Вы здесь

Вся наша жизнь — вопрос

Иван Ильин

Иван Ильин

С первого мгновенья нашего существования и до последнего вздоха, отлетающего от нас, вся наша жизнь — один нескончаемый вопрос. Мы вопрошаем, взывая, умоляя, рыдая, наблюдая, сравнивая, в стихах и песне, в любви и ненависти, стучась в дверь и глядя на часы, просыпаясь и засыпая. Спрашиваем в минуты сомнений, молитвы и веры. И наш последний вздох, по сути, — наш последний вопрос к природе и Богу.

Так что искусство жить есть в то же время и искусство задать вопрос. И если бы знали мы, как правильно его задать, многое в нашей жизни происходило бы по-другому... Так что учите, люди, своих детей умению правильно ставить вопросы!..

Вопрос — это нечто куда более глубокое и значимое, чем просто «вопросительный знак» — это зачастую поверхностное, безразличное краснобайство: справляются о нашем здоровье, времяпровождении, вкусах, мнениях без всякого интереса к тому; и как смешны бывают простецы, пытающиеся давать на всё это пространные ответы... Ведь в вопросительном тоне не всегда содержится вопрос. Существуют на свете такие скромники, которые выражают свое мнение исключительно в вопросительной тональности: «не правда ли?..» Но есть и деспотические натуры, в вопросах которых чувствуется жесткий подтекст, априори подготавливающий уступку с другой стороны. Есть риторические вопросы, в которых ответ подразумевается сам собой; есть и наводящие вопросы, в которых ответ как бы подыскивается... Всё это — голые «вопросительные знаки», за которыми не чувствуется глубокого, священного естества истинного вопроса.

Истинный вопрос требует ответа. Он рождается из внутренней неполноценности нашей сущности, которой чего-то не хватает и которая как бы протягивает руку за тем, что упущено, чего недостает. В истинном вопросе заложена потребность, голод или жажда, а может быть, страдание или изнеможение. В нем — брешь, которую необходимо заполнить. В нем — слабость, ищущая силы и подкрепления; в нем — неуверенность, незнание, дефицит воображения, достоверности и мощи. Поэтому в каждом зове, в каждой просьбе, в каждом изыскании слышится вопрос; поэтому так часто слышится вопрос в мелодии, которую несут в себе намерения и желания человека; поэтому так деликатно вопрошает любовь и так категорично — ненависть; просыпаясь, мы спрашиваем начинающий свое движение день: «Что ты готовишь мне?», а засыпая, спрашиваем святую мудрость поглощающей нас ночи: «Придет ли утешение хоть во сне?..» Жить — значит спрашивать. Мы спрашиваем от несчастья, мы вопрошаем о счастье; от немощи вопрошаем о здоровье, от мрака — о свете, от сомнений — об очевидности, от страха — о защите. Мы спрашиваем, потому что дальше без ответа жить не можем. Так что истинный вопрос — это борьба, зов и просьба.

Попытаемся провести грань между глупым и умным, верным и неверным, зрелым и незрелым вопросом.

Глупый вопрос, из-за хаоса в душах, задается обычно наобум и остается ни с чем, так как не знает, чего ему недостает, и только ясновидец способен ему помочь, прозрев подоплеку его и вызволив его из хаоса. Умный вопрос, наоборот, исходит из внутренне упорядоченного строя и подобен световому лучу прожектора, который знает наверняка, что ему надобно в темных тучах.

Неверный вопрос проистекает из такой же души и не заслуживает ответа, потому что он сам по себе — ничто. Верный вопрос рождается в муках, он исходит от людей, которые знают, что такое «духовное убожество», вполне ответственно способны поставить вопрос и понимать всю серьезность его. Такие вопросы заслуживают любовного рассмотрения и совета.

Незрелый вопрос всё еще дремлет в душе или едва-едва пробудился; сонно и вяло бродит он в сумерках душевных покоев, избегая опасности попасть в никуда. Зрелый вопрос, напротив, бодр и здоров; он требует, он настаивает, он полыхает; он — словно священное пламя, он дышит мощью и отвагой и не успокоится до тех пор, пока не услышит ответа.

Чем значительнее человек, чем большей творческой силой он обладает, тем умнее, вернее, достовернее, звучит его вопрос; тем весомее его вопросы в целом и тем быстрее находят они отклик. И так везде: среди людей, в природе, в мире божественных сущностей. Гениальный человек как бы держит в своих руках надежные ключи от всех дверей и всех ворот. Если он ставит вопросы своим ближним, они звучат как разъяснение, подсказка, призыв. Если он ставит вопросы природе, его наблюдения и опыты напоминают повеление Али-Бабы: «Сезам, откройся!», как будто природа только этого и ждала и теперь вот с покорной радостью идет в его подчинение. А если он своими пламенными «вопросами» взывает к всевышнему, молитва его, словно огненный столп, простирается над его головой и приносит ему желанный ответ в образе огненных языков, изливающих на него и свет, и свою благодать.

Истинный вопрос, таким образом, проистекает из нищеты духа, явного смирения, сжигающей жажды, а потому уже в самом себе несет благословенность. Потому что вопрос дан человеку как святое право и является выражением его достоинства и свободы. Человек призван к вопросу, и только ему одному дано задавать истинные вопросы. Смутным томлением, неслышным зовом, беспомощным усилием дышит вопрос, обращенный к природе: священным молчанием вопрошают горы; запахами и красками вопрошают цветы; вопрошающе горят светлячки в траве; смиренно луна вопрошает солнце; вопрошающе глядят на нас животные, обнюхивая друг друга. Но преимуществом правильно, истинно поставить вопрос обладает только человек. И этим своим преимуществом он обязан исключительно милости Божией.

А потому вопрошай, человек, — из нищеты духовной, из смирения, жажды познания и дерзновений. Рискни постучаться в священной тиши — и тебе откроется.