Мужу нужна жена

Казалось бы, так очевиден этот факт, что и говорить не о чем. Однако, это не так, не совсем так. Воцерковившись, многие православные женщины как бы забывают об этой житейской аксиоме или понимают ее превратно.

Конечно, можно понять страсть к Православию, которая просыпается в изголодавшейся по Богу, по свету, по истине и любви, душе, когда человек (женщина или мужчина) обретает веру. Жажда духовная  настолько овладевает всем существом новообращенного, что он готов забросить все мирское, оставить все душевное и телесное. Церковные службы, книги, паломничества становятся единственно значимыми в жизни неофита. На второй план уходит все житейское, и тут приходят первые искушения…

Воцерковившаяся женщина перестает заботиться о земном, и это, прежде всего, начинает сказываться на ее муже и детях. Она обделяет их вниманием, становится более сухой, холодной, начинает носить старушечьи платья. Нередко приходится слышать о том, что остаются без должного ухода даже дети, потому что их мамаша постоянно пропадает то в храмах, то в паломнических поездках. Но еще более сложными являются отношения между супругами, в основе которых лежит тайная жизнь пола. Мужу нужна жена, а не просто человек, друг, помощник. Мужу нужна любимая и любящая женщина, а не бесполое существо.

Ох, как непросто сохранить в себе женственность в наш суровый век эмансипации и слабых мужчин — об этом могут поведать многие женщины. Но почему-то до сих пор не осознана угроза полу, исходящая от неверного понимания путей духовного развития. Вообще, если женщина внимательно всмотрится в себя, то, говоря условно, сможет обнаружить в себе некое раздвоение: вот она — женщина (хрупкая, нежная, требующая защиты, ранимая, стремящаяся все вокруг сделать красивым), а вот она — просто человек (личность, характер), и они не всегда согласны друг со другом, иногда даже ссорятся.

Личность, к примеру, говорит: «Не смотри на новую кофточку, ты вполне можешь обойтись тем, что есть». Но голос женщины взывает к благоразумию: «У мужа в отделе появилась новая сотрудница-красавица, все мужики от нее без ума, горной ланью называют. А посмотри на себя — тяжеловоз в обносках!». Именно женщина интересуется своей внешностью, украшениями. В то время, как ей, как человеку, может вовсе нет дела до того, во что она одета. Часто женщина украшает себя не просто из прихоти, а чтобы мужу радость доставить, чтобы мир вокруг, включая ее саму, был красив. Это природное качество женской души, которое, в том числе, отвечает за уют и красоту в доме.

Помнится, не так давно, считалось, что христианки должны ходить чуть ли не в мешковине — чем некрасивей, тем лучше, лишь бы чисто, мол, забота о красоте одежды неприлична для христианки. Сейчас, слава Богу, одумались, заговорили о том, что даже в храм надо одевать самое лучшее — не вызывающее, конечно, но красивое. Однако, неадекватное, неуважительное отношение к красивым одеждам уже широко распространилось как знак благочестия. Наши храмы заполнились серыми, обесцвеченными женскими фигурками, которые одеты, кажется, в самые неприглядные наряды из бабушкиных сундуков. Красить волосы — нельзя, стричь волосы — грех, подкраситься, чтобы скрыть какие-то дефекты внешности — грех, одеть красивое платье — грех. И как же не согласиться новоиспеченной христианке со всеми этими требованиями, ведь они вполне согласны с монашеским идеалом, который воспет нашей традицией? Но ведь семейная жизнь — не монашество, в ней пол цветет и приносит свои плоды, в том числе и духовные.

Представим себе семью, в которой жена всем сердцем уверовала в Бога и воцерковилась. Муж пока остается в стороне, он занят своим делом, ему некогда размышлять о высоких материях (кстати, мужья часто приходят к вере вслед за своими женами). Он искренне любит жену, но по мере ее углубления в церковную жизнь он все чаще остается без любимого лакомства (ей некогда возиться у плиты), он все реже видит жену по выходным, а в будни приходит настолько поздно с работы, что после нехитрого ужина сразу же засыпает. На его глазах из привлекательной женщины жена превращается в какое-то бесполое существо или старуху. Так, постепенно, шаг за шагом, между супругами возникает отчуждение: душевное и телесное.

Муж охладевает к жене, а она даже радуется, он теперь не мешает ей молиться вечерами и ночами. Жена читает каноны, акафисты, много молится, но на обычную человеческую жизнь у нее не остается ни сил, ни желаний. Проходит время, и на кухне встречаются два посторонних человека: у них разные жизненные интересы, цели, сама жизнь их настолько разнится, что даже на бытовом уровне они становятся чужими…

Думаю, всем очевидно, что такая «семейная» жизнь рано или поздно закончится разводом. Мужчина — более физиологичен по природе, потому, скорее всего, первым «сорвется с катушек» именно он. Со стороны жены посыпятся упреки, обвинения в неверности. Женщины часто думают, что дети — надежный якорь, который удержит семейные узы в любом случае. Но это не так. Чувство долга, даже при его наличии, никак не сможет заменить душевную привязанность и любовь.

