В чём согрешили Адам и Ева
Лекция в Гродненском государственном университете имени Янки Купалы
[1] [2] [3]
Второй вариант, интерпретацию, я читал в иудейской раввинистической литературе. Раввинистическое толкование полагает, что Адам спал в это время, потому что, как только появилась жена, Адам и Ева тут же приступили к исполнению первой заповеди, то есть, плодитесь и размножайтесь. А поскольку в такого рода общении мужчина выступает донором, женщина реципиентом, то поэтому мужчина, исполнив свой супружеский долг, отваливается и засыпает. А женщина, напротив, ощутила в себе прилив новой силы, ощутила себя необычной: зачатие новой жизни, и поэтому пошла в самое священное место Эдемского сада, чтобы там попробовать понять себя, что же с ней происходит.
Но как бы то ни было, оба эти толкования не святоотеческие, поэтому церковными их считать нельзя.
Ну, а в Библии просто Ева одна.
И вот тут появляется змий, который говорит ей: «Правда ли, сказал вам Бог, что от всякого древа, которое в раю, вкушать вам нельзя?» Ева отвечает: «Нет, это неправда. Нам от всякого древа, которое в раю, вкушать можно, а к древу познания добра и зла прикасаться нельзя».
Кстати, вот это и есть первый грех в истории человечества. Именно этот ответ Евы. Грех двойной. Первый её грех в том, что она вообще ответила. В таких случаях кричать надо, а не отвечать. Человек — сложное существо, и в нас есть сила любви, и есть сила ненависти. Эрос и тонадос, если говорить языком Фрейда.
Когда человек чувствует в себе голос (Воланда?), он должен прогневаться, отогнать. Ненависть — это Божий дар человеку. Ненависть в нашей душе исполняет функцию, подобную антителам в нашей крови. Распознал инфекцию, набросился и пожрал её, выбросил её вон. Надо уметь гневаться на злые мысли, богохульные мысли: это не я, не хочу, не соизволяю.
Святой Феофан Затворник в девятнадцатом веке так отвечает христианской девушке на вопрос, та спрашивает: «Батюшка, как мне бороться с блудными мыслями, нехорошими и т. д.?» Святитель Феофан отвечает: «Ну, представь себе, ты идёшь по городу тёмным вечером, на тебя напал громила какой-то, бандюга, и схватил тебя. Что тебе делать? У тебя сил нет ему сопротивляться. Но ты все твои силы собери в кулачок и дай ему, что есть духу». — Вот тут, конечно, удивляешься духу девятнадцатого века: он советует девушке дать ему в грудь, этому громиле, наши современники посоветовали бы в другое место нанести удар. Но джентльменский девятнадцатый век таких вещей не позволял. И дальше Феофан Затворник говорит, что когда ты дашь этому громиле в грудь, он чуть-чуть ослабит свою хватку, а ты кричи: караул, грабят.
Вот точно так же, когда напали на тебя хульные помыслы, плохие нечистые, ты их хоть на секунду отстрани от себя и тут же кричи: «Господи, караул, грабят, пошли мне ангела-хранителя, защити меня от этого помысла».
Так вот, Ева не прогневалась. Ведь змей явно соврал, соврал. Что Бог, дескать, запретил вам всё есть, и так далее. Вместо того, чтобы отогнать эту клеветническую мысль, Ева начинает открывать научный симпозиум: так сказал Бог, не так сказал Бог. То есть, это уже была некоторая слабость волевого начала.
Второй грех Евы был в том, что она переврала Божью заповедь. Ну, Божья заповедь-то была: не вкушай плода от древа познания. Что Ева говорит? — «Не прикасайся к древу познания». Это первые слова женщины на земле согласно Библии, и тем более знаменательно, какие они оказались.
Есть удивительный феномен женской религиозности. Женская религиозность очень часто оказывается более жестока, нежели религиозность мужская. Женщины очень любят выдумывать сами для себя и для окружающих новые заповеди, правила: нельзя свечку через левое плечо передавать, тут перед иконой нельзя проходить, там на коврик нельзя наступать и пошло-поехало. Ни в одном Законе Божием этого не прочитаете, это только бабушкина академия. Ну, опять же вспомните, девушки, из храма, не из Эдемского сада, но из храма вас выгоняли, наверняка, из православного? Кто этим занимается? Монахи за вами бегают, что ли? Нет, свои же товарищи по полу.
