По благословению Юлии Николаевны

20 февраля 2015 года в Берлине скончалась Ю.Н. Вознесенская, номинант Патриаршей литературной премии им. свв. Кирилла и Мефодия, автор 14 книг, в том числе самой знаменитой и самой ругаемой книги «Мои посмертные приключения», приведшей в Церковь многих людей. О Юлии Николаевне вспоминает Светлана Коппел-Ковтун, руководитель Международного клуба православных литераторов «Омилия», членом которого многие годы являлась Ю.Н. Вознесенская.

Гляжу на её фотографию и улыбаюсь, в ответ ей улыбаюсь. Так мы и дружили — улыбаясь друг другу, даже болью, даже проблемами, даже немощами. Она начала первой, т.е. стала инициатором нашего сближения, хотя на тот момент она была знаменитостью, а я — просто неравнодушной девочкой, которой  до всего есть дело. Это нас и сблизило, наверное. Лично не встречались, к сожалению, не успели, хотя надежда на встречу была.

Человек трудной судьбы, а потому знающий цену всему, что делает нас людьми, Юлия Николаевна старалась согревать каждого, кто оказывался на её пути. Она была тёплым, чутким, искренним человеком. Может быть порой слишком доверчивым и наивным, чем пользовались нечистоплотные личности.

Мы познакомились лет девять назад благодаря интернету. Позже, когда мы с мужем Андреем Ковтуном задумали создать международный литературный клуб для русскоязычных авторов, Юлия Николаевна поддержала нас своим авторитетом. Скромно, не выпячивая себя, как норовят многие. Она была одним из краеугольных камней нашего клуба, опорным столпом. Я всегда чувствовала за спиной её доброжелательное дыхание и старалась посильно поддерживать её, хотя бы в благодарность за её поддержку.

Юлия Николаевна была очень благодарным человеком — это тоже нас роднило. Помню, мы помогли найти хозяев для кота её упокоившегося брата, и как же она благодарила! Так умеют благодарить только исстрадавшиеся люди, которые считают себя всегдашними должниками перед другими людьми, в отличие от тех, кто общается с претензией. Стоило немалых усилий убедить её, что мы это сделали бы в любом случае — из любви к животным, и что она вовсе не должница. И всё равно Юлия Николаевна настояла на своём — мол, она так живёт и точка!

Думаю, она была счастливым человеком, раскрывшимся, как цветок навстречу горячо любимому Богу. Вот, к примеру, фрагмент нашего с ней интервью 2010 года, когда мы беседовали накануне её 70-летнего юбилея.

— Если взглянуть на творческий путь, что видится главным?

— Наверное, то, что из всех творческих возможностей и путей был все-таки выбран тот, который отвечает моим самым заветным чаяниям — делать свою работу для Господа и для людей. Судить не мне, но я стараюсь! И, во всяком случае, я бы не хотела делать ничего другого.

— Чем стало для Вас литературное творчество? Если лишить Вас этого беспокойного дара, что останется?

— Основным содержанием жизни. Что останется, если «беспокойный дар» перестанет меня беспокоить? Что ж, такое вполне возможно, старость содержит в себе и такие возможности. На всякий случай я уже придумала себе «переходное занятие» — вспомню прежнее ремесло и попробую писать короткие стишки для детей, слова для детских песенок. А потом… А потом останется уже только молитва, я очень надеюсь, что останется, — помоги Господи!

— Для кого, на Ваш взгляд, пишет православный писатель? Сегодня многие отрицают само понятие «православный писатель», мол, существуют только писатели и «неписатели», а все остальное — излишества. И в то же самое время существует даже православная почта. На Ваш взгляд, что значит быть православным писателем?

— Пустое занятие спорить об этом, если существуют такие вещи, как православные издательства и православные книжные магазины. Если кому-то обидно считаться только православным писателем, то уж я-то точно не из их числа! Для меня это не только великая честь, но и исполнение самых давних и робких чаяний: каким счастьем для меня было узнать, что моя первая православная книжка уже продаётся в церковных лавочках!

