Вы здесь

Протоиерей Павел Великанов: «Не нужно бояться боли и кризиса веры»

Фото: Анна Гальперина

Некоторое время назад «православный» рунет взорвало интервью протоиерея Павла Великанова, в котором священник из Сергиева Посада очень смело и трезво рассуждал о проблемах многодетности. Так я впервые узнала об этом замечательном отце, богослове и писателе, авторе сборника рассказов «Самый главный Господин», вышедшем в издательстве «Никея». Сегодня мы побеседуем с отцом Павлом о его творчестве, кризисах веры, «спазмах» церковной действительности, о том, как выбраться из «колеса белки» в духовной жизни, и многом другом.

— Меня поразил ваш рассказ «Тоска посадская», произведение об одинокой и очень несчастной женщине, которую когда-то духовник не благословил выходить замуж и сломал ей судьбу. Это реальная история или некий собирательный образ, симптоматичный для нашей церковной действительности сюжет?

— «Тоска посадская» — реальная история одного человека. Это типичная ситуация, которая связана с определенными блоками в духовном окормлении. Когда у нас образуются спазмы тех или иных мышц, они сначала болят и сильно беспокоят, потом боль становится привычной, весь остальной организм к ней приспосабливается, происходит так называемая компенсация.

Если этот опыт перенести на духовное наставничество, на мой взгляд, одним из его спазмов является то, что возрастание духовной жизни у нас не может быть оценено объективным образом. Такая задача даже не ставится. Мы находимся в ситуации, где доминирует мысль, что главная добродетель — это ощущение собственной греховности, и этого достаточно.

Как только ты выходишь из этого пространства, ты уже в прелести. Все вроде бы правильно. Но когда мы переходим к практике, становится понятно, что это уводит от христоцентризма и приводит к культу грехоцентризма. Мысли человека вращаются только вокруг того, какой бы ему еще грех в себе найти? Это и есть наш внутренний духовный спазм. Человек перестает понимать, куда ему дальше двигаться.

Когда люди приходят в Церковь, поначалу им кажется, что перед ними расстилается огромная дорога духовного возрастания, а в реальности через некоторое время, они попадают в такое «беличье колесо». Уходит много сил и энергии на вращения, но человек стоит на месте. Неудивительно, что это приводит к истощению. Каждый день одно и то же, каждый год одно и то же. Вместо раскрытия навстречу Богу мы все больше закрываемся, замыкаемся. Что, собственно говоря, и было описано в рассказе «Тоска посадская».

— Какие выходы есть из этого «колеса»?

— Есть только один выход — перестать обманывать самих себя. Не нужно бояться боли и кризиса веры. Мы иногда думаем, что духовная жизнь должна в точности соответствовать принципам материалистической диалектики, где количество неизбежно переходит в качество. Будто бы определенное количество вычитанных молитв, часов, проведенных на богослужении, полученных причастий, отпущенных грехов — все это неизбежно должно привести нас к какой-то грани, за которой начинается качественный скачок. На самом деле все происходит с точностью до наоборот.

Когда человек искренне усердствует в своем движении к Богу, он получает то, что описано в заповедях блаженства. Но там ведь не написано — «прочитай 154 акафиста, и получишь божественное откровение»! Там сказано: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах». Апостол Павел говорит: «Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы». Не потому, что они грешные, а потому что Бог будет сознательно помещать их в пространство острейших кризисов, кризисов веры, ударов по самому больному, по самому сокровенному.

Я вспоминаю историю с преподобным Иосифом Исихастом, который, уже будучи в пожилом возрасте, заболел. После долгого пребывания в бессознательном состоянии он вдруг очнулся и рассказал своим ученикам, что произошло. К нему явился диавол и  показал ему все те ситуации, на которые Иосиф опирался в своей вере, как абсолютно ничего не значащие. То, что святой воспринимал как духовные откровения, было на самом деле просто душевными переживаниями.

Таким образом, диавол одним махом уничтожил все подпорки, на которых держалась вера преподобного. Иосиф пришел в состояние острейшего кризиса веры. Это то состояние богооставленности, о котором архимандрит Софроний Сахаров пишет как о неотъемлемой стадии духовного возрастания. Любой духовный рост происходит только через кризис. Вера — это не пивной животик, который увеличивается пропорционально количеству поглощенного алкоголя.

