Вы здесь

Евхаристия и освобождение

[1]  [2]  [3] 

Структуры насилия внутри страны: власть, которая обесчеловечивает граждан

В греческой патристике мы не находим никакого оправдания войне, поскольку война — это смерть. Вероятно, можно допустить понятие оборонительной войны. Но эту тему я развивать не буду. Понятно, что все хотят жить в свободе и защищать своих сограждан.

На самом деле, кроме внешнего врага есть тиранические, разрушительные сообщества. Внутри государства могут существовать структуры насилия. Необходимо протестовать против власти, которая обесчеловечивает граждан. Но я не нахожу ничего в нашем вероучении, что оправдало бы кровопролитие.

Вполне понятно мирное возмущение против внутригосударственных притеснений. Здесь, где все шатко и ненадежно, нужно искать наиболее человечные способы освобождения. Нужно попробовать преобразить нацию в общину причастников. Мирная победа над угнетателями может стать основой свидетельства, которое привнесет огонь Духа в царство смерти.

Церковь — град Божий и в тоже время земной

В ожидании небесного Иерусалима, где наше единение станет совершенным в полноте ясности, в мирное время мы живем здесь в граде Божием и в тоже время земном — в Церкви; при этом и здесь и там мы — реальные личности, объединенные, но не слившиеся в образ единого тела, формирующегося начиная с Главы — Христа. Греческий полис формировался из свободных людей, объединенных властью, опиравшейся на правосудие, которое, в свою очередь, основывалось на власти, подчинявшейся λόγος (логосу, упорядоченной мысли). Ибо все, что не λογικός (то есть не соответствует этой мысли), есть хаос и, следовательно, не может скреплять единство.

Апостол Павел не различает обращенных греков и варваров, поскольку, будучи верны своим собственным социальным институтам, они подчинялись исключительно власти полиса. Они жили в греко-римском городе, следуя его законам, одинаковым для всех. Они отличались лишь чистотой своей жизни, как будет сказано позже в «Послании к Диогнету».

На самом же деле они образовывали невидимое собрание — евхаристическое. Были едины в глубинном смысле. Они отличались также от платоновского Города тем, что, хотя заботились о силе и значимости, как делают это свободные люди, стремящиеся к власти, они, однако, действовали как люди слабые, рабы (мужчины или женщины), но внутренне укрепленные явлением Человека, даровавшего им спасение Своей немощью и победу Своей пролитой кровью.

Предвкушение Царства в воскресном собрании

Они черпали свою мощь — а не власть — в собраниях в первый день недели, преобразуясь в Его тело и в Его кровь, через которые они становились одним целым, освобождаясь от своих грехов и страстей. Бог, а не понятие силы с точки зрения Города, делал их новым градом внутри полиса. Они старались организоваться не по образцу Афин, Спарты или земного Иерусалима, но по образцу будущего града, в котором уже властвует Тот, Кто умер на Кресте и Кто носил следы язв на Своем воскресшем теле, чтобы слава была явлена и сообщалась через страдания нашей жизни.

Слабые, бедные, обездоленные, неграмотные окружают эту чашу с кровью Бога, Который делает их всех сильными и свидетельствующими пред лицом богатства и власти мира сего, спешащими навстречу грядущему Господу. Если «Маранафа» (1 Кор. 16: 22) читать не как слова о событии, которое случилось на Голгофе, а как призыв Того, Кто должен прийти, мы утверждаем, что мы составим Небесный Иерусалим и грядущее Царство, но познав уже предвкушение этого Царства в воскресном собрании.

Подготавливать Царство следует уже сейчас, но второе пришествие пребывает абсолютной тайной

Есть ли связь между социополитическим и культурным освобождением и пришествием Царства? Отец Сергий Булгаков считал, что эсхатологическое свершение подготовляется историей. «Эсхатология, — писал он, — предполагает нарушение непрерывности; в этом состоит идея конца мира». Он думал также, что мир должен созреть для своего конца. Дело Христово продолжает совершаться в мире… Невозможно, считал он, сосредотачиваться «по отдельности на различных моментах трагедии Христа, на всеобщих дестабилизации и развращенности»[6]. Личное спасение вписывается в общее дело человечества — установление Царства Христова в мире. Второе пришествие становится теандрическим (богочеловеческим) деянием.

Безусловно, нужно готовить Царство уже сейчас общиной причастников в таинстве, которое мы переживаем вне времени, хотя ничто в Писании не указывает на то, что окончательная свобода, которую дарует Господь человеку по Своем пришествии, — результат совместного труда человека и Пресвятой Троицы.

Второе пришествие пребывает абсолютной тайной, хотя и нужно действовать таким образом, чтобы употреблять все свои силы, стараясь видеть замысел Божий и расшифровывать знамения времени. Один Господь, являясь в Своей силе и в Своей любви, готовит человека к принятию благодати.

Итак, это не означает, что можно ожидать Господа без употребления усилий, предавшись полной расслабленности. Проявляя творческую энергию, можно видеть Бога, если эта энергия происходит из чистоты сердца. Богом даруется мистический брак в подготовке сердца человечества, которое страдает и которое трудится.