Что значит быть православным писателем? Это значит быть тем писателем, который рассказывает о том, почему нигде, никак и никогда нет и не может быть жизни без Христа, а жизнь без Него — это всего лишь растянутая во времени погибель. Причём, рассказывает на том языке и в тех образах, которые доступны здесь и сейчас его современнику.

— Какую роль в Вашем становлении как писателя сыграли случайные встречи и знакомства, проще сказать — другие люди?

— Случайных встреч не бывает. Каждая встреча, даже самая трагическая или опасная, всегда несет в себе положительный момент — жизненный опыт. Но самые дорогие встречи — это те, которые несут любовь и взаимное понимание. Слава Богу, моя жизнь была полна ими, особенно вторая, более счастливая половина.

— Кого Вы хотели бы назвать в числе важных для Вас людей, без которых Вы не видите себя как литератора, как человека?

— Мой первый учитель — поэт и переводчик Татьяна Григорьевна Гнедич. Её понимание поэзии и её незаурядная трагическая личная судьба сыграли для меня роль некоего нравственного литературного маяка. Я поняла, что можно быть нищим и не печатающимся поэтом (её первая книга стихов вышла после её смерти крохотным тиражом), но быть окружённой любовью и какой-то особенной, сокровенной славой. Я об одном жалею: мы никогда с ней не говорили о Боге, не пришлось…

Другой человек, давший мне очень много в смысле уже сугубо духовном, это моя духовная мать, покойная игуменья Леснинской обители матушка Афанасия (в миру Елена Гуттенбергер, дочь расстрелянного царского офицера). Она же благословила меня «служить талантом Богу и людям» — можно сказать, «за послушание». С этим благословением и живу, другого не ищу.

— Различаете ли Вы в себе процесс становления личности и литератора?

— Честно говоря, не различаю, никогда не была «кабинетным писателем», у меня как-то все всегда было слито воедино.

— Что было для Вас самым сложным?

— Преодоление двух специальных писательских бесенят — лени и тщеславия. Ужасно нравится, когда кто-то похвалит, одобрит, по седой головке погладит. Хотя настоящая радость, конечно, не в этом.

— Грустите ли Вы о чем-то? Сожалеете, быть может, о чем-то вовремя не сделанном?

— Угу. Не успела вовремя научиться как следует молиться, каяться, жить-не грешить. Я из так называемых «пожизненных неофитов». Но слава Богу, что хоть так! Могло бы ведь и никак… О чем подумать просто жутко.

— Что Вас более всего радует?

— Радость, которую люди испытывают при встрече друг с другом.

— В чем секрет счастья человеческого и писательского?

— Быть нужным людям словом и делом. Хотя бы чуть-чуть. Но лучше побольше!

Я часто вспоминаю писательское наставление Юлии Николаевны: никогда не писать в дурном расположении духа и во время болезни, потому что состояние автора неизбежно перейдёт в текст и выльется на читателя. Это вовсе не значит, что болезнь — причина отказаться от творческой работы, особенно если болезнь стала крестом, каждодневным бременем, от которого невозможно избавиться. Просто важно не выбрасывать в произведение, т. е. на читателя, свою сумеречность, мрачность, немощь, в тексты нужно вливать только свет, живительную влагу любви и жизни, жажду познания, и тогда читатель будет обогащаться в процессе чтения.

Об этом правиле говорили многие писатели, но мне о нём довелось услышать впервые именно от Юлии Николаевны, и сегодня, когда нездоровье набрасывается уже и на меня, когда-то полную жизненных сил, пример Юлии Николаевны нужен как никогда.

Она боролась с недугом мужественно, стоически перенося все скорби. Последней её заботой был любимый сын Андрей Окулов, тоже литератор и член нашего клуба, которого она заботливой материнской рукой ввела в нашу омилийскую семью, таким образом подарив нас друг другу и завещав заботу друг о друге.

Да, каждому человеку важно найти в жизни свой островок надежды, пристанище души. Для многих таким островком стала «Омилия», и это случилось, верю, по благословению Юлии Николаевны.

Царствие Небесное р.Б. Юлии! Мы будем помнить её доброе сердце.

Газета «Благовест»