Высокая ставка

Генерал-майор Трофимов Сергей Николаевич, отложив газету, в задумчивости рассматривал унылый пейзаж казахских степей, проплывающий мимо окна его купе. Поезд уносил генерала все дальше и дальше из России в глубь Средней Азии. Туда, где у подножия вершин заснеженных гор, в раскаленной южным солнцем долине располагалась его дивизия. Почему после отпуска решил вернуться поездом, а не самолетом, он и сам бы не мог ответить на этот вопрос. Нет сомнения, на самолете быстро и удобно. И хотя современный технический прогресс позволяет сэкономить человеку уйму времени, которое он тратил раньше на дорогу, но стало ли от этого у человека больше времени, чтобы побыть с самим собой? Увы, у современного человека этого времени стало еще меньше. В поезде трое суток подумать о жизни — вот, пожалуй, подлинный мотив, возникший в подсознании генерала при выборе транспорта.

Возвращался Трофимов из Москвы, где провел свой отпуск, общаясь с детьми и внуками. Уже в конце отпуска зашел в Генштаб, где повстречал своего однокашника по училищу — генерал-лейтенанта Палатина Константина Петровича. Посидели вечерок за бутылочкой коньяка, вспоминая курсантскую юность. А уж наутро Сергею Николаевичу пришлось уступить настоятельным просьбам друга и согласиться приехать к нему в гости, в подмосковную дивизию. Думал денька на два, а получилось на неделю. Охота, рыбалка — ну, это все знакомые развлечения. Но вот что поразило Сергея Николаевича, так это древний монастырь рядом с военным городком. Да не столько сам монастырь, сколько его настоятель игумен Даниил, веселый, живой, современный человек. Сергею Николаевичу было очень приятно общаться с умным и обаятельным отцом Даниилом. Так что, уезжать сразу не очень-то и хотелось. Отец Даниил восстанавливал полуразрушенный монастырь, в котором раньше была колония для несовершеннолетних. Палатин помогал, чем мог, игумену, а тот в свою очередь духовно окормлял офицеров и солдат его дивизии. Сейчас, когда Сергей Николаевич возвращался в свою дивизию, у него вдруг появилось желание построить храм у себя, рядом с военным городком. Офицеры с женами и детьми могли бы туда ходить, да и других русских в городе немало живет. Ему представлялось, что храм в далекой мусульманской республике будет частицей России, как бы неким духовным центром, объединяющим всех русских людей, волею судьбы оторванных от Родины.

Приехав в часть, Сергей Николаевич первым делом позвонил Палатину и попросил его подыскать ему с помощью отца Даниила готовый проект небольшого храма. Константин Петрович одобрил желание своего друга и обещал переговорить с отцом Даниилом. Вскоре проект однокупольного храма был прислан Сергею Николаевичу, и тот стал хлопотать у местных властей о разрешении на строительство. Но тут он встретил неприятие его планов со стороны администрации. «Вот если бы мечеть, — разводили те руками, — а христианский храм нам ни к чему, люди нас не поймут». — «Да у вас же мечетей полно, — возмущался генерал, — а для русских ни одного храма». Но те ни в какую. Сергей Николаевич же прямо заболел своей идеей. «Все равно добьюсь своего», — решил он. Прошел год, а вопрос со строительством храма так и не сдвинулся с мертвой точки. Отец Даниил прислал письмо Трофимову, в котором советовал тому помолиться Богу и попросить Его помощи. Генерал подумал: «Ну вот еще чего, помолиться. Молиться я не умею, воевать умею, а вот молиться…» И он в который уже раз пошел к местному главе администрации Тулмызову Акаю Бербалтыевичу. Тот принял его радушно, на просьбу о храме, как всегда, сощурив и без того узкие глаза, улыбаясь сказал:

— Дорогой Сергей Николаевич, ты думаешь, мне жалко дать разрешение строить тебе храм? Да мне хоть десять храмов строй, но пойми меня правильно, надо мною тоже есть начальники, что они скажут, я не знаю. Вот если бы сам Муртазов дал бы такое разрешение, тогда другое дело. Кстати, у него завтра день рождения, тебя тоже туда приглашают. Может быть, там и решат.

