, возможности быть убитым за свои стихи, то это в полной мере касается и поэта Николая Гумилёва.

Когда читаешь стихи другого русского поэта, Владимира Солоухина, который спустя десятилетия после трагической гибели Гумилёва в одном из своих стихотворений горько изрекает:

«...Отчего, россияне, так у вас повелось,
только явится парень неуёмной души,
и сгорит, как Гагарин,
и замрёт, как Шукшин...»

...как-то сразу становится ясно, что поэт Николай Гумилёв, расстрелянный питерской «чрезвычайкой» на Ржевском полигоне, близ Бернгардовки, 25-го августа 1921 года, тоже из этого же бесконечного списка, чьи жизни и смерти навсегда вплелись в судьбу исторической России.

Конечно, во многих странах и во все эпохи не просто, но довольно часто трагически складывались земные судьбы великих поэтов. Но награждать пулей, петлёй или полыньёй поэта именно за то, что он поэт — это, уж, простите, специфически и метафизически русское дело! И для всего остального человечества так и останется одной из вечных загадок непостижимой России, вместе с ее исторической непобедимостью и огромностью.

Историки до сих пор спорят о подлинных причинах и обстоятельствах гибели Николая Гумилёва. Участвовал ли он в контрреволюционном заговоре, существовал ли этот заговор вообще, или просто «сеть была раскинута слишком густо», и поэт не мог в неё не попасть. Несомненно, одно — он встретил смерть с тем неподражаемым мужеством и спокойствием, что его смелостью не могли не восхищаться даже его палачи:

«Этот ваш Гумилёв... нам, большевикам, это смешно. Но знаете, шикарно умер. Улыбался, докурил папиросу. Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят особого отдела произвёл впечатление. Пустое молодчество, но все-таки крепкий тип. Мало кто так умирает...»

За годы, минувшие с момента этой трагической смерти, российская и советская историография кем только ни пыталась представить Гумилёва. То безумным фанатиком-патриотом, которого неудержимо влекло в Россию в 1918 году исступлённая и иррациональная тяга к корням, то чуть ли не отчаянным авантюристом, для которого жизнь немыслима без смертельного риска, привыкшего-де к адреналину еще на поприще профессионального разведчика. Но все это — пустое, все не имеет к настоящему офицеру царской армии Николаю Гумилёву ни малейшего отношения.

Большая часть написанного о Гумилёве в советский период (а упоминать его имя тогда вообще считалось нежелательным) — не более, чем собрание исторических и биографических мифов, существенно подкорректированных советской цензурой. Фактически, настоящую правду о поэте мы начали узнавать только после падения коммунистического режима и объявления политики гласности.

Даже до сего времени Гумилёв предстаёт перед нами в эпатажно-сказочном образе великого поэта, пожелавшего быть расстрелянным как офицер царской армии. Но помимо «великого и загадочного» Николая Гумилёва всегда будет существовать и просто Гумилёв — человек реальный и во многом такой же, как и тысячи его современников, русских офицеров и русских интеллигентов, поглощённых эпохой страшного исторического излома.

Крест-кенотаф в вероятном месте расстрела Н. С. Гумилёва
Крест-кенотаф в вероятном месте
расстрела Н. С. Гумилёва

И если есть где-то, за пределами текущей во времени реальности этого мира, та самая Вечная Реальность, где время уже не властно над происходящим и где все настоящее, прошедшее и будущее существует в своей неразрывной соединённости, то там и сейчас по мокрым от дождя улицам «вечного Санкт-Петербурга» шагает этот стройный, подтянутый человек, с чёрной папкой под мышкой. Он шагает неторопливо и задумчиво и несёт в своей папке пачку свеженаписанных листов, на которых им изложена его научная теория, способная открыть каждому загадку гениальности поэтических строк. Он несёт её нам, дабы помочь каждому желающему вникнуть в математическую точность поэтического слога и ощутить себя сопричастным великой мистерии, превращающей человеческие мечты в реальность. А можем ли мы жить без мечты?!

Гумилёв подарил России и миру не только свою жизнь, наполненную великой любовью, поэзией и путешествиями. Он сумел подарить потомкам свою мечту. И это его мечта о стране романтиков и первопроходцев, мечта о благородном и мужественном русском человеке и о России, устремлённой в своём движении за Горизонт...

«Татьянин день»
(В сокращении редакции)

Журнал «Мгарский колокол»: № 105, октябрь 2011