Так вот, и первый религиозный поступок женщины на земле — самовольное ужесточение Божьей заповеди. А это очень опасно. Потому что, ужесточив Божью заповедь, жена делает себя беззащитной перед пропагандой сатаны.
Представьте эту сценку по-детски, это полезно некоторые страницы Библии уметь и по-детски себе представить.
Вот дерево, предположим, что это яблоня. Древо познания никакого отношения к яблоне не имеет. Это средневековая латинская игра слов: малем и малум. Малем — яблоко, малум — зло. Но в Библии, в еврейском языке ничего такого нет. Ну, хорошо, предположим, что это яблоня. Вот змей её обвил, головку свешивает, и леди ему говорит: «Сказано, что если прикоснёмся, то в тот же день умрём». А змей говорит: «Дура, посмотри на меня, я не то, что прикоснулся, живу я тут — и ничего».
То есть, именно ужесточение заповеди делает эту заповедь легко атакуемой и опровергаемой. Такое часто происходит в нашей церковной педагогике, когда мы на детишек страх Божий наводим, все эти страшные рассказы, да? Один мальчик без спросу у бабушки ел вишнёвое варенье и после этого выпал с девятого этажа, что-нибудь такое, да? Сколько таких страшных рассказов приходилось нам в детстве слушать. А затем ребёнок убеждается, что можно съесть вишнёвое варенье, и ангелы тебя не испепеляют в Содом и Гоморру, понимаете? И с девятого этажа не падаешь, и в погребе ногу не ломаешь. Ага, бабушка, наврала. И всё-то ваша Библия врёт.
Вот подобное и с Евой произошло.
Змей отвечает: «Нет, неправду сказал Бог, потому что знает Он, что если вы вкусите от древа познания добра и зла, то станете, как боги, знающие добро и зло».
То есть, уже прямая атака, и Ева уже не может сопротивляться. Хотя здесь есть подсказка: станете, как боги, знающие добро и зло. Вот это вот «как», частица, она же такая двусмысленная. Если мы говорим, что Иван совсем как Павел, ну, значит, он точно не Павел. Если обезьяна совсем как человек, значит, за этим стоит понимание того, что обезьяна точно не человек.
Но, кроме того, в этой фразе есть замечательный большевистский акцент: станете знающими добро и зло. То есть, это означает, что сейчас вы этого не знаете, а только в будущем, когда прорвёмся, тогда будете знать правду. А сейчас ничего не знаете. То есть, это аксеологический нигилизм: то, что вы знаете сейчас, ничего не стоит, всё забудем, сотрём, выбросим, а потом с нуля «мы наш, мы новый мир построим».
Ева не сопротивляется. Следующая фраза Библии удивительна.
«И открылись у Евы глаза, и увидела она, что древо приятно на вид, и плоды его приятны на вкус, и оно вожделенно, ибо даёт знание».
Что за глаза открылись у Евы? Это не были глаза котёнка, то есть, вот слепой котёнок был, а потом открылись, нет. У неё открылось совершенно другое зрение. Не третий глаз, нет. Гораздо хуже. Она стала смотреть на мир глазами потребителя, рыночной торговки. Перед ней самая сакральная вещь мироздания, а что она там видит? Ага, упаковочка ничего себе, вкусненькая, кажется, конфетка, ах, да, в-третьих, вожделенно, потому что даёт знание.
Вот представьте себе, что вы подходите к чаше с причастием, я вновь напоминаю, что древо познания — это и есть чаша с причастием, вкушаете причастие и говорите: «О, батюшка, кагорчик у вас сегодня ничего, не молдавский, небось, да? Кстати, облаченьице у вас тоже, батюшка, не софринское, да? из Греции привезли? Ах да, верую, Господи, яко сие есть Тело Твое и Кровь Твоя, да, да, конечно, конечно».
Вот понимаете, такой вот вульгарный эстетизм, это уже следствие болезни. И вот таким глазом Евы смотрят на православие, на наши святыни очень многие люди.
Потому что политики, которые не верят в Христа, но верят в православие, в православизм, верят в то, что Православная Церковь всегда цементировала наш народ и что-нибудь в таком духе.