Если вы вошли в кризис веры, надо честно его принять и двигаться дальше. Не боясь, что привычные формы, в которых ты находился, вдруг оказались тесными, и ты, как бабочка, должен вырваться из этого кокона, в противном случае ты сгниешь.

Для меня «Тоска посадская» — это история начальной стадии разложения личности внутри такой традиционной модели духовного окормления. Человеку уже надо прорваться сквозь ставшие тесными, отработавшие свое одежды этой личинки, но страх оказывается сильнее. Когда доминантой нашей духовной жизни является страх, тогда мы находимся в состоянии внутреннего спазма, который иногда может привести к полному  параличу.

— В вашем сборнике есть рассказ, который называется «Спецназ». Он говорит о современных монашествующих как о неком «духовном спецназе». Сегодня — это действительно так, монахи по-прежнему «свет миру»? Если почитать ленту новостей, то там постоянно всплывают статьи с откровениями бывших и настоящих монашествующих об искалеченных судьбах, об ужасах, творящихся в обителях…

— Все-таки монашество и по сей день остается «спецназом», благодаря тому, что оно очень разное. Мы можем встретить проявление как совершенно крайних, разрушительных форм, так и искренний поиск работающих моделей монашеской жизни.

Глобальной ошибкой, о которой говорит рассказ «Спецназ», является желание переносить монашеский образ жизни на всех. У нас это часто происходит. Когда говорят об отношениях между супругами, об отношениях внутри семьи, почему-то постоянно апеллируют к опыту монашествующих. Я по сей день недоумеваю, как человек, сам не рожавший детей, может давать советы родителям?

Сейчас есть огромный запрос среди мирян на поиск доступных обычному человеку форм духовной жизни. Прошла уже та волна, когда люди приходили в Церковь в поисках некоего «философского камня», который решит все их проблемы: семейные, духовные, и т. д. Люди поняли, что это не работает. Церковь не гарантирует решения всех проблем.Теперь эти люди смотрят с другой стороны: «А что вообще Церковь может предложить нам сегодня? Ведь она декларирует, что обладает определенным знанием и опытом настройки человека на взаимодействие с духовным миром и с Богом!»

Человек начинает молиться, исполнять послушания, следовать правилам. И через какое-то время начинается расслоение. Часть людей оказывается вполне удовлетворенной тем, что им говорят. Они останавливаются. Они получили те модели, которые для них работают, им больше ничего не надо.

Но есть другая часть людей, которой хочется чего-то большего, они ищут личных отношений с Богом. Духовник здесь в определенный момент становится даже некой преградой. Такие люди зачастую очень резко меняют свой формат присутствия в Церкви. Они не уходят совсем, но перестают быть вовлеченными полноценно в ту жизнь, которую ведет большинство христиан. Они начинают очень свободно относиться к посещению богослужений, к соблюдению постов, у них появляются свои духовные упражнения, которые с их точки зрения являются более эффективными, нежели, например, воздержание от мясомолочной пищи в среду и пятницу.

У некоторых происходит отторжение каких-то привычных для нас системообразующих форм. Эти люди начинают искать подсказки. Они собираются небольшими группами. Последние годы я наблюдаю духовное возрождение именно среди мирян. И с каждым годом этот интерес всё сильнее. Люди больше не удовлетворяются тем «загончиком», который определён для них монашествующими.

Сама идея, что для мирян есть специально отведенная лужайка, на которой они только и могут заниматься духовной жизнью, и за границы который они не имеют право выходить, — глубоко порочна и ошибочна. Я думаю, что в ближайшие десятилетия тема основ духовной жизни именно для мирян должна стать приоритетной для всей Церкви.