Вообще, с точки зрения богословия, описанную выше ситуацию, неизбежно приводящую к разводу, можно назвать ересью — житейским монофизитством. Напомню, что монофизиты считают, что во Христе Божество поглотило человечество, и что в итоге в Нем пребывало только одно естество — Божеское. В то время как Церковь учит, что во Христе — Богочеловеке — было два естества: Божественное и человеческое, которые соединились в Его личности неслитно, неизменно, неразлучно и нераздельно. Проще говоря, нельзя упускать из виду законы естества человеческого, заботясь лишь о «духовном». Такая однобокость недопустима и вредна, она чревата многими негативными последствиями. Именно об этом, возможно, предупреждает нас известная пословица: «Глядя в небо, не забывайте смотреть под ноги!».

Царский путь — средний путь. Только алкоголик не имеет права выпить даже грамм спиртного — его понесет дальше, он не сможет остановиться. Обычный же, владеющий собой, человек спокойно выпивает и не одну рюмку, ему — можно.

Помню, был у меня период, когда я забросила всю художественную литературу, вообще не смотрела художественные фильмы, а дивные песни из «Иронии судьбы» казались мне невероятно вредными, стимулирующими чувственность, от которой душа бежала куда подальше. И, наверное, так оно и было лично для меня в тот конкретный период моего духовного становления. Его можно было бы назвать периодом неофитского карантина. Я, как «алкоголик», боялась своей неочищенной, непреображенной чувственности. Но карантин закончился, слава Богу. Теперь я лечу уставшую душу добротной прозой и хорошим кино, ибо мне есть что лечить.

Но есть такие высокие подвижники, которые уходят все выше и выше в духовные горы — они созрели на душевном уровне и движутся уже только ввысь, к Богу, увлекаемые Духом. Они — монахи, не имеющие семьи: мужей, жен, детей, о которых надо заботиться. Но почему-то неофиты тоже мнят себя такими же чуть ли не старцами. Часто, вовсе забрасывая все спасительные для них земные бремена, они лишают себя настоящего развития: душевного и духовного.

Скульптор, когда создает из глыбы образ, отсекает от камня все лишнее. Так и Господь ставит нас в такие житейские обстоятельства, которые не хуже резца художника отсекают от нас все лишнее: неистинное, фальшивое, не соответствующее образу Божьему в нас. Мы же в гордыне своей спешим убежать от них, выскочить в область высокую, в вертикаль духовности, хотя не достигли еще необходимых изменений на уровне горизонтали душевности.

Митрополит Антоний (Блум) вспоминал о своем отрочестве: «Постился до полусмерти, молился до того, что сводил всех с ума дома и т.д. Обыкновенно так и бывает, что все в доме делаются святыми, как только кто-нибудь захочет карабкаться на небо, потому что все должны терпеть, смиряться, всё выносить от “подвижника”. Помню, как-то я молился у себя в комнате в самом возвышенном духовном настроении, и бабушка отворила дверь и сказала: “Морковку чистить!” Я вскочил на ноги, сказал: “Бабушка, ты разве не видишь, что я молился?” Она ответила: “Я думала, что молиться — это значит быть в общении с Богом и учиться любить. Вот морковка и нож”».

Итак, нерадение о домочадцах — грех, небрежение бытовыми семейными обязанностями — грех. А что же с женственностью будем делать? Хранить? Лелеять? Или же давить, как несовместимую с христианством чувственность? Лично мне кажется, ее давно надо брать под охрану.

А, может, стоит вменить в обязанность мужу хранение женственности жены, а жене — охрану мужественности мужа? Ведь они нужны друг другу, чтобы цвести, чтобы гореть, чтобы жить в полную силу. В основе брачных отношений, как ни крути, все равно лежит пол с его природными свойствами.

Гораздо опаснее будет ситуация, когда женщина сама начнет лелеять в себе женственность, без поддержки мужа, или если мужчина единолично начнет заботиться о сохранении в себе мужественности (пол трактует ее по-своему). Женщина в таком случае начнет чрезмерно увлекаться салонами, одеждами, косметикой, а мужчина будет хорохориться, посматривая в сторону молоденьких девушек. Каждый начнет самоутверждаться, ибо страшно потерять жизненную силу пола.

Только не говорите в связи с вышесказанным о половых излишествах и злоупотреблениях, которые так часты в наш злосчастный век, не говорите о половой распущенности и несдержанности — это иная тема. Злоупотребления существуют на всех уровнях. Даже Библия в нечистых руках превращается в искусительную книгу, но это не мешает нам пользоваться ею во спасение. И не стоит приводить цитату из 1 Послания к Тимофею о том, что женщине подобает украшать себя не плетением волос, а добродетелью — эта цитата о другом. Я могу напомнить евангельский текст «отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах». Эти слова Христа, понятые так же буквально, как цитата о плетении волос, неизбежно выведут за рамки православного миропонимания.

Природу можно и должно обуздывать, но ее опасно игнорировать. Так, может, не стоит превращать воцерковленных женщин в бесполые существа? Да, пол страшен своей стихийной мощью, но его надо приручить, как дикого зверя, а не убить.

Даже в монашестве происходит не убийство его, а преображение, перерастание — т.н. сублимация. Не зря же душу называют невестой, именно невестой, Христовой. Скопцы для Царствия Небесного не отсекают пол, не оскопляют себя в физиологическом смысле этого слова — а ведь это было бы самым простым способом избежать всех половых искушений.

Семейным же можно (и должно) укрощать в себе пол, отдавая его в собственность мужу или жене, «даря» его, посвящая своей половинке. Таким образом, половые параметры своей души человек настроит на одного единственного партнера — своего супруга. Посторонние мужчины и женщины тогда будут восприниматься не иначе, как просто люди.