Самое страшное и самое тяжелое

В нашем мире — испорченном грехом, глубоко несовершенном — немало есть страшного и тяжелого. Но, без сомнения, самое страшное — это бояться. А самое тяжелое — жалеть себя.

Человек боится многого. В том числе и того, что еще не случилось, но должно. Или — теоретически может. Или — с кем-то бывало. Этот страх изводит, мучает душу, опустошает ее. И главное — изобличает в полном отсутствии доверия Богу. Более того — утверждает в этом недоверии. И, может быть, ничего подобного с человеком не произойдет, а он уже весь извелся, уже «пережил» все, и нервные клетки безвозвратно потерял, и волосы седые приобрел. А может, и наоборот. «Чего страшится нечестивый, то и постигнет его»,— утверждает мудрый Приточник (Притч. 10:24). А в народе об этом же чуть иначе говорят: «Страх беду притягивает».

Какой смысл бояться, когда нужно просто готовиться — к тем испытаниям, которые могут нас встретить, к тем скорбям, которым, возможно, суждено нас постигнуть, к тем опасностям, которыми полна жизнь? Никакого. Страх тут отнюдь не помощник, а только помеха.

Равно помеха он и тогда, когда случилось что-то, страха на самом деле достойное. Потому что парализует он волю и помрачает рассудок, когда они особенно нужны: первая — сильная, второй — ясный и трезвый. В ситуациях чрезвычайных не до страха должно быть — собраться надо, к Богу ум возвести, прося помощи и вразумления, и делать, чего обстоятельства потребуют, без смятения и дрожи. Только так и можно выйти из воды сухим, не иначе. Паника же по действию своему убийственна. Ведь не просто так паникеров на войне расстреливали — источник угрозы таким образом устраняли. По отношению к самому паникеру жестоко, конечно. А вот по отношению к прочим — гуманно.

Даже если находится человек перед лицом неминуемой смерти — и тогда что проку в страхе? Он тогда как нож, который тебе вонзили в сердце, а ты в него вцепился и повернуть пытаешься, еще глубже его в себя погружая. Я помню, уже давно мне попались как-то снятые чеченскими боевиками кадры, на которых они казнили русских солдат — просто перерезали горло, как мясники. Нет — не просто, а со смехом и шутками. И один за другом наши ребята принимали смерть — молча, без звука, без стона даже. Только один вдруг отдался до конца ужасу происходящего и закричал: «Да вы что?! Вы же не всерьез, правда? Ну скажите, что не всерьез!». Его тоже убили, но с особым цинизмом и особой жестокостью… Кто посмеет его осудить? Никто, наверное. Особенно из тех, кто смерти в глаза смотрел. Но вот только…. Только когда он впустил в себя это разлагающее душу чувство, отдался ему до конца, оно одно уничтожило его еще раньше, чем коснулся горла нож, удесятерило его страдания.

Излишен и вреден страх и после пережитого — страх как воспоминание, как постоянный возврат к тому, что надо было бы оставить позади и забыть. А скольких он убивает: превращает в неврастеников, лишает сна, доводит до инфаркта?

Страх, с которым человек не борется, которому он отдается, превращает его в жертву, а с этим ощущением трудно, почти невозможно жить. И умирать — тоже трудно, даже еще трудней. Поэтому я и говорю, что самое страшное — бояться.

А жалость к себе… Как бы ни было тяжело, пока мы держимся, не поддаемся малодушию и унынию, мы словно крепость — осажденная, но не взятая неприятелем. Но стоит начать себя жалеть, и пали главные ворота, и город наполнился врагами. То же самое ощущение — ты жертва. Тебе плохо, хуже всех, к тебе несправедлив и более того — враждебен целый мир, никто не понимает и не любит тебя, никто не сострадает. Все ужасно. Что там говорит преподобный Исаак о необходимости вспоминать, находясь в искушении, тех, кому еще хуже? Да нет никого, кому было бы хуже. Может, у них, у этих людей, и обстоятельства более трудные, и болезни не в пример тяжелее, и враги пострашней моих, но мука-то душевная моя куда сильней. А главное — это же внутренние страдания…

Жалость к себе лишает сил, лишает способности здравого рассуждения, словно в западне удерживает человека. И так же, как и страх, соделывает чуждым Богу. Потому что и она — то же недоверие к Творцу, доходящее подчас до ропота на Него.

Но вот вопрос: можно ли не бояться, когда страшно? И можно ли не жалеть себя, когда трудно? Можно на самом деле. И не только совершенный человек, не только святой на это способен.

Просто когда происходит что-то, по-настоящему страшное, вспомни, какое страдание и какой вред причинишь себе, страху поддавшись, и… пожалей себя — не бойся.

А когда случается что-то по-настоящему трудное, драматичное, задумайся о том, как тяжело себя жалеть, и… испугайся этой жалости, прогони ее.

А еще лучше — учись чувствовать себя всегда — как и есть — в руках любящего, милосердного, все знающего и все могущего Бога. И места ни для страха, ни для саможаления в сердце не найдется. Потому что полно оно будет — надеждой.

pravoslavie.ru