Во Славу

Рис. Тамары Твердохлеб

— Это и есть «Райский пруд»? — недоуменно спросил Семен, оглядывая прямоугольник котлована тридцать на сто метров, заросший мусором и бурьяном.

— Да, он и есть — ответила монахиня — До закрытия монастыря в этом пруду плавали золотые рыбки. Никто в нем не купался и не стирал белье, и воду для всех потребностей монастырь брал отсюда. Духоносные сестры видели, как временами сама Богородица спускалась к воде в окружении ангелов и умывалась ключевой водой.

— Где же тут ключи? Сухо ведь.

— Вот, с вашей помощью и будем их искать. После закрытия Дивеевского монастыря новая власть воду из пруда выпустила, а ключи забили глиной. Третьего дня удалось один отыскать, вот там, видите — реперный знак поставили. Начинайте копать шурфы. Когда дойдете до илистого песка, то останавливайтесь, ну, или, если Бог даст, на ключ наткнетесь — тоже не сможете дальше копать.

Семен с напарником осмотрелись внимательнее, и уже обратили внимание на располагающиеся в четком порядке следы свежей перекопанной земли.

— Шурфы потом засыпать?

— Да, засыпайте, вдруг кто-то упадет — греха не оберемся. Мы пока только подготовку проводим к восстановлению пруда, а сестры потом сами руками весь этот грунт выберут.

— А не лучше технику использовать? Два-три экскаватора за неделю все выкопают.

— Нет — твердо ответила монахиня — Тракторами большевики глину возили и трамбовали, а нам так не гоже. Пруд был выкопан полностью вручную сестрами, вот и мы так же должны, если считаем себя их преемницами. Господь вам в помощь, а я побегу. Если понадоблюсь, то спросите в монастыре матушку Ольгу.

Монахиня благословила новоявленных землекопов и энергичной походкой начала подниматься по склону сухого «берега».

— Будем знакомиться. Меня Семеном звать, из Москвы, а ты откуда?

— Олег — напарник протянул руку — Из Ставрополя.

— Не ближний свет. Тоже паломничаешь?

— Как тебе сказать? Скорее, бомжую.

— Что-то ты на бомжа мало походишь.

— Длинная история. Убежал я. Жена сдала меня в сумашедший дом, а я успел схватить документы и убежал.

— А ты хоть не буйный? — уже с внутренней настороженностью спросил Семен.

— Нет — широко улыбнулся в ответ Олег. — Я тихий. Она задумала развестись со мной, а квартиру делить не хочет. У нее есть психиатр знакомый. Вот и записали меня в шизофреники, уцепившись за мою религиозность. «Одержимость навязчивыми идеями» — это про молитвы и посты, «неадекватность реакций»… А я виноват, что меня от телевизора тошнить начинает? В общем, я — сертифицированный сумашедший.

— Ха, да я и сам такой — рассмеялся Семен — ведь еще апостол Павел говорил, что проповедовать Христа распятого иудеям — соблазн, а еллинам — безумие… Естественно, что для них, все христиане — сумашедшие. Вот какая славная бригада у нас сложилась.

— Мне нужно было раньше сюда прийти. Я ведь уже неделю в Дивеево живу, а на работу первый раз попал только.

— Эх-ма, что же тебе мешало?

— Денег-то у меня нет, вот я и остановился в бесплатной монастырской гостинице.

— На Пионерской? — уточнил Семен.

— Да, наслышан про нее?

— Ничего конкретного. А что там «такого»?

— Особенного ничего нет, только хозяйка дома, которая принимает на бесплатный постой паломников, считает их своими батраками. Говорит, что это монастырское послушание. А какое же оно монастырское, если я ей неделю сарай строил, а другие — погреб копали. Надоело батрачить. Сказал, что на службу пойду, а сам сюда на работу. Я лучше здесь во Славу Божию трудиться до ночи буду, чем на чью-то наживу.

За неспешным разговором, меняясь поочередно в яме, Семен с Олегом постепенно углубляли шурф. Поначалу было легко, пока не пошла жирная глина. Она с влажным чмоком очень неохотно отделялась от пласта, а затем никак не желала отлепляться от лопаты. Поэтому, тот, кто работал в яме, был вынужден ждать, пока верхний отскребет глину от лопаты. Работа шла медленно и трудно. Разговор затих, не вписываясь в рабочий ритм. Оба с облегчением вздохнули, когда примерно на двухметровой глубине лопата с легким шелестом вошла в песок. Запахло илом, но вода не показалась. Ключ не обнаружился. Быстро закидали только что вырытую яму, но ощущения бесполезности работы не было. Присели передохнуть перед началом второго шурфа.

