Тайна записной книжки

В большинстве статей о Николае Бердяеве указано, что во время его второго ареста при новой власти философа допрашивал лично Дзержинский. На самом деле, допрашивали Бердяева другие, а глава ГПУ беседовал. Только одна из этих встреч запротоколирована, перед другими Дзержинский удалял секретаря, и они проходили наедине.

После его неожиданной смерти летом 1926 года среди личных вещей Феликса Эдмундовича была найдена потертая записная книжка, в которой с обычными для него сокращениями были сделаны записи о тех беседах. Рядом с некоторыми стояли поставленные позже восклицательные и вопросительные знаки, другие, по неизвестным причинам, вымараны. Но и то, что записи эти были сделаны, и то, что Дзержинский к ним не раз возвращался, говорит о его уважении к Бердяеву, которого, по некоторым данным, именно он и спас от гнева уже начинавшего болеть Ильича.

Человек — это любовь

К этим встречам Дзержинский готовился. Он еще раз ознакомился с биографией Бердяева, с удивлением отметил, что тот на три года старше, и пометил: его портит тик, когда тот появился?

Об этом уже не помнил и сам Николай Александрович. Но по воспоминаниям, первый раз это произошло с ним в девятнадцать лет. Он родился в 1874-м в Киеве в старинной дворянской семье. Отец, в прошлом военный, служил председателем правления крупного банка. Мать воспитывала и любила детей. Именно «любила». Об этом вспоминал потом сам Николай Александрович, отмечая, что человек формируется в детстве, и чем большая любовь его окружает, тем более гармоничная личность формируется.

Начальное образование Николай получил дома, а в тринадцать лет, согласно семейной традиции, был определен в кадетский корпус. После него следовало поступать в Пажеский, но домашний ребенок не воспринимал муштру, и на семейном совете было решено, что к сдаче экзаменов на аттестат зрелости он подготовится самостоятельно. С первого раза сдать все экзамены не удалось, и вот когда через год Бердяев экзамены пересдавал, видимо, от нервного напряжения или из-за боязни не успеть что-то сказать у него и стала впервые дергаться щека. Потом это проявлялось каждый раз при столкновении с новыми людьми и во время публичных выступлений. Исчезало — когда напряжение отпускало или мысль перебивала волнение.

В 1894 году Бердяев поступил на физико-математический факультет Киевского университета Св. Владимира, но скоро перевелся на юридический, профессор которого Георгий Челпанов и вовлек Николая в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».

Дзержинский пометил это. В те годы он тоже открывал для себя марксизм, а в 1894-м, как писал потом в автобиографии, «с кучкой ровесников дал клятву бороться со злом до последнего дыхания». Впрочем, теперь ему была более понятна и та ненависть, которую к Бердяеву испытывал Ленин. Он и до того его иначе как «белибердяевым» не называл, а когда узнал, что дома у Николая Александровича собираются представители интеллигенции, стал требовать расстрела. Такие эмоции у Ильича вызывали только те, кто, по его мнению, изменил марксизму. И Бердяев к ним относился.

Замерзшая вода

Дзержинский помнил, когда впервые услышал о Бердяеве. Это было в 1898 году. Он тогда уже был профессиональным революционером, оказался проездом в Киеве и узнал, что за участие в антиправительственных выступлениях арестовали большую группу студентов. Среди них был и Николай, которого арестовывали и до этого. Но на этот раз отцовские связи не помогли, и ссылку он отбывал под Вологдой.

Феликс Эдмундович вспомнил, что в то же время там был и Савинков, отсюда, видимо, и их симпатия друг к другу. А Савинков — враг, Дзержинский знал это не хуже Ильича, и, возможно, с Лениным надо было согласиться — расстрелять, но что-то мешало ему это сделать. Возможно, тот интерес, который он испытывал к Бердяеву. И появился он в 1905-м, хотя встретиться тогда не пришлось.

В отличие от Бердяева Дзержинский не получил академического образования. В революции он испытывал невероятный подъем: днем принимал участие в событиях, а по ночам читал. Тогда-то и понял, что может не спать по нескольку суток. Однажды ему  попался один из первых сборников Бердяева «Sub specie Aeternitatis» («С точки зрения вечности»). В ссылке он изменился, отказался от марксизма с его презумпцией коллектива и общества и, по его собственному признанию, стал «персоналистом». Он считал, что не в толпе, не в сумме, а в личности выражается одна из главных особенностей духа — через творчество к совершенству. Дзержинский не был согласен, но в любом случае это было интересно.

Читать Бердяева оказалось трудно, он будто захлебывался своими мыслями, но они были, и это главное. Тогда же Феликса Эдмундовича поразила образность бердяевского языка. Сам он был человеком реальным и считал, что сравнения загрязняют речь и только отвлекают от мысли. Но у Бердяева это не раздражало.

Так, доказывая превосходство духа, он отрицал все материальное. И для примера сравнивал время с водой, которая течет и постоянно меняется. Все же то, что человек произвел, перестает быть водой и становится хрупким льдом, который рассыпается при малейшем прикосновении. Человек замораживает время, прекращая его течение.