Таким же глазом смотрят искусствоведы, которых в иконе интересует только колорит.
Вновь повторяю: древо познания — это причастие. В чаше с причастием нет зла, но вспомните, какие молитвы православный христианин читает перед причастием: «Да не в суд или во осуждение будет мне причащение Святых Твоих Даров». То есть, оказывается, причастие может быть в погибель, причастие во осуждение. Апостол Павел вообще полагал, что христиане умирают по той причине, что недостойно, без рассуждения причащаются Тела и Крови Христа, не понимая, где профанное, а где священное. Вот именно это и произошло с Евой.
После этого Ева идёт к мужу и предлагает ему соучастие в своей трапезе. Почему она это делает? Я встречал два толкования этого сюжета.
Первое — мысль Ефрема Сирина. Простите, нет, сначала раввина скажу.
В раввинистической литературе мысль следующая. Ева почувствовала, что она умирает, и тут её сознание обожгла страшная мысль: я умру, а Адам останется жив, и Бог даст ему новую жену, и он будет с нею счастлив. Да не будет этого, кушай, миленький.
Чтобы понять всю правдивость и глубину этой раввинистической мысли, надо просто вспомнить, что, согласно Талмуду, Ева — вторая жена Адама, а не первая. Первая была мифологический персонаж Лилит. В Библии её нет, но в Талмуде она появляется. В Лилит влюбился архангел Михаил, она его уговорила открыть ей тетраграматон, священное имя Бога, Иегова, и когда она это имя узнала, Господь этого не потерпел. Он не мог, чтобы на земле был человек, который знал бы его имя, и у него была бы власть над ним. И поэтому он превратил Лилит в звезду Исциарь — Венеру.
То есть, это иудейское предание было, а отсюда понятно и продолжение, что Ева — вторая жена, боится, что появится и третья ещё. Глубокое знание женской психологии демонстрируют раввины.
Что же касается святоотеческого предания, то здесь у Ефрема Сирина как раз есть совершенно противоположное толкование этого места.
Преподобный Ефрем полагает, что когда жена отошла от древа познания, она ощутила в себе прилив эйфории. Такое бывает, когда человек совершает серьёзный грех, ощущает полет: я смог, я преодолел, я не тварь дрожащая, я право имею. И вот она пошла к мужу похвастаться: «Смотри, я начинала свой трудовой путь твоим рёбрышком, а сейчас я — богиня, а ты — ещё не пойми, что такое». То есть, в Еве, согласно Ефрему Сирину, рождается похоть власти.
Вот та самая формула матриархата изначальная ломается здесь. Вместо союза любви, пусть даже и матриархального, рождается гордыня и превознесённость, чувство превознесённости одного человека над другим, и поэтому в конце рассказа о грехопадении мы видим уже противоположную патриархальную формулу, то есть, опять первые стали последними.
И в конце рассказа о грехопадении мы читаем к жене слова Господа обращённые: «Отныне к мужу будет влечение твое, и он будет владычествовать над тобой».
Вот, а пока Ева радостная идёт к Адаму, предлагает ему соучастие в трапезе, он соглашается. После этого опять: «И открылись у них глаза (второй раз). Открылись у них глаза, и они увидели, что они наги и устыдились».
Что за глаза у них открылись? Что за нагота?
Они просто утратили ум Христов, в Новом Завете так называется дар прозорливости, дар благодатного видения субстенция этернитатис, под знаком вечности.
Они увидели наготу друг друга. У них до этой поры, до греха, была одежда из света в том смысле, что человек и Бог не были разделены, и поэтому одежда благодати их окутывала. Теперь они отреклись от Бога, отказались, и остались просто людьми.
Нормальный человек — это человек плюс Бог. Но теперь этот плюс убирается, человек остаётся просто человеком. Только человеком.
И вот они видят друг друга в этой своей слишком человеческой наготе и устыдились.
Очень важное свидетельство в Библии. Заметьте, Бог ещё никого не наказал, никого не проклял, никому слова плохого не сказал, а людям уже плохо: они устыдились друг друга.