— А ты чем по жизни занимаешься? — начал опять разговор Семен.

— А…, машинист электровоза я.

— Сложная специальность?

— Не столько сложная, сколько нервная. Иногда автоматика отказывает, и приходится поезд вести вручную.

— Там что-то вроде автопилота полагается?.

— Ну, да, но часто он не работает, и тогда едешь как на велосипеде весом в несколько тысяч тонн и с парой тысяч людей пассажиров. Поневоле молиться научишься. Вернешься из такого рейса, похудев на пару килограмм, и бегом в церковь — свечку ставить. Так я и стал верующим, кстати говоря.

— А чего же ты теперь думаешь дальше делать?

— Не знаю. Работу по специальности вряд ли найду. Поживу пока тут, потом в другой монастырь переберусь.

— Слушай — вдруг оживился Семен — Я вспомнил, что в московском метро реклама висит о наборе учеников на курсы машинистов. Иногородним дают общежитие, курсантам стипендию платят.

— Так значит, им машинисты требуются — подскочил Олег — У меня же все документы есть. Теперь я знаю, что мне делать. Спаси Господи, тебя за эти сведения. Соберу тут Христа ради денег на билет и поеду.

— Держи, вот, для почина — Семен протянул купюру и, прерывая очередную благодарность, сказал — Пойду, посмотрю, что там за бумага на дерево прилеплена. Давно заметил.

Три могучих ствола поднимались из одного комля у дерева, растущего на плотине. Вокруг одной из ветвей был завязан узлом лоскут коры, сухой ремень шириной около пяти сантиметров и длинной около полутора метров. Рядом на стволе скотчем прикреплен лист бумаги с крупным рукописным текстом: «Братья и сестры! Простите, меня грешную рабу Божию Надежду. В прошлом году я оторвала от дерева этот кусок коры. Покаялась в этом святотатстве и теперь по благословению духовного отца возвращаю его обратно. Не делайте так, православные!». Семен несколько раз перечитал записку. Дерево это имеет собственное имя, как и все остальные на Канавке. Называется оно «Пресвятая Троица». Вот так... верующие люди в качестве сувенира сдирают вживую кожу с Троицы... Неверующим-то такие артефакты как бы и не нужны... Дела, однако...

По Канавке приближалась к плотине группа паломников в сопровождении монахини-экскурсовода. Значит, это организованная группа. Чуть поодаль растерянно брели еще две молодые девушки. Ну, эти явно не из общей группы. Обычные «туристки-глазелки», так про себя называет таких Семен,… идут озираются. Такие в монастырях бродят толпы…, щелкают фотоаппаратами, оглядываются на всех проходящих мимо монахов… Ну, не ему судить, кому и как ходить по тропке, но обычные богомольцы идут сосредоточенно, выверяют хотьбу по внутреннему ритму молитвы «Богородице Дево, радуйся…» Сто-пятьдесят раз ее нужно прочесть по завету преподобного Серафима при прохождении Канавки.

Семен вернулся к Олегу продолжать труд «во Славу Божию». Тот уже начал без него пробивать второй шурф. Там источник не открылся тоже. Что же, значит, плохо они молились с Олегом во время работы. Нужно было меньше языками молоть попусту.

— Не попусту — возразил ему Олег. — Я ведь в этом разговоре про метро узнал от тебя. Думаю, что батюшка Серафим нас специально свел сегодня вместе на Канавке. Пойду, поставлю ему свечку после работы. Я вчера молился ему, чтобы помог мне устроиться.

— Да, наверное, ты тогда правильно молился. Настоящая молитва приходит, когда человек всем своим существом осознает полную собственную беспомощность. Мне всегда бывает и завидно и страшно, когда я узнаю, что кто-то получил дар такой молитвы. И дар этот великий, но и цена очень высока за него.

После работы новые знакомцы сразу отправились, как и задумывали, в храм. Вот как здорово. Попали к самому началу молебна преподобному, да еще и с елеосвящением. Семен уже третий день носил с собой пузыречек для масла «от мощей», но все не выдавалось случая его взять. То масло уже кончилось, то слишком много народа… Сейчас-то он и возьмет масла. Сказали, что масло будут раздавать на улице с северной стороны собора. Стараясь не отвлекаться на толчею и суету, Семен занял очередь, прислонился правым плечом к стене, и начал «по кругу» вычитывать про себя краткие молитовки. Монахини что-то с раздачей масла замешкались. Народу прибавилось. Очередь сначала утолщилась до двух ниток, потом — до четырех, а вскоре и вовсе превратилась в беспорядочную толпу. Подошло несколько групп «организованных» паломников, которые беспокоились, что не успеют взять масло до отъезда их автобусов.

