Вы здесь

Ювенальная юстиция или ювенальная диктатура?

Беседа с актрисой Натальей Захаровой

[1]  [2] 

В статье «Ювенальная диктатура», рассказывающей о том, что такое ювенальная юстиция, мы упомянули о трагедии, разыгравшейся в жизни российской актрисы Натальи Захаровой, пострадавшей от ювенальной системы Франции. Нижеследующее интервью с актрисой позволит узнать многие подробности, которые обычно скрываются борцами за внедрение ювенальной юстиции у нас в стране. Напомним, что в Украине ювенальную юстицию планируют полностью ввести к 2014 году.

Напомним историю Натальи Захаровой. В начале 1990-х годов она вышла замуж за француза, уехала в Париж и родила дочь. Однако жизнь не сложилась, так как супруг жестоко обращался с девочкой и употреблял наркотики. После развода, по решению суда по семейным делам, Маша осталась с мамой, и, если бы дело происходило в России, так продолжалось бы и по сей день. Но во Франции существует еще и ювенальный суд. Когда Маше было три года, ее, по просьбе бывшего мужа Натальи, насильно разлучили с мамой, отдали в приют, а затем в приемную семью. И вот уже десять лет Наталья не может вернуть дочь, несмотря на то, что ее дело получило широкую международную огласку и обсуждалось на самом высоком межгосударственном уровне. С просьбой помочь воссоединению семьи обращался к кардиналу Франции (а во время своего визита во Францию еще и к президенту Николя Саркози) и Святейший Патриарх Алексий II. Но проблема до сих пор не решена, потому что ювенальная юстиция — это государство в государстве. Она являет собой этакий «правовой Ватикан» и действует по собственному усмотрению. Вот что рассказала Наталья Захарова в своем интервью.

Что собой представляет система ювенальной юстиции во Франции?

— В системе ювенальной юстиции работают судьи по делам несовершеннолетних, сотрудничающие с социальными службами. Их основная задача — защита интересов ребенка. В законе написано, что ребенок изымается из семьи только в том случае, если его жизни угрожает физическое, психическое и моральное насилие. Но что конкретно имеется в виду, не уточнено. Вероятно, подразумеваются побои, издевательства и т.п. Но парадокс заключается в том, что родители, действительно жестоко обращающиеся с ребенком, нередко остаются безнаказанными, а страдает тот, кто ребенка любит и заботится о нем. Когда моя дочь Маша возвращалась после свиданий с отцом, Патриком Уари, в кровоподтеках, совершенно потрясенная, в подавленном психическом состоянии, все мои попытки связаться с судьей по делам несовершеннолетних и сотрудниками социальных служб были тщетными. Никто из них не хотел реагировать. И даже когда адвокат принес судье фотографии Маши со следами побоев, а врач написал заявление прокурору, который, в свою очередь, отправил судье по детским делам указание разобраться в деле, даже тогда судья не начала расследование.

Почему?

— Потому что не сочла это необходимым. И мой случай не был единичным. В ассоциации, созданные во Франции для защиты прав семьи, поступают обращения о вопиющих нарушениях закона судьями и безнаказанности преступников. Вспоминаю такой случай. В одну из ассоциаций обратилась за помощью женщина. Ее бывший супруг был начальником тюрьмы. Однажды их пятилетний сын после свидания с папой рассказал, что тот со своим приятелем (который, кстати, работал… психологом в той же тюрьме!) делал ему больно. Когда потрясенная мать обратилась к судье по детским делам и показала медицинское заключение об изнасиловании мальчика, судья приказала: «Немедленно заберите ребенка у матери и поместите его в приют, поскольку мать манипулирует ребенком и восстанавливает его против отца».

И ребенка забрали?

— Да! Он сопротивлялся, плакал, но его насильно оторвали от матери и увезли.

Но ведь это же противозаконно!

— Да. Во французском законе написано, что помещение ребенка в приют предпринимается как радикальная мера, во всяком случае хотя бы после встречи судьи с родителями и ребенком. Но и моя дочь насильно и обманным путем была помещена в приют, о котором мне не было известно ровным счетом ничего. Дочь пробыла там целую неделю, и только потом судья назначила заседание. Но и тогда мне не дали адрес приюта и официально запретили визиты, хотя Маша была больна, у нее была температура под 40. А ведь ей было всего три года, к тому же она не говорила по-французски! Моей дочери была нанесена тяжелейшая психологическая травма, но это не волновало ни судью, ни сотрудников социальных служб. Прежде чем применить подобные жесткие санкции к родителям, нужно предъявить хотя бы какие-то обвинения. Однако никаких обвинений мне тогда не предъявили, а в судебном решении было написано: «В связи с тем, что отец уличен в насилии над ребенком и обвиняет в этом мать, ребенка надо немедленно поместить вне зоны семейного конфликта». Понимаете? Отец «уличен», но при этом «обвиняет»…

Почему же ювенальный суд, который, как нас уверяют, эффективно защищает интересы ребенка, вынес такое странное решение?