Душа и архитектура

К христианству Бердяев пришел от противного. Это было для него обычно. Сталкиваясь с чем-то новым, он рассматривал проблему со всех сторон и, если находил изъяны, то пытался их исправить или приходил к отрицанию. Так было с марксизмом, от которого он ушел в идеализм. Таким же образом он пришел и к православию.

После Вологды Николай Александрович поселился в Петербурге, и его знакомый по ссылке, тоже бывший марксист Сергей Николаевич Булгаков ввел его в круг популярных тогда в столице Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус. Они, разочаровавшись в христианстве, пытались создать свою собственную «искусственную» Церковь. Раз в неделю среди цветов, горящих свечей и большого количества вина они устраивали самодельные богослужения, состоявшие из популярных символов. Увидев скоро всю бессмысленность и пустоту подобных бдений, Николай Александрович и вернулся к вере, в которой был воспитан.

Но Дзержинского интересовала не столько вера Бердяева (сам он был атеистом и в отличие от того же Ленина считал веру личным делом каждого), сколько его рассуждения о материальном воплощении религий.

На Западе всегда было сильно стремление к Богу ввысь. Как выражался Бердяев, влюбленность в Христа, подражание ему как чему-то внешнему. Отсюда и вытянутость, стрельчатость готических храмов.

В православии же Христос всегда рядом, он всегда с тобой. Поэтому русские церкви, как бы велики они ни казались снаружи, внутри интимны и обнимают тебя, делая Христа еще ближе.

Вот эта архитектурная разница двух религий и интересовала Дзержинского. Воинствующий атеизм нуждался в своих храмах, и на какие — католические или православные — они будут похожи, большевики еще не решили. Но, судя по проекту так и не возведенного Дворца Советов, победили сторонники внешнего Бога, не допущенного внутрь себя.

Философия неравенства

Изучая биографии Дзержинского и Бердяева, поражаешься, насколько схожими могут быть шаги судьбы у столь разных людей.

Почти одновременно вступили в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» и были арестованы. Но в ссылке Бердяев отошел от марксизма, а Дзержинский, наоборот, утвердился в нем и стал профессиональным революционером.

Февральскую революцию оба встретили в тюрьме. Только Дзержинский — за организацию беспорядков и антиправительственную агитацию, а Бердяев — за то, что в статье «Гасители духа» вступился за монахов Афонского монастыря, которых преследовал Священный Синод. Николай Александрович выступил против официального православия, считая, что с истинной верой оно ничего общего не имеет. Против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в богохульстве, и прекращено оно было только после Февраля.

Кстати, февральскую революцию Бердяев принял и даже выступал перед солдатами, призывая не применять насилия. Но октябрьскую принять не смог. Она выступала против личности, против Духа, который находился во главе всей его философии.

При этом оба, как Дзержинский, так и Бердяев, в революционные годы испытывали необыкновенный подъем. Только у Феликса Эдмундовича он выражался в борьбе с врагами революции, а у Николая Александровича — в творческой активности, направленной как раз против нее. В 1917 — 1918 годах он написал и опубликовал более сорока статей, в которых не только пытался разобраться в смысле происходящего, но и предположить дальнейший ход событий.

Статьи эти потом были собраны в две книги — «Судьба России» и «Философия неравенства» — и предназначались тем представителям интеллигенции, которые, как Александр Блок, не сопротивлялись разрушительной стихии и даже «шли ей навстречу». Таких людей Бердяев называл гасителями Духа, предателями культуры, разрушителями и невольными соучастниками преступления.

При этом Бердяев не замечал противоречия в своих суждениях. С одной стороны, революция — это плохо, это конец света. С другой, что следует из всех его дореволюционных построений, человек должен приближать конец света, потому как только таким образом можно уничтожить все материальное и плохое, тем самым приблизив момент полного преображения бытия.

Впрочем, все это Дзержинского интересовало гораздо меньше того, каким Бердяев видит будущее страны и какую власть приемлет Россия. Он хотел знать и хотел спорить.

Судьба России

О будущем России Бердяев писал всегда — и до революции, и после нее, и когда стал пересматривать свои взгляды в тридцатые годы.

«Весь мировой путь бытия есть сложное взаимодействие разных ступеней мировой иерархии индивидуальностей, творческого врастания одной иерархии в другую, личности в нацию, нации в человечество, человечества в космос, космоса в Бога». При этом «врастание» должно проходить без ущемления индивидуальности. Так, например, Пушкина и Достоевского Бердяев считал больше народом, нежели народ в понимании большевиков. Революцию он потому и не принял, что большевики опирались на рабочих и крестьян, исключая из своей шкалы ценностей творческую интеллигенцию.

С этими доминантами и связано представление философа о будущем России. Пока личность в ней будет подавляться, ничего хорошего ее не ждет. Новые же индивидуальности в понимании Бердяева смогут возникнуть лишь через покаяние и осознание своих прегрешений, через возвращение к православию.

Вообще, рассуждая о различиях католической и православной Церквей, Бердяев отмечает, что в Западной Церкви центральным религиозным праздником является Рождество Христово, а в православной — Пасха. То есть очищение через покаяние и даже через смерть. Это он считает великим счастьем русского народа, поскольку, постоянно обновляясь, своей духовностью он подпитывает материальный Запад.