Разрыв между Церковью-организацией и культурой

Все-таки при всей неизмеримой важности литургии и при всем непреодолимом влечении, которое чувствует к ней человеческое сердце, истинно усваивающее ее, катастрофой нашей исторической действительности практически во всех наших странах, невзирая на разнообразие политических ситуаций, является то, что мы обособляемся от мира культуры. Я знавал священников, получивших образование в духовных академиях старой России, которые не прочли за свою жизнь ни одной страницы из Достоевского, как если бы культура принадлежала исключительно миру или находилась бы только в его ведении. Так некоторые образованные люди в наших странах никогда и не думали, что наше богослужение может быть увлекательнейшим источником интеллектуального развития. Происходит как бы разрыв между Церковью как организацией и человеческим разумом, укорененным во всей живой литературе эпохи.

Вместе с тем, я убежден, что антиклерикалы или крайне обмирщенные люди старательно добиваются этого радикального отделения культуры от слова Божия. А оно есть Дух, Который действует там, где хочет. Вот почему значительное число священнослужителей действуют против укрепления веры тем, что они не видят ее следов в историческом пути наших народов или не пытаются открыть Православие всему тому вдохновению, которое содержится в мире культуры.

Поскольку мир расценивает некоторые формы церковной жизни как устаревшие, вплоть до того, что отстраняет от нашего наследия современную восприимчивость, происходит разрушение общности между нами и миром. Сейчас было бы не к месту предлагать те или иные реформы. Вопрос, как отделить то, что должно исчезнуть, от того, что необходимо сохранить, представляется мне очень сложным…

Закоснела ли наша Церковь?

Хорошо известно, что Запад и в особенности те на Западе, кто не знаком с духовной глубиной нашей Церкви, обвиняют нас в том, что она закоснела. Вероятно, суть этих рассуждений — заявить о том, что мы не придаем важного значения истории и культуре. Я знаю, что наша преданность традиции мешает им видеть нашу духовную действительность.

Следует все же поверить в некоторую искренность тех, кто плохо нас знает. Это правда, что мы не очень чувствительны к тому, что происходит в секулярном мире. То, что названо закоснелостью, связано не только с тем обстоятельством, что мы являемся духовным востоком Церкви Христовой, но и с тем, что мы были жертвами пленения на Востоке историческом, миновав эпохи Возрождения и Просвещения, то есть не пройдя через некоторую позитивную рациональность.

Очевидным доказательством действия Духа является то, что, невзирая на веками сохранявшееся бескультурье большой части духовенства, мы остались живой Церковью, разве что частично парализованной в том, что касается свидетельства перед миром. Мы сохранили «свободу детей Божиих» (Рим. 8: 21).

Сегодня можно говорить о несравнимой динамике, которая оживляет всю Церковь

Однако когда я оцениваю недостаточность уровня нашей культуры на Ближнем Востоке, я убежден что мы были напрямую руководимы Пресвятой Троицей вплоть до того дня, когда тот же Дух вдохновил молодежь Антиохийской Церкви и привнес туда несравнимую динамику. Любовь Христова, любовь к Церкви и к отечеству, внутренний огонь, возрождение глубокой православной мысли вернули нам свободу — свободу, основанную на верности, противостоящую всякому религиозному фанатизму и движимую исключительной преданностью Православию.

Даже если мы не осуществили все наши мечты, мы остаемся в творческом уповании, и все вокруг не только поняли, что мы не были закосневшими, но и воспламенились любовью. Все, что было живого к этому моменту в различных Церквах нашего региона, было затронуто жизненным порывом, который продолжает нас воспламенять. Свобода перед лицом вырождения стала видимой, действенной. Я констатирую тот факт, что во всех Православных Церквах огненные языки почили на живых свидетелях, которые сформировали группы, привносящие жизнь во всю Церковь целиком.

Евангелие, Евхаристия и свобода имеют одно средоточие — Господа славы

Благодать, дарованная Движению православной молодежи в Антиохийской Церкви, открыла ей Евангелие как жизнь, как источник и как свет. И сейчас мы остаемся жаждущими этой живительной силы, освещающей путь и сияющей день ото дня все больше. Это свобода во всей ее полноте и путь к Самому Господу. Она привела нас к Евхаристии как к встрече с Господом в собрании, направляющемся ко второму пришествию в поисках Лица Отца. И эти представления возникли не из личного усердия, а из Причащения в любви.

Принятие евангельской любви ведет нас к бедным, больным и обездоленным. Сначала мы просто думали о Евангелии и о Евхаристии. И несколько лет спустя мы наконец открыли для себя страдальцев, которые тоже составляют тело Христово. Исходя из духовного опыта, мы осознали их единство все в том же Христе и почувствовали себя свободными, но и связанными с бедными и угнетенными странами на Востоке, вечно порабощенном чужеземцами и своими собственными эпидемическими духовными болезнями.

Кем мы были? Что мы могли? Мы кинулись в веру в Христа, Которого воспринимали как существование во всей полноте, как Освободителя, у Которого было все, чтобы вдохнуть в нас жизнь. Евхаристия и свобода имеют одно средоточие — Господа славы.

[1]  [2]  [3] 

[6] См.: Булгаков Сергий, протоиерей. Агнец Божий.

Перевела с французского Марина Костина
pravoslavie.ru