— Сначала я думала, что произошла ошибка. Но на самом деле никакой ошибки не было! Мне стало это понятно после создания нашей ассоциации, когда мы просмотрели дела других родителей. Представляете, рапорты на них и судебные постановления повторяли слово в слово то же самое решение, что было вынесено и в отношении меня! Стало ясно, что существует некий шаблон: берется готовый текст, втавляется фамилия, и дальше все идет по уже отработанной схеме. По закону, сотрудники социальных служб должны являться связующим звеном между ребенком, разлученным с родителями, и самими родителями, стараться сделать все, чтобы родственные связи сохранялись, ведь декларируется, что ювенальная юстиция направлена на воссоединение семьи. Но в реальности все наоборот. Мои письма, фотографии, игрушки и прочие подарки дочери сотрудниками этих служб Маше даже не передавались.

Это как-то мотивировалось?

— Меня обвиняли в том, что я хочу сохранить с ней слишком тесную связь и «удушаю ее своей материнской любовью». В деле Маши есть запредельные по своей наглости и цинизму рапорты сотрудников социальных служб, которые не были с нами даже знакомы! Работая в нашей ассоциации и разбирая судебные решения, мы с удивлением обнаружили, что рапорты, составленные на пострадавшие семьи, опять-таки слово в слово повторяли друг друга! Менялись только фамилии и адреса. И мы еще раз убедились, что существует некая единая «рыба». Судьи выносят одни и те же решения, обвиняя родителей в «удушающей любви к своим детям»…

Погодите… Неужели «удушающая любовь» является основанием для того, чтобы забрать ребенка из семьи?

— Да. Для многих французских судей по детским делам «удушающая, захватническая любовь» — самое опасное деяние, которое может нанести страшный физический и моральный вред ребенку. Например, судья Валентини, четвертая по счету в нашем деле, заявила в разговоре с моим адвокатом, что в девяти случаях из десяти она отнимает детей у родителей именно на этом основании.

А в чем, по мнению суда, выражалась Ваша «удушающая любовь»?

— Судья (что опять-таки противозаконно) никогда не встречалась ни со мной, ни с Машей. Она заявила, что не видит в этом смысла, поскольку Маша и так была потрясена общением с разными незнакомыми людьми. В деле есть рапорт специалистов, которым она, судья, доверяет. И этого достаточно! Сначала меня поразил такой подход, а потом я поняла, что на самом деле судья и не хочет знать правду. Ведь если бы она знала правду, у нее не было бы оснований отнимать у меня дочь. А ей это необходимо.

Зачем?

— Потому что эффективность ее работы оценивается количеством отнятых детей. Чем больше детей она «защищает» от родителей таким образом, тем быстрее продвигается по служебной лестнице. Получается, что судьи поставляют социальным службам детей, а те, в свою очередь, пишут нужные рапорты, которые, как указали в своем докладе министру юстиции крупнейшие французские юристы г-да Навес и Катала, всегда негативны и всегда настроены против родителей.

Расскажите, пожалуйста, подробнее про доклад г-д Навеса и Катала.

— В 2000 году французское правительство под давлением профессионалов, забивших тревогу, обратилось к генеральному инспектору по социальным делам Пьеру Навесу и генеральному инспектору юридического отдела Брюно Катала с просьбой представить доклад о положении дел в судах по делам несовершеннолетних и в социальных службах, о разлучении детей с родителями. Доклад получился обширный и совершенно шокирующий. В нем говорилось: «Колоссальное количество детей отнято у родителей и помещено в приюты и приемные семьи. Судьи и сотрудники социальных служб постоянно нарушают закон. Между законом и практикой его применения огромная разница. В одном и том же суде практика одного судьи отличается от практики другого. Нет качественного контроля системы защиты детей и семьи. Никакого уважения к семье, никакой заботы о ней ювенальная юстиция не проявляет. Прокуратура не может вести наблюдение за всеми делами, так как их слишком много. Социальные работники и судьи имеют полную, безграничную власть над судьбой ребенка. Сотрудники социальных служб часто отнимали детей по анонимным телефонным звонкам… что та или иная семья в опасности».

Такая формулировка уже введена и в наше законодательство.