По замечательному слову Иоанна Лествичника, святого шестого столетия, любовь не знает стыда. Действительно, близкие люди не стыдятся своей наготы. И, напротив, там, где появляется потребность в одеждах, в препоясаниях, это уже некая отчуждённость людей друг от друга проявляет себя.
Уже с этой страницы Библии начинается путь в тот тупик, где Сартр скажет: ад — это другой. Другой, который всегда рядом со мной и смотрит на меня. После этого они делают себе препоясания из этих листьев каких-то.
Затем уже следующий этап: Адам слышит голос Бога, ходящего в раю. Тоже очень важная деталь. Бог теперь уже перестаёт звучать внутри сердца Адама, Бог становится чем-то чужим и далёким, звучащим там, в садах.
Плюс ещё там есть в Библии замечательное выражение: «В прохладе полдня, оказывается, Бог ходит». Для нас с вами это ничего особенного не значит, но только вспомните, что библейский автор живёт на юге. Что там за прохлада в полдень такая образовалась? На Ближнем Востоке? В Израиле или Месопотамии? У итальянцев и то есть поговорка, что в сиесту, то есть, в полдень, на улицах можно встретить только собак и англичан. Ну, а Адам теперь в прохладе полдня видит ещё и Бога.
То есть, уже некая странность в его восприятии, но ещё большая странность потом: Адам прячется под кусты, заслышав голос Бога.
Вот это уже, несомненно, улыбка библейского автора.
Видите ли, я всегда вспоминаю слова своего преподавателя Ветхого Завета в Семинарии Московской. Он нам говорил так, что оригинал и перевод похожи на ковёр с лицевой стороны и с изнанки: рисунок тот же — краски другие. А особенно, когда речь идёт о церковно-славянском переводе Библии. Церковно-славянский язык по сути своей высокоторжественен. И поэтому человек, который слышит Библию только по церковно-славянски, не чувствует многообразия стилей библейских рассказов. Там есть всё. Там есть торжественные страницы, есть прозаические, есть фельетонные, есть памфлетные, есть богоборческие и так далее — всё есть в Библии. И вот здесь есть место для улыбки.
Первая улыбка в Библии — это слова: «увидели, что они наги». Дело в том, что в еврейском языке это откровенная игра слов: арум — мудрый и эрум — голый. А, учитывая, что еврейский язык консонансный, пишутся только согласные буквы, а гласные не пишутся, то по написанию это полные омонимы. Соответственно, люди хотели стать аруми — мудрецами, стали эруми — голышами.
Для еврейского читателя здесь повод улыбнуться.
Вторая улыбка вот здесь. Адам прячется от Бога под кустом. Да, Адам, великую мудрость нашептал тебе змей! Только великие посвящённые, в тридцать третьей степени посвящения, могут такое знать: от Бога под кустами прячутся — там тебя точно не найдут. Великая мудрость, конечно.
То есть, понимаете, в Адаме начинается раскол. Ириней Лионский говорил, что смерть есть раскол. И вот раскол начинается сразу.
Раскол между людьми: они чувствуют друг друга чужими. Это очень интересно. Дело в том, что часто кажется, что совместно совершенный грех объединяет. — На самом деле — разделяет. В старой монашеской книге, в Патерике, есть такая история. Монах раз в неделю приходил из своего скита.
А кстати, слово «скит» знаете, что означает? Можете догадаться или нет? Нет, скит — это не скитание. Дам подсказку: это вообще не славянское слово, оно египетское: шехит, не шахид, хотя может быть, здесь есть связь. Шехит — взвешивание сердца это означает. То есть, место, где взвешивается сердце. Это название местности в Египте.
Так вот, из своего скита этот египетский монах раз в месяц приходил в деревню; и там менял свои корзины, которые плёл, на хлеб. Приходит он однажды, а хозяйка дома одна, муж уехал. И тут у него начинается борение, и он начинает приставать к этой хозяйке: ну, давай быстренько, там, пока мужа нет. Женщина оказывается более твёрдой в вере и в заповедях, чем этот монах, и она отнекивается, но силёнок-то у неё мало, а монах-то крепкий, и она пробует уклониться, а он всё пристаёт. И тут в решающую минуту действительно появляется муж. Из окна видно далеко, ну, конечно, весь пыл у монаха проходит, всё нормально. И тут эта женщина говорит монаху: «Ну, вот видишь, как хорошо, что я тебе не поддалась, а ведь иначе мы бы уже совершили грех и сидели бы порознь».