Как долго русскому народу предстоит каяться? По Бердяеву — всегда. Поскольку счастливое будущее заключается не в материальных благах, а в духовном обновлении.

Семья и власть

«Власть — это есть обязанность, а не право» — с этим Феликс Эдмундович соглашался, только «обязанность» власти эти два человека видели по-разному. И здесь тоже, как и у большинства философов, громадную роль играло понимание роли личности в истории.

У Бердяева личность находится в центре миропорядка, и именно ее влияние является основным на состояние «космоса». Именно общий Дух России, состоящий из непохожих душ каждого человека, должен был оказать позитивное влияние на весь мир. Задачей же власти является создание необходимого для самовыражения личности.

У Дзержинского, как у любого правильного марксиста, во главе всего стояли интересы коллектива и общества в целом. По нему, власть обязана выражать коллективные интересы, и если интересы личности при этом вступают в противоречие с общими, определенными властью, то такие интересы власть должна подавлять.

Удивительно, но столь разные взгляды на общие вопросы сделали похожими личную жизнь, как Бердяева, так и Дзержинского. Николай Александрович, и это хорошо видно из его писем будущей жене, считал, что в семейной жизни главными должны быть нравственное и духовное единение супругов, и только потом общепринятые семейные ценности. Феликс Эдмундович выше семьи ставил общие, революционные интересы. Насколько при этом были счастливы жены этих людей, можно только догадываться.

Честное слово

Первый раз ВЧК арестовало Бердяева в 1920 году по делу «Тактического центра», второй — в 1922-м по делу об антисоветской деятельности. Это было серьезно. Большевики уже были сильны и «подчищали» не только практических контрреволюционеров, но и своих идейных противников.

Но если потом был так называемый «философский пароход», на котором за границу отправили весь цвет российской интеллигенции, то Бердяева Ленин воспринимал своим личным врагом, а с такими Ильич не церемонился.

Популярность философа и то, что и после революции он оставался в центре событий, создав Вольную академию духовной культуры и собирая у себя на квартире не потерявших способности мыслить людей, раздражали Ильича. Бердяев был, как сказали бы сейчас, знаковой фигурой, и его необходимо было показательно наказать.

То, что в 1922 году удалось провести через Политбюро ЦК РКП(Б) и Президиум ВЦИК решение о бессрочной высылке Бердяева из Советской России, является несомненной заслугой Дзержинского перед русской общественной мыслью. Вряд ли он руководствовался одними только сантиментами, как раз сентиментальностью глава ВЧК не страдал. Скорее всего, в его действиях присутствовала рациональная доминанта — зачем прерывать мысль, которая, при всех своих заблуждениях, может уберечь от ошибок. В конце концов, как идеализм Бердяева креп в своих спорах с марксизмом, так и марксизм, по Дзержинскому, мог только окрепнуть, разоблачая бердяевский идеализм.

С философа взяли слово, что он отказывается от борьбы с Советской Россией, и велели покинуть страну в течение недели.

«Бердяев — это не Россия»

Данное слово Николай Александрович Бердяев сдержал. После высылки на короткое время он поселился в Берлине, где на его квартире, по инициативе П.Б. Струве, состоялась встреча философов, высланных из России. Там он отмежевался от так называемой Белой идеи, заявив, что нельзя возлагать надежды на насильственное ниспровержение большевизма, ибо он может быть преодолен только медленным внутренним процессом религиозного покаяния и духовного возрождения русского народа.

Нетрудно догадаться, что с такими воззрениями философ оказался в меньшинстве, что потом и определило его одиночество. Конечно, он потом со многими общался, особенно когда переехал в Париж. Читал лекции, публиковался, издавал журнал «Путь». Наряду с Булгаковым, Зеньковским, Федотовым и Фондаминским стал одним из основателей «Лиги православной культуры». Но его не принимали, его безапелляционность раздражала.

Его не любили ни Бунин, ни Куприн, третировали Гиппиус и Мережковский. А известный историк, член Временного правительства и видный деятель эмиграции Павел Милюков опубликовал статью, которая так и называлась «Бердяев — это не Россия».

Во время Второй мировой войны Николай Александрович был полностью на стороне русского народа, а после ее окончания даже задумывался о возвращении на родину. Встречался с приезжавшими во Францию советскими чиновниками, но с горечью отмечал: «Все те же погоны и чины, и ничего от человека».

Умер Николай Александрович Бердяев 24 марта 1948 года в доставшемся ему по наследству от почитательницы доме в Кламаре под Парижем. Похоронен на местном кладбище.

Жизнь Феликса Эдмундовича Дзержинского оказалась куда короче: он умер в 1926 году. Официальная причина смерти — застарелый туберкулез, приобретенный во время многочисленных ссылок. В его смерти много неясного. Ряд биографов считают, что его, как и Фрунзе, по приказу Сталина «залечили». Как бы то ни было, известно, что в последнее время он часто спорил с новой властью о ее происхождении и обязанностях.

РИА Новости