Если Церковь не даст определённого реально работающего алгоритма, не сможет донести, как человеку, живя в миру, рожая и воспитывая детей, не превращая свою семью в микромонастырь, спасаться, приобретая духовный опыт реальных взаимоотношений с Богом, то этот опыт будет синтезироваться людьми самостоятельно из других источников, большей частью не связанных с Русской православной церковью. Как бы жестоко это не звучало…

— Вы говорите о духовном возрождении мирян как некоем высвобождении от традиций. Человек начинает искать свой путь. Вы считаете, что это духовный рост, а кто-то скажет, что это деградация, если человек перестал поститься, вычитывать правило...

— Хороший вопрос... Сегодня, пролистывая ленту новостей, я наткнулся на статью по психологии, которая описывает функциональные и дисфункциональные традиции в семье. Меня это заставило задуматься, почему мы никогда не говорим, что традиции в принципе могут быть дисфункциональными — и Церковь здесь не исключение. Почему мы по умолчанию утверждаем, что любая традиция, коль такая появилась, автоматически становится священной и значимой?

У нас есть огромное количество традиций, которые сохраняются как абсолютно обессмысленный ритуал. Если мы посмотрим на то, чем пропитана наша церковная религиозность, именно как на некий пласт практической реализации тех или иных смыслов в ней, то мы не увидим в ней ничего бездумного. Любое действие, любой шаг, песнопение, канон, правило — они все имели определенный смысл. И этот смысл был не каким-то мистическим, спрятанным за семью печатями, доступным лишь узкому кругу посвященных — он был очевиден для самой Церкви. А сегодня мы видим множество установок, которые при попытке их потрогать и осознать начинают рассыпаться. Потому что изменилась эпоха, изменился культурный контекст, язык, среда обитания — а традиции остались. Они начинают работать против нас, работать на наше разрушение.

Я не призываю к отказу от традиций, а лишь говорю о необходимости провести своего рода ревизию. Но важно осознавать цель, для чего мы хотим это сделать. Нельзя просто сделать некий интеллектуальный кульбит, все переломать, переформатировать по нашим представлениям, как должно быть. Это то, что пытались сделать обновленцы в начале XX века и потерпели грандиозное фиаско. Они показали, что это путь, которым идти не следует.

— Вы в первую очередь богослов, создатель портала «Богослов.ру». Он прекратил свое существование. Что случилось с этим сайтом? В открытых источниках пишут, что его закрыли из-за нехватки финансирования. Это истинная причина?

— Да, это причина истинная…

— Почему в нашей огромной православной державе не нашлось желающих проспонсировать этот замечательный ресурс, при том, что люди находят деньги, чтобы, например, отстраивать новый храм вооруженных сил? Богословие в нашей стране не востребовано, нам по-прежнему стены важнее смысла?

Здесь ситуация сложнее… «Богослов.ру» был создан как независимый от духовных учебных заведений, но все же находившийся в образовательном пространстве РПЦ. «Богослов» был институциональным. В конце 2016 года финансирование сверху полностью прекратилось. Еще два года он существовал на пожертвования. После того, как и они иссякли, накопились технические вопросы, связанные с программным обеспечением. Из-за того, что никакой ревизии не проводилось долгое время, сайт просто рухнул со всем своим содержимым. Мы были вынуждены законсервировать то, что удалось сохранить…

Сейчас у нас есть определённая сумма денег на его реконструкцию. Почти закончена разработка  дизайна. Надеюсь, что скоро новый «Богослов» будет доступен по тому же доменному адресу, но уже не как официальная, институциональная площадка, а как площадка независимая, занимающаяся развитием богословской мысли, развивающая богословскую академическую среду.

— И все же… Люди голосуют рублем, если есть проблемы с финансированием, значит, у нас в обществе нет запроса на качественное богословие? Нам нужны «камушки», «старчики»…

— Я думаю, что запроса у нас нет… В моем понимании богословие — это сочетание двух условий. Первое — наличие собственного опыта духовной жизни и личных отношений с Богом. Второе — это способность транслировать этот опыт доступным образом. Причем не обязательно в слове, это может быть икона, театр, поэзия, проза, любое пространство искусства — даже танец. Там, где сочетается пласт культуры, тем или иным образом артикулируемых смыслов с личным опытом Богопознания — вот это и есть пространство богословия. Мне кажется, что у нас проблемы как с первым, так и со вторым…