Наконец, раздача началась. Одна монахиня разливала ковшиком масло из бака в заварочные чайники, а две других — уже из чайничков распределяли ее по пузыречкам. Каждому по немного… Если пузырек оказывался большим, то наливали чуть-чуть…Толпа всколыхнулась в возбуждении. В едином стремлении скорее получить свою порцию масла люди надавили друг на друга. Столик у монахинь сместился под напором, те отпрянули, держа в руках сосуды с маслом.

— Да что же это такое! Люди! Вы же не за колбасой стоите — выкрикнула какая—то женщина.

Толпа замерла, но никто из зажатых людей не собирался сдавать занятых позиций. Как только новая струйка масла упала в очередную баночку — неуправляемая масса людей как безумное животное ринулась на штурм столика, опрокинув его окончательно.

— Мужчины! Да наведите же порядок! — раздались возгласы.

«Эх, не хватало только мне в монастыре с единоверцами бороться» — сокрушенно думал Семен, начав пробиваться к столику. Там уже стоял Олег и еще двое-трое возбужденных мужчин. Пробился. Сцепился с ними локтями. Но разве же это в человеческих силах — впятером удержать пять сотен безудержно рвущихся людей? Семен развернулся и попытался перекричать общий гул

— Православные! Кто в Бога верует! Прекратите бесчиние! Встаньте по порядку в одну очередь.

Те, кто был ближе, похоже, устыдились такому обращению и ослабили натиск, но задние, почувствовав слабину, навалились с новой силой, и стало еще хуже. Тонкую цепочку мужчин разорвало. Семена закрутило в самую середину неуправляемой толпы. «Да что же это такое?» — с отчаянием думал Семен — «Люди ли это? Людей нет уже вокруг — просто толпа. Беснование какое-то массовое! Беснование… «Крестом и молитвой» — и ничем иным!!!». Неожиданно для самого себя, невероятным усилием он освободил правую руку и, не опасаясь кого-то толкнуть или задеть локтем, широко перекрестился и запел: «Богородице Дево, радуйся! Благодатная Марие, Господь с тобою!». Вокруг Семена сразу же образовалось свободное место, как в сугробе мгновенно образуется проталина, если плеснуть в него кипяток. Беснование вокруг него мгновенно утихло… «…Благословенна ты в женах и благословен Плод чрева твоего!!!» — продолжал Семен. И каждая нота, каждый звук открывали ему новый смысл, значение и силу. Для Семена перестала существовать эта толпа и ее гвалт. Он пел: «… Яко Спаса родила, еси, душ наших». Он пел. Стоял! И пел!!! Он уже не воспринимал, что вокруг все изменилось. Только ощущал, что невероятная сила проходит сквозь него. Благодатная энергия переливается через край, растворяет и уничтожает окружающее безумие и агрессию. Петь! Сейчас самое главное — петь! Краем сознания он улавливал, что несколько голосов начали его поддерживать, но он понимал, что главный голос в этом хоре — это он. И дело не в вокальных данных, а в чем-то ином… Семен почувствовал, что одежда на нем промокла как от проливного дождя, горло пересохло…, остановился, чтобы перевести дыхание. Тут же со всех сторон раздались возгласы: «Пой, пой, брат, не останавливайся!». Чувствовалось, что в обращении «брат» не было ничего формального, мол, так положено в монастырях. Люди чувствовали, что пение Семена по настоящему их сроднило, вернув им человеческий образ… Толпа прекратила свое буйство. Вокруг опять были люди, которые спокойно и быстро разобрались по порядку и чинно подходили к столику. Что же оставалось делать Семену? Пришлось стоять и петь осипшим голосом, пока все не разошлись, тогда уже и он достал и протянул свой пузыречек. Баночка была намного больше обычной порции масла. Он стоял и смотрел, как струйка заполняет склянку… Вот уже треть — это больше, чем обычная порция, половина… три четверти… Монахиня залила пузырек под самое горлышко и протянула ему:

— Спаси Господи тебя, брат!

— Во Славу Божию! — хрипло и не с первого раза ответил Семен, сглотнув пересохшим горлом.

Поклонился монахиням и пошел, пошатываясь, под внимательными взглядами монахинь. Что-то устал он сегодня от монастырской работы…