— Что ж, тогда нашим гражданам особенно интересно будет узнать, как это выглядит на практике во Франции. Типичный пример: родители пошли за хлебом в соседний магазин, оставив дочку во дворе. Откуда ни возьмись появляются сотрудники социальных служб и спрашивают девочку, почему она одна. Она отвечает: «Потому что я в моем дворе, я здесь играю. Мама с папой сейчас придут». Подоспевшие родители обвиняются в том, что плохо заботятся о своем ребенке, оставляя его одного. Был и еще более нелепый случай. Его свидетелем стала председатель другой ассоциации. В аптеку пришла мама с маленькой девочкой, у которой был синяк. Мама купила какое-то лекарство и направилась к выходу. А женщина, стоявшая в очереди, вдруг поинтересовалась у аптекарши адресом этой мамы.

Разве в аптеке могут его знать?

— Мама расплачивалась кредитной картой, на которой есть эти данные, и они, естественно, высветились на компьютере аптеки.

А зачем понадобился адрес?

— То же самое спросила и аптекарша. «Как зачем? — воскликнула женщина. — Вы разве не видели синяк у ребенка? Наверное, мать бьет его!» Аптекарша ответила, что она не имеет права давать чужие адреса, и тогда ее собеседница поспешно вышла из аптеки. Каково же было удивление председателя ассоциации, когда через несколько дней на одном совещании она увидела ту самую интересовавшуюся адресом покупательницу, которая оказалась сотрудницей социальной службы! Она выследила-таки мать и написала рапорт о том, что та плохо обращается со своей дочкой. Хотя мало ли где девочка могла получить этот синяк? Скажем, подралась в школе, полезла куда-нибудь и упала… Однако сотрудница социальной службы сразу решила, что мать опасна и ее надо изолировать от ребенка. При всем этом беспризорные дети, которые действительно нуждаются в заботе сотрудников социальных служб, их не интересуют.

А что внушает ювенальная система детям?

— Ребенка убеждают, что не родители главные в семье, а главные — судья, прокурор, государство. Тем самым фактически подрывается авторитет родителей. Объяснить маленькому ребенку, что такое государство, невозможно, но зато он прекрасно понимает, что такое мама, папа, бабушка, дедушка. А тут ему со всех сторон твердят: «Если родители с тобой плохо обращаются, ты можешь нам позвонить, рассказать о своих проблемах с ними, и мы поможем тебе». И он невольно настраивается на то, что родители — его враги, которых «добрые дяди и тети» помогут ему победить. Социально-психологический центр, где работают две Машины надсмотрщицы, Асколи и Лефевр, имеет в интернете свой сайт. Можно зайти и прочитать примерно следующее: «Дорогие дети! Если у вас есть проблемы, если вы недовольны своими родителями, то вы всегда можете прийти к нам по такому-то адресу. Мы вас выслушаем, дадим нужный совет. Вот мальчик такой-то… У него были очень плохие родители…» И дальше приводится масса случаев, где родители представлены просто монстрами! Были ли такие случаи в реальности и откуда их взяли сотрудники центра, неизвестно. Судя по тому, что мы слышим от людей, обращающихся в правозащитные ассоциации, в основном это выдумки и доносы. Но дети-то верят и соответственным образом настраиваются! Не дали, скажем, родители подростку деньги на сигареты. Он пришел к такой «доброй» тетеньке и нажаловался. И это первый шаг в пропасть, потому что тетенька записала адрес, номер телефона, место работы родителей и задала ряд провокационных вопросов. А потом написала рапорт судье по детским делам: «Ко мне обратился сам ребенок! Сам пришел! Надо бить в набат! Надо его спасать!».

Итак, ребенка забрали. Что дальше? Как действует эта система во Франции?

— Ребенок полгода отсиживает в приюте. Больше не положено. После этого его отдают в приемную семью. По-настоящему усыновить ребенка во Франции очень трудно, на это уходит семь—восемь лет. Зато взять его в приемную семью легко, а государство тебе еще будет деньги выплачивать. По закону, приемная семья должна находиться как можно ближе к дому родителей, чтобы они могли чаще навещать своего ребенка. Однако и тут права родителей постоянно нарушаются. За девять лет, что Маша находилась в первой приемной семье, мне не удосужились сообщить, что это за люди, где они живут, в какой школе учится моя дочь. Наоборот, после ее помещения в приемную семью сотрудники социальных служб тут же попросили суд скрыть от меня все эти данные. Мне приходилось с трудом добывать хотя бы одно медицинское свидетельство за год, чтобы узнать, как себя чувствует моя дочь! А ведь Маша в приюте тяжело болела! После того, как Маша «отсидела» (по-другому я сказать не могу) девять лет в одной приемной семье (которая за счет надзора над Машей поправила свое материальное положение и смогла перебраться на юг), она была переведена во вторую приемную семью. И я точно так же узнала об этом только из судебного постановления. Никто не спросил моего согласия, не познакомил и с этой семьей. А вскоре судья Валентини посоветовала моему мужу подать заявление о лишении меня родительских прав.

[1]  [2]