Есть люди, которые имеют богатый  личный духовный опыт, но они не могут его выразить, не могут его сделать доступным в тех или иных воспроизводимых формах. Например, удивительный старец, архимандрит Кирилл (Павлов). Светлейший, осиянный Божественным светом человек. Но если вы почитаете его проповеди, то вы в них не увидите ничего, что отличало бы эту проповедь от сотен других. А когда отец Кирилл говорил — то он был тем самым светом, который согревал души, сквозь эти, в общем-то, привычные слова. Мы ведь считываем не слова, а то, что между строк. Мастерство любого художника — это способность запечатлеть незапечатлеваемое. В этом смысле богословие — это есть искусство из искусств.

Поэтому, пожалуй, у нас запроса и нет. Потому, что культурно в целом нашей церковной среде есть куда расти… Пока мы не выйдем из этого плена отождествления христианского с крестьянским, то мы далеко не продвинемся. В крестьянском пространстве богословие — это скорее блажь, чем сущностная необходимость…

— Продолжая тему доступности форм. Ваша новый проект «Академия веры» — это такой ответ на запрос мирян о доступной информации?

— Проект «Академия веры» — это скорее крик... Однажды команде портала «Богослов.ру» пришло понимание, что наша площадка начинает очень быстро маргинализироваться. Чем дальше от ядра портала и ближе к периферии, тем проявляется все меньшая напряженность богословской мысли, способность к спокойному рассудительному диалогу. В какой-то момент мы поняли, что существуют люди, которые чувствуют себя достаточно зрелыми, чтоб разговаривать о богословии, но по факту им еще нужно расти и расти. Тогда у нас возникла мысль дать возможность любому человеку получить своего рода ликбез в основных богословских вопросах.

Сайт «Академия веры» — это ресурс, который направлен на ликвидацию безграмотности, но не в плане формальных основ веры —  это можно устранить, прочитав катехизис, а в плане каких-то смысловых ориентиров и установок.

Мы никогда не позиционировали своей ресурс как катехизаторский или педагогический, мы позиционировали его как ресурс, на котором люди будут учиться верить разумно. Это иной подход, иное понимание места человека внутри Церкви. Когда он не отключает весь свой критический аппарат, свои мозги и поэтому не разрешает «сломать ему хребет» как неотъемлемое условие воцерковления.

Мы предлагаем все-таки сохранить свой «хребет», свой внутренний стержень как способность мыслить, докапываться до сути, задавать вопросы, спорить и не соглашаться. На многие вопросы мы не даем ответы, а показываем несколько подходов, и человеку самому придется думать, какое из этих направлений будет ему наиболее близко. Мы не боимся говорить о противоречиях, в том числе и неразрешимых.

Для определенной части нашего православного общества сам факт такой обнаженности оказался шокирующим, потому что там, где привыкли видеть «дважды два четыре», мы вдруг увидели некий диапазон. Там может быть не 4, а 4,358. Или — больше четырёх, но меньше пяти. Для некоторых это выглядит как разрушение основ, устоев того, на что многие привыкли опираться. На самом деле мы не разрушаем ничего, напротив, стараемся привить вкус к богомыслию.

Чем уникален наш проект? Мы отказались от привычных принципов систематизации всего материала по направлениям наук: литургика, библеистика, догматика и т. д. Мы пошли от пользователя. Допустим, есть человек, воспитанный в совершенно светской среде, какие вопросы у него в первую очередь возникнут? Весь сайт — это пространные ответы на очень короткие, зачастую глупые вопросы, вплоть до такого: «Откуда священник берет деньги?»

Мы прежде всего ориентируемся на людей, у которых контакт с Церковью уже был, но он оказался травматичным. Но нам приятно, что наш сайт оказался весьма интересен и тем, кто уже давно воцерковлен.

Нам было очень тяжело делать этот проект, потому что мы столкнулись с задачей, опыта выполнения которой в РПЦ практически нет. Это попытка упаковать базовые смыслы в ту форму, которая сегодня привычна для молодежи. Это форма инфографики, игры, интерактива, коротких зарисовок. Мы понимаем, что наш продукт далек от совершенства, это всего лишь первый шаг в новом направлении.