— С Муртазовым я уже разговаривал, — сказал генерал, — он, как и ты, наверх кивает.

На день рождения Муртазова генерал поехал со своим замом — полковником Свириным. Столы были накрыты прямо в саду по новомодной манере а-ля фуршет. По дорожкам сада прогуливались павлины и играла восточная музыка. «И здесь американцам подражают, — подумал генерал, — но, может быть, это лучше, чем сидеть перед низенькими подставками, заменяющими у азиатов столы. Да и ноги еще так не сложишь, как они это делают».

Муртазов встретил его с распростертыми объятиями, как старого друга. Но когда тот заикнулся о своей просьбе, Муртазов дипломатично ушел в сторону от вопроса:

— Ну что мы, дорогой Сергей Николаевич, будем с Вами говорить о серьезном, давайте отдыхать и веселиться. Не желаете ли сыграть со мной партию в бильярд?

Надо заметить, что Муртазов был страстный любитель бильярда и играл превосходно, не имея достойных себе соперников. Трофимову раньше не раз доводилось играть с Муртазовым и, естественно, каждый раз проигрывал. А так как проигрывать никому не нравится, особенно генералам, то он всякий раз старался уклониться от игры с Муртазовым. В этот раз также стал отнекиваться, а Муртазов настойчиво уговаривал Сергея Николаевича. Очень уж хотелось ему показать при всех гостях, как он обыгрывает русского генерала.

— Что же Вы, дорогой Сергей Николаевич, не хотите мне в день рождения сделать удовольствие.

— Хорошо, — вдруг согласился генерал, — я буду с Вами играть, но только на интерес.

— Отлично, — обрадовался Муртазов, — что за игра без интереса? На что будем играть?

— Если я выиграю, Вы мне разрешите построить храм.

Муртазов удивленно поднял брови и задумался. Потом вдруг разулыбался:

— Ставка высокая, а что поставите Вы на случай проигрыша?

— Свои генеральские погоны, — с отчаянной решимостью выпалил генерал.

Все зааплодировали. А Муртазов обвел гостей торжествующим взглядом и поднял указательный палец вверх:

— Все слышали, господа. Если я проиграю, то разрешу построить храм да еще помогу стройматериалами, а если проиграет генерал, он подает в отставку. Так ли я Вас понял, Сергей Николаевич?

— Вы меня правильно поняли, даю слово русского офицера, так и будет.

— Что же Вы делаете, Сергей Николаевич, — испуганно зашептал полковник Свирин, подойдя сбоку к генералу, — ведь Вы же проиграете, неужели это стоит генеральских погон?

— Знаешь, Игорь Александрович, я думаю, никакие, даже все маршальские погоны мира не стоят хотя бы одного храма.

Муртазов снисходительно уступил генералу право первому начинать партию. Трофимов, взяв кий, вспомнил, как в военном училище инструктор по стрельбе капитан Кращенко учил их, курсантов: «Если ты взял в руки оружие, то забудь, что оно отдельный от тебя предмет. Оружие — часть тебя, и если ты это почувствуешь, то уже никогда не промахнешься». Теперь, взяв в руки кий, генерал мысленно представил себе, что кий — это естественное продолжение его руки. Уже подойдя к бильярдному столу, сказал шепотом: «Господи, помоги победить — не ради собственной славы, а ради славы Твоей», — он уже хотел нанести удар, но тут вдруг остановился, переложил кий в левую руку, а правой осенил себя крестным знамением и тогда уже снова, взяв кий, нанес решительный удар. Треугольник из шаров рассыпался по всему бильярдному столу, и семь шаров закатились в лузы, при оцепенелом молчании окружающих. Восьмой победный шар генерал вкатил без всяких усилий.

Скрывая досаду, Муртазов бросил кий на стол и засмеялся:

— Ну, Сергей Николаевич, шайтан тебе помог.

— Не шайтан, а Бог, — сказал генерал и осушил фужер вина, поднесенный ему удивленным и обрадованным полковником Свириным.

Самара, декабрь 2003 г.