Вот этот вот последний кусочек фразы, он особенно драгоценен. Это очень точно, что совершенный грех, действительно, не соединяет, а скорее разделяет людей, и на примере Адама и Евы это как раз очень хорошо было видно.
Хотя вновь говорю, грех их совсем не был в том, что они вступили в какие-то интимные отношения. Не в этом грех, никак.
Затем второй раскол: в отношениях с Богом, Бог кажется чем-то чужим.
И третий раскол: в отношениях с самим собой. Разум и чувства разошлись настолько, что, повинуясь своим чувствам, Адам становится способен на очень странные поступки — вот от Бога под стул прячется.
Вот Господь обращается: «Адам, где ты?» И затем говорит Адаму: «Почему ты там под кустами?» — «Я прячусь, потому что я наг». Бог спрашивает: «А кто тебе сказал, что ты наг?» Вот тут вот и выясняется, что произошло.
Заметьте, Бог не обвиняет Адама, Он даёт ему шанс рассказать, покаяться. Адам отказывается от этого шанса.
Его ответ следующий: «Жена, которую Ты мне дал, она мне дала, и я ел». Вот первый стукач в истории. При этом поражает сама психология Адама. То есть, такое ощущение, что он не имеет права сказать «нет»: раз сделали предложение, обязательно надо согласиться.
Бог обращается к Еве, та сваливает на змея: «Змей мне дал, я ела». Со змеем Бог не разговаривает.
Обратите внимание. Бог начинает свой разговор с тем, кто совершил грех после всех, и значит, менее всего виноват, а значит, ему легче покаяться и дать другим пример покаяния. Но этого не происходит.
Со змеем Бог не разговаривает, их отношения уже задолго до этой истории выяснены, там покаяния быть не может.
Вот после этого уже и следует приговор.
Обращаясь к мужу, Господь говорит, что «в поте лица твоего будешь возделывать землю». Вот теперь появляется этот труд. Грех был в том, что человек от труда отказался, а теперь придётся работать.
К жене — сугубое наказание: «в муках будешь рожать своих детей», и, тем не менее: «к мужу будет влечение твоё, а он будет господствовать над тобой».
И, наконец, завершается этот рассказ эпизодом, который в богословии называется Протоевангелием, первым Евангелием. Будет сказано Адаму, жене, о змее будет сказано, что семя жены будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту. Это сказано змею о семени жены.
У жены нет семени, поэтому это воспринимается как пророчество о девственном рождении Христа без земного отца. Соответственно, отношения семени жены и змия именно такими и оказываются. Христос сокрушает державу сатаны, но не без потерь со своей стороны, то есть, всё равно и Самому Христу пришлось искупительно пройти для этого через смерть.
Но, тем не менее, библейский рассказ о грехопадении кончается такой нотой пророчества, нотой радости, надежды и обещания. Это означает одно: Бог не отвернулся от человека, Бог умеет терпеть наши неудачи, и поэтому у человека есть надежда на то, что Бог есть Любовь.
Один из смыслов, который мы выводим в целом из этого рассказа, состоит в том, что на человеке лежит ответственность за свою судьбу, за судьбу всего мироздания. «Проклята земля за тебя». Это фраза экологической ответственности человека. «Она будет возращать тебе волчцы и тернии». У человека уже нет права, в отличие от язычника, списать катастрофу на войну богов между собою, на какие-то дочеловеческие катастрофы в истории мироздания. Человек — ключевая точка мировой истории. И поэтому позднее уже в новозаветных посланиях будет сказано, что «вся тварь доныне мучится и стенает, ожидая откровения сынов человеческих, ибо тварь не своею волею покорилась суете, но волею покорившего её».
То есть, перед нами идёт откровенная космодицея. Да, в мире жить трудно, но не мир в этом виноват. И поэтому не мир надо хулить, уничтожать, а надо преобразить самого человека, научиться быть хозяином своего сердца и своих чувств. Вот это и есть главный урок, который выносит Церковь из библейского рассказа о грехопадении человека.
[1] [2] [3]
Опубликовано: 29/01/2013