— Если опять же продолжать тему доступных форм, в одном интервью вы сказали: чтобы удержать подростка в Церкви, ему нужно создать пространство для общения. Это правильный подход? Мне кажется, что у нас как раз сейчас многие люди воспринимают Церковь как «пространство для общения», некую субкультуру, где они ищут все что угодно, но не Христа… Если подростки будут в Церкви только ради общения, вообще стоит их там удерживать?

— Удерживать вообще никого нигде не нужно. Формальные попытки такого «удерживания» приводят к еще большему желанию сбежать. Я имел ввиду нечто другое. Мы задаем себе вопрос: «А чем мы можем послужить нашим подросткам?». Они отдаляются от Церкви, их манит мир, их манит иная культура, нецерковная, потому что церковная в их глазах как раз и стала субкультурой. Они в ней выросли. А потом молодые люди смотрят вокруг, а там, оказывается, существует огромное количество альтернатив. Вне Церкви есть множество интереснейших порядочных людей, есть люди искусства, подвижники в области науки, которые воспринимают свое делание как своего рода служение неведомому Богу, о котором они еще не имеют ни малейшего представления, но их глаза горят, они живут тем, чем занимаются.

А в Церкви они видят людей с потухшими глазами, которые попали в это пространство и из него уже никуда не хотят выходить, они понимают, что за его границами их никто не ждет, там они неконкурентноспособны. Видя всё это, молодой человек начинает дистанцироваться все дальше и дальше от Церкви.

Чем этим детям может помочь Церковь? По моему мнению, она вполне могла бы научить их выстраивать отношения друг с другом. Когда ребенок переходит из детского в подростковый возраст, для него ключевым вопросом становится поиск нового формата общения, более качественного и осмысленного.

Например, отец Алексей Уминский у себя на приходе устраивает просмотры разных фильмов, а потом предлагает самим же детям интерпретировать посылы и смыслы, заложенные в них. Мне кажется, это и есть тот удачный способ, когда нахождение в Церкви перестает быть отбыванием повинности по воле благочестивых родителей.

Необходимо, чтобы подростки ощутили, что Церковь — это не просто институт принуждения к чему-то, это мощнейший инструмент, с помощью которого можно решить множество актуальных для молодого, а не надуманных, проблем. Если мы покажем нашим детям, как работает церковность, то их не надо будет силком удерживать, любой разумный ребенок поймет, что это такой мощный инструментал, такая огромная сила, что только безумный может ей пренебрегать.

— Вы вдовец… Давно идут споры о второбрачии духовенства. Константинопольский патриарх разрешил при определенных условиях своим священникам жениться второй раз. Как вы относитесь к такому решению? Это возможно в нашей Церкви? Может быть, для таких отцов как вы, это было бы выходом?

— Вопрос о второбрачии клириков очень болезненный. Это еще один из спазмов нашего церковного тела, о которых я говорил выше. Здесь пересекаются сразу несколько линий напряжения. Первая линия — отношение к браку со стороны монашествующих, как к узаконенному блуду. Монахи не видят ценности в браке, в половых отношениях между мужчиной и женщиной. Но рожать-то как-то надо, поэтому на брак смотрят как на неизбежное зло.

Вторая линия — это отношение к духовности как таковой, вытекающее из первой линии. Человек, который живет в состоянии «оскверненности» от общения со своей женой, он уже в каком-то смысле ущербен. Именно этим объясняется такое ригористическое отношение к супружеской жизни у чрезмерно ревностных священников, где единственным оправданием близости является зачатие.

Третья линия — это каноны. Канон о жёстком запрете второбрачия духовенства появился в VI веке по инициативе  императора Юстиниана, и это правило было обусловлено необходимостью упорядочить практику повторных браков вдового духовенства. Его ввела государственная власть как дисциплинарную меру, это не есть выстраданное веками важнейшее догматическое определение Церкви как плод размышлений над внутренней проблемой Церкви.

Об этом подробнейшим образом, очень обоснованно пишет священноисповедник Никодим (Милаш) в статье «Рукоположение, как препятствие к браку». Он четко показывает, что нет никаких ни догматических, ни нравственных, ни вероучительных оснований для запрета второбрачия вдового духовенства, это исключительно дисциплинарная норма. Далее он пишет, что эта норма не соблюдалась по факту на протяжении почти тысячи лет. Я бы добавил, что она не соблюдается и сегодня. Существует немало второбрачных священников, которые спокойно служат в епархиях с ведома правящего архиерея и при этом являются замечательными пастырями.

Четвертый пласт — это то, что в наших нынешних напряженных отношениях с Константинопольским патриархатом сам факт принятия там разрешения на второй брак вдовым клирикам, блокирует возможность разговора об этом здесь...

На сегодняшний момент ситуация патовая. Никаких перспектив, что подобный разговор может быть возобновлен, я лично не вижу…

— Ну, а все-таки, если бы такой закон в нашей Церкви приняли, это бы стало благом?

— Думаю, да. Но нужно понимать и другую сторону. Открывая такую возможность, мы не решаем проблемы семейной жизни священников, мы их усиливаем. Если раньше будущий священник с предельной ответственностью подходил к вопросу выбора супруги, то теперь он будет знать, что, если не получится, в принципе можно будет повторить... А если посмотреть еще и со стороны мирян, то они обязательно скажут: ага, раз уже священникам разрешили — нам тем более можно!

Институт семьи сегодня терпит катастрофу. Появляются новые виды отношений между мужчиной и женщиной, и не только между мужчиной и женщиной, которые сегодня в секулярном обществе становятся «нормой».

Мы уже не можем закрывать на это глаза и говорить, что все это не имеет права на существование, просто потому что не имеет права на существование, потому что нам это не нравится. Корпус канонического права, в котором много места посвящёно вопросам семьи, брака, пола, сегодня трещит по швам — как только мы пытаемся его приложить к реалиям сегодняшней жизни. Я думаю, что определенный шаг в направлении адаптации церковных правил современности наша Церковь уже сделала, когда признала брак, зарегистрированный в ЗАГСе, все-таки браком, а не всячески порицаемым блудным сожительством.

Эта проблема очень большая и сложная. Здесь мы опять выходим в пространство богословия. Нужно начать разговор о том, что такое телесность, что такое пол в человеке, что такое отношения между мужчиной и женщиной с точки зрения христианского богословия. Этот вопрос у нас абсолютно не проработан, потому что он табуирован. Слово «секс» под запретом в нашем лексиконе. В Церкви секса нет. Любви много, а вот «этого» нет.

Пол и телесность — это одна из самых востребованных тем. Если Церковь настаивает на исключительной важности для духовной жизни телесной чистоты, она должна это каким-то образом не только обосновать, но и вдохновить к сохранению чистоты, в том числе и в половых отношениях.

— Вы нас порадуете еще какими-то художественными произведениями, рассказами? Планируете издать еще книгу?

— Рассказы рождаются очень непросто, они долго вынашиваются. В определенный момент, когда набирается критический объем, он выходит наружу и превращается в текст. Сейчас пока идет процесс нарабатывания.

Мне бы хотелось уже задуматься над чем-то более объемным. Желание есть. Надеюсь, что когда придет нужное время и условия, оно осуществится.

Для меня рассказы — это прежде всего саморефлексия. Ты смотришь в них, как в зеркало, в котором видишь отражение собственного переживания. Творчество — это способ опознавания Бога в обыденности. Когда это получается, многие вещи легко становятся на свое место. Описывая что-то, мы совершенно по-другому начинаем смотреть на окружающую нас жизнь. Про-зревать сквозь неё Творца.

Я понимаю, чем отличается видение мира художником от «нехудожника». Для «нехудожника» все привычно и скучно, а художник не просто замечает нечто «интересненькое», он прозревает сквозь обыденность вечность. И это ощущение переживания вечности становится своего рода подсветкой к тому, что из обычной жизни он переносит на картину. Она начинает сиять этим нетварным светом для каждого зрителя. Для меня любой вид творчества — это способность транслировать божественный свет через те формы, которые можно воспроизвести.

— Надеемся, что скоро мы сможем прочесть еще одну вашу книгу.

— Как Бог даст, будем надеяться